Окончание исторического очерка 2005 года о Венецианском кинофестивале. Первая часть поста – здесь
Неореализм, ветер с Востока и «новая волна»
В оживающей после войны Европе наметилось соперничество кинофорумов: у Венеции появился мощный противовес в виде Каннского, а затем и Берлинского фестивалей (и необходимо упомянуть также стремительно набиравший силу Московский кинофестиваль, организованный Сталиным еще в 1935 году в пику его итальянскому коллеге-диктатору).
Теперь приходилось думать о том, как удержать на Лидо центр тяжести кинофестивального процесса. По сложившимся правилам, в конкурсную программу отбирались лишь те картины, которые не засветились на других фестивалях и не прокатывались за пределами страны-производителя. Разгорелась борьба за лучшие фильмы. А бороться было за что.
В ту пору кинематограф бурно развивался, находя новые выразительные средства и поднимаясь до вершин высокого искусства, открывая миру новые яркие имена и произведения. Венецианский фестиваль, всегда славившийся вниманием прежде всего к самому искусству кино, а не к светскому гламуру, может записать себе в актив немало заслуг в определении тенденций развития мирового экрана.
Софи Лорен на Венецианском МКФ 1958 года
В Венеции впервые были представлены широкой публике картины крестных отцов сурового итальянского неореализма – Роберто Росселини, Лукино Висконти и Альдо Вергано, а также еще целого ряда гениальных итальянцев, имена которых есть в любом киноучебнике – от Федерико Феллини и Бернардо Бертолуччи до Пьера Паоло Пазолини и Микеланджело Антониони.
В Венеции выдали «путевку в жизнь» Акире Куросаве, чей «Расёмон» прогремел здесь в 1951 году, открыв очарованному миру японскую кинематографию. Чуть позже этот успех на Лидо закрепили его соотечественники Кэндзи Мидзогути, Кон Итикава и Хироси Инагаки.
В Венеции в 1959-м успешно стартовал поляк Анджей Вайда со своим «Пеплом и алмазом». А тремя годами позже на биеннале получил международное признание могучий талант другого представителя Восточной Европы – Андрея Тарковского, который был отмечен «Золотым львом» за «Иваново детство».
В Венеции, среди прочего, закреплялся культовый статус фильмов французской «новой волны», покорившей зрителей и критиков кинооткровениями Жан-Люка Годара, Франсуа Трюффо, Луи Маля.
Словом, то был золотой век кино. И не самые плохие дни Венецианского фестиваля.
Андрей Тарковский (справа) с главной наградой Мостры-1962 за «Иваново детство»
Между Канном и Берлином
А потом Мостру, как и всю биеннале, залихорадило. Кино на Лидо по-прежнему привозили самой высшей пробы – от и «Дневной красавицы» испано-мексиканского титана Луиса Бунюэля и «Артистов под куполом цирка» немецкого мастера Александра Клюге до «Гибели богов» одного из венецианских любимцев Лукино Висконти и «Диллинджер мертв» еще одного итальянского самородка Марко Феррери. Но в конце бурных 60-х политический климат не отличался стабильностью.
В то время, как молодежные волнения 1968 года сорвали проведение Каннского кинофестиваля, советская пресса с энтузиазмом писала о «глубоких антагонистических противоречиях в буржуазном обществе» (усиленно при этом замалчивая соцлагерные проблемы, симптомом коих была «Пражская весна»).
Впрочем, в Венеции свои противоречия действительно имелись. Кроме всего прочего, аукнулось фашистское прошлое. Словом, по политическим причинам в 1969-м и 1971-м призы не вручались, а в период с 1973 по 1978 годы фестиваль и вовсе не проводился. Были даже попытки создать некий альтернативный кинофорум, закончившиеся ничем. «Золотые львы» впали в спячку на целое десятилетие.
Катрин Денёв на Венецианском кинофестивале 1968 года
Новый толчок биеннале получила уже на рубеже 70–80-х годов. К тому времени схлынула «новая волна», закончились выдающиеся открытия, утихли корифеи. Пришла эстетика дегуманизации, развитие новых технологий спровоцировало взрывное развитие коммерческого кино, окончательно закрепил свои лидерские позиции Голливуд. По экранам всего мира триумфально шествовали «Челюсти», «Звездные войны» и «Хеллоуин». Нужно было приспосабливаться к меняющимся условиям, тем более, что главные соперники – Канн и Берлин – времени даром не теряли.
Организаторы Венецианского кинофестиваля старались нащупать новые пути развития. Расширялись конкурсная и внеконкурсная программы, открывались новые просмотровые секции, делались шаги навстречу мейнстриму. И, разумеется, усиленно высматривались и поднимались на щит произведения авторского кинематографа.
Статуэтки львов за режиссерские и актерские работы, которые с 1980 года были введены заново, обретали все новых владельцев. Стали вручатся дополнительные призы остальным участникам творческих коллективов. Наград венецианского жюри в 80–90-х годах удостаивались как живые классики вроде Джона Кассаветеса, Кшиштофа Занусси, Вима Вендерса, Роберта Олтмена, Тео Ангелопулоса, Мартина Скорсезе, так и только утверждавшиеся в подобной ипостаси Никита Михалков, Эмир Кустурица, Нанни Моретти, Терри Гильям, Джейн Кэмпион.
Ингмар Бергман с «Золотым львом» за выдающуюся кинематографическую карьеру (1971)
Отдельно стоит сказать об отношениях Мостры с азиатским кино. Работы японских, китайских, индийских, иранских, корейских кинематографистов в конце ХХ века постепенно стали не просто занимать особое место в программе венецианского смотра, а захватили доминирующие позиции, ныне прочные в рамках любого фестиваля класса А (не секрет, что без побед представителей Азии сегодня не обходится практически ни один кинофорум).
За последние годы «Золотого льва» увезли из Венеции тайваньцы Хоу Сяосянь и Цай Минлян, вьетнамец Тран Ань Хунг, иранец Джафар Панахи, индианка Мира Наир, а китайцу Чжану Имоу довелось сделать это дважды*.
Самое же, пожалуй, выразительное попадание в цель случилось в 1997-м. В тот год Венеция, всегда отличавшаяся чуткостью к восточным ароматам, подобно тому, как она открыла в свое время Куросаву, раньше других распознала звезду международного класса в мало кому известном за пределами Японии Такэси Китано, отметив высшей наградой его одновременно нежную и жестокую полицейскую историю «Фейерверк».
Такэси Китано на Венецианском кинофестивале 2007 года
И все-таки считается, что сегодня Венеция проигрывает конкуренцию не только Канну, но и, возможно, Берлину, которые могут похвастать не меньшим влиянием на кинопроцесс и киномоду. По большому счету, так оно и есть. Лишнее тому подтверждение – чехарда на посту директора Венецианского фестиваля. Чувствуя отставание от соперников, руководство биеннале меняет рулевых чаще, чем в России меняют тренеров футбольной сборной.
Неудовлетворенность результатами работы Альберто Барберы привело недавно к приглашению первого неитальянского директора Морица де Хадельна, долгие годы руководившего Берлинским кинофестивалем и поработавшего на фестивале в швейцарском Локарно. Но после сенсационной победы в 2003 году российской драмы Андрея Звягинцева «Возвращение» сместили и его. Сейчас старейший киносмотр в мире возглавляет Марко Мюллер. Выведет ли он Венецию на новый фестивальный уровень, покажет время**.
…В эти дни кинематографический мир снова наслаждается праздником кино, как он это привык делать на стыке лета и осени. Как написал Хемингуэй в конце своей знаменитой книжки: «Старику снились львы». Золотые.
Примечания
* Позже достижение Имоу повторил тайванец-космополит Ан Ли, завоевавший главный приз два раза в течение трех лет – в 2005-м (за «Горбатую гору») и 2007-м (за «Вожделение, предосторожность»).
** За прошедшие со времени публикации десять лет престиж Мостры (которую сейчас снова возглавляет Альберто Барбера) не особенно пострадал, и триумвират суперфестивалей триумвиратом и остался. Смотры второго ряда (Роттердам, Локарно, Москва, Карловы Вары, Сан-Себастьян) не подтянулись, прогресс Рима или Торонто тоже пока не представляет угрозы ведущим каннско-венецианско-берлинским позициям.