— C−mon, — заявляет мне мозг на мои страдальческие стенания на тему того, что руки чешутся написать что-то, а что — я решительно не знаю. Не потому, что со мной ничего не происходит, — происходит и, блин, столь много всего, что я теряюсь, с чего начать. Новое окружение; ворох чувств и эмоций, вызываемых — ха — человеком; внезапно найденная работа, тесно связанная с хобби; курс на переезд; неожиданное решение доучиться в университете; злая шутка, приключившаяся с бедовой моей головой: я чувствую себя скромнягой моллюском, которого мир (уж простите за голословность) старательно выковыривает из его раковины на свет белый. И мне, почему-то, всё очень странно.
Небо над головой по-прежнему голубое и слежавшаяся под снегом трава всё такая же зеленая. Птички там, деревца всякие, — разве что, всё ещё немного серо и угрюмо, несмотря на солнечный плюс, не опускающийся ниже отметки в десять градусов тепла. Шымкент оживает, это видно по расслабленной походке идущих по делам людей, по засиженным лавочкам в парках, по сахарной вате от квохчущей старушки и аллергии у соседки Тани, что приносит по утрам молоко. Где она берет его — ума не приложу, но то и не столь важно. Вкусное оно, молоко это, и это — странно, потому что не люблю я его.
Получила сегодня посылку от дорогого, но далекого человека — мы насчитали, кажется, четыре тысячи километров дорожных расстояний, — очень прекрасную по содержанию посылку, такую, что открываешь, читаешь и тепло. Таких посылок в этом году было несколько и это — странно.
Я не знаю этих людей,
В смысле, знаю, но исключительно по общению в сети, путем набора километровых буквенных сообщений, благодаря сотням голосовых минут, проведенных за разговорами ни о чем и обо всём сразу, — в семнадцатом не «nokia — connecting people», а skype и, раздражающий своей болотной зеленью, whatsapp с десятками... — нет, серьезно, кто все эти люди и что они делают в моем списке контактов? Но я ведь не о том,
— а далекие и добрые, знакомые мне незнакомцы, шлют очень важные, очень теплые и правильные подарки, пишут чудесные слова, обретающие смысл со временем, мотивирующие, оживающие в моей голове живыми мыслеобразами. Иногда мне кажется, что это наша голова, с её-то заковырками, условными сложностями строения и прочими замысловатыми финтами, играет с нами злую шутку, выдавая желаемое за действительное. Рационализм говорит, что друзей у тебя за тысячу километров быть не может. Их тут, рядом то, нет, а там — ну, смешно же, правда? А сердце или — что там ещё отвечает за иррациональность? — твердит, что может. Причем, что быть они могут самыми, что ни есть, настоящими, такими, которые протягивают руку помощи в нужный момент, но тогда, когда совсем не ждешь, не требуя ничего взамен. Это очень чудесно, но очень странно.
Возвращаться к обучению после полуторагодовалой отсрочки — странно; и это не столь интересно, как раньше, но нагнувшая меня теория принятия решений оказалась великолепным мотиватором, давшим смачный такой подзатыльник по направлению к нескольким дням зубрежек и консультаций с гуру экономического дела. Классно, но мне не понравилось.
Работать в мотосалоне странно и дразнить себя тем, чего, возможно, уже не смогу себе позволить — тоже странно. Я люблю мотоциклы, я люблю ветер по морде и грязью по жопе, чтобы по холмам и в дождь, и в снег, и в сорокаградусный зной, до заходящегося в истерике сердца и языка, скатывающегося с костлявого плеча. И мне, упрямой и своенравной, не слушающей зануд и снобов, наверное, страшно услышать от лечащего врача — «наскакалась, хватит», а странно потому, что я прислушаюсь и действительно прекращу.
Очень странно и страшно чувствовать человека за километры от тебя,
Так это здорово и чудесно, но, как в этом мире водится,
Это уже совсем другая история.