Лошадь сдохла — слезь!

Мы работали с девяти и до шести. Восемь часов в день. Час на обед. А ещё пятиминутные перерывы, в начале или в конце каждого часа. Сама по себе работа – не бей лежачего. Я устроился внештатным менеджером по сортировке почтовых писем. Сортировал письма с доставкой в наш город – в один ящик, и с доставкой в другие города – в другой.

Нас было всего двое, и ещё десяток таких же, но распределяющих по другому принципу, людей. Я работал с парнем по имени Миша. Здоровый мужик с признаками астмы, в очках с роговой оправой и обязательно – в рубашке с рисунком голых баб на спине. Девчонки, что работали с нами по соседству, каждый день выговаривали ему о том, чтобы он если не навсегда выбросил рубашку, то хотя бы постирал её. Миша был непреклонен.

– Блядь! – сорвался я, порезавшись о конверт. Кровь попала на самый уголок.

– Не переживай, – ответил Миша, собираясь на перекур. – Просто кинь в ящик.

Работа была скучной.

Развлечь себя было практически нечем. Девушки по соседству, хоть и были красивыми, но поглядеть на них можно было крайней редко, да и было это сложно.

Между нашими отсеками, в так называемом боксе, мертвым грузом стояла металлическая стена, на половину закрытая плотной фанерой, а на вторую половину была сплошь в какую-то витиеватую сетку. Очень плотную сетку. В той перегородке была лишь одна кормушка. Время от времени, она открывалась либо Мишей, либо мной. Мы кричали девчонкам, а потом отдавали им заполненные ящики. Они продолжали свою сортировку, в то время как мы получали порцию новых писем. Их привозили какие-то парни в спецовках. Привозили, отдавали Мише под роспись, а затем выгребали все конверты, и уходили. С другой стороны, это не было похоже на конвейер, в привычном смысле того слова. Мы просто сидели за большим деревянным столом, на котором стоял маленький магнитофон, круг за кругом, час за часом гонял лишь десяток песен какого-то Трофима. Знать не знал такого певца, но с тех пор я его просто ненавижу.

Такая была работа.

И да – я не получал от нее удовольствия. Я просто делал свою работу. Я помогал Мише, вот и все. Время от времени, он меня координировал, и в целом, проводил какой-то курс молодого бойца. Обучал мастерству своего дела, будто в его деле было какое-то мастерство.

Иногда мы даже разговаривали. Крайней редко, но иногда все же перекидывались парой фраз:

– Эта работа больше подходит для студентов. Ты студент?

– Нет. Меня выгнали за прогулы.

– И что ты делал, когда прогуливал?

– Искал работу своей мечты.

– Это работа твоей мечты?

– Пожалуй, нет.

Ну, и все в таком духе. Скучные разговоры, за скучной работой. И какого только дьявола Миша застрял в этом месте, столь надолго? Он сказал, что не покидал своего рабочего места уже четыре года к ряду.

– А что, – начал он, когда я спросил, – работа как раз по мне. Тут и думать не заставляют! Сиди себе, письма перебирай – это ж проще простого!

– У тебя, что ли совсем амбиций нет? – спросил я, бросая в ящик очередной конверт.

– Почему же? Они у всех есть. Я вот, например, в том месяце получил приз на конкурсе по бодибилдингу.

– Так у тебя же астма!

– И что? – тупо посмотрел он на меня. – Она мне не мешает.

Я промолчал.

Потом он рассказал мне гениальную теорию, благодаря которой уже целый год выигрывает на скачках.

– Мы что в пятидесятых? – удивился я. – Какие скачки?

– Ты хоть на ипподроме был? Это ж просто сказка! Бабы в красивых платьях, в шляпках с перьями и…

– Ага! – прервал его я, улыбнувшись. – А ещё мужья тех баб, что в красивых платьях.

Миша рассмеялся.

– На самом деле – не всегда, – пояснил он.

Так проходили мои будни.

Я все больше общался с Мишей, и все неохотнее занимался своими обязанностями. У Миши была интересная жизнь, он добивался каких-то результатов, ходил на скачки, тягал штангу. А я что? А ничего. Одна только дырка от бублика, и даже похвастаться нечем. Поэтому он и занимался своей работой с интересом. Ну, или хотя бы делал вид. Ему его работа доставляла хоть какое-то удовольствие. Он просто отдыхал на работе, когда ему не нужно было ничего делать. Почти ничего.

Во время перекура я заглядывался на девчонок, пока они работали над сверхурочной порцией конвертов. Собственно, я мог проходить через их отдел только когда уходил на перекуры. Когда я возвращался, они все так же сидели на своих местах. Те девушки, что курили – предпочитали курить в одиночестве, или хотя бы с такими же девчонками, поэтому выходили на перекур немного раньше.

А во время обеда я ходил в бар через дорогу. Хороший такой бар. Ему было лет пятьдесят, или даже чуть больше. Кстати, он тоже находился в подвале, и тогда я впервые задумался о том, что кажется это сговор всех барных заведений – размещаться исключительно в подвалах. С тех пор я не увидел ни одного бара, что находился бы на первом этаже.

Я заказывал себе небольшой стейк, и кружку пива. Я успел проработать там что-то около недели, и теперь, если во время обеда приезжали парни в спецовках, они приходили за мной в бар. Мы сидели вместе, обсуждали последние новости, а потом когда я доедал, мы возвращались в подвал. Приняв под роспись очередную кучу конвертов, я садился за свое место и продолжал разбивать почту по ящикам. Чуть позже всех с обеда возвращался Миша. Он жил неподалеку, но почему-то всегда имел свойство опаздывать.

Однажды, пока мы с Мишей разбирали письма, девчонки из соседнего отдела сказали мне:

– Эй, Рябинин! – окликнула меня одна баба.

– Ну, – откликнулся я, не отвлекаясь от конвертов.

– Мы видим, как ты нас всех призираешь!

– Чего?

– Ты такой весь типа себе на уме. Типа ты достоин большего, и эта работа не для тебя.

– Тогда почему я здесь торчу?

Баба замолкла, а Миша улыбнулся. Тогда я понял, что просто делать свою работу – этого мало. Нужно её любить. Потом он все-таки раскрыл секрет своего везения на скачках:

– Ставишь на самую слабую лошадь, а в последний момент меняешь ставку в пользу абсолютно любой лошади!

– Какой же это секрет! Херня какая-то, а не секрет.

– Так ведь дело в том, что ты типа думаешь про ту лошадь, на которую сделал первую ставку. Ты все думаешь. Думаешь, думаешь, думаешь. Думаешь, что лошадь слишком слабая, чтобы прийти первой, а потом, даже поменяв ставку на другую лошадь, ты продолжаешь думать только о той лошади. Даже если ты вдруг задумаешься перестать, о ней думать – все равно на подсознательном уровне…

– Хуйня это всё! – крикнул я.

Он лишь самодовольно выдохнул, похлопав себя по груди.

– Может быть, – согласился он, улыбаясь. – А может быть, и нет! В таком случае, как ещё объяснить то, что я только и делаю, что выигрываю?

– Почему же ты не поставишь свою квартиру на скачках, если знаешь, что выиграешь? Давно бы уже так сделал.

– Не, чувак. Там фишка в маленьких суммах. Это как с МММ.

– Ну, я и говорю – хуйня какая-то…

Впредь мы больше не разговаривали о скачках.

Я проработал там одну неделю. Потом ещё одну, и в начале сентября, нам раздали зарплату. В наших же конвертах! Омрачало меня в тот день только то, что сверив свою квитанцию с корешком Миши, я заметил как сильно меня наебали. Я, конечно, понимал смысл слова внештатный, но чтобы внештатному сотруднику, который на минуточку трудиться как очень даже штатный, платили ровно половину от обычного оклада – это уж, простите, просто чересчур!

Через пару дней меня позвал к себе тот старик.

– Арсений! – воскликнул он, только я оказался на пороге его кабинета. – Ты ведь писатель, да?

– Ага.

Я вошел в кабинет. Закрыл дверь. Только теперь я заметил, что в кабинете к тому моменту собралось несколько стариков, таких же, как и мой начальник. Все сидели за большим деревянным столом и курили сигары. Я стоял на пороге как вкопанный. Старики внимательно смотрели на меня сквозь пелену сизого дыма.

– Они тоже писатели, и я подумал, что было бы неплохо вас познакомить! – улыбнувшись, пояснил старик.

Я смотрел на обычных стариков, но в тоже время – я смотрел на воплощение своих детских фантазий. Я ведь тоже хотел выглядеть как они тогда в кабинете. В смысле, я тоже хотел носить дорогие костюмы, и курить сигары. И называть себя писателем тоже хотел, но согласитесь, что называть себя писателем в контексте простого парня, у которого за душой ни гроша – это так себе заявочка. Но если то же самое будет говорить старый дедок, в дорогом костюме, и, выпуская клубки дыма от дорогой сигары – согласитесь, зрелище получиться куда интереснее!

А потом я понял, что ни черта они не писатели. Не могли бы писатели заработать на такие дорогие костюмы. Писатель, это ведь пройдоха. Простой парень – такой как я. Старики наверняка мнили себя писателями. Однако писали за них, какие-то другие люди. Наверняка литературные негры, или как называют таких людей – я не знаю. И с пониманием того, что никакие эти старики не писаки – у меня сразу от сердца отлегло. Я сразу почувствовал и облегчение, и расстройство. Облегчение, потому что они не были писателями. А расстроился я потому, что так и не встретил воплощения своей детской фантазии. Ну, ещё и потому, что вероятно для того, чтобы купить костюм похожий на тот, что носили они – мне наверняка пришлось бы сменить род деятельности. Можно было даже не прекращать писать, но сменить работу – точно! А такую скучную работу и подавно.

– Можно я пойду? – спросил я, взглянув на старика.

– Ну, иди-иди… топай!

Я вышел из кабинета в приемную. Вернулся за свое место и продолжил бить письма.

В один из дней, сидя на работе, как обычно с небольшой задержкой, с обеда вернулся Миша. Весь такой радостный, он проходил мимо бабьего отдела, рассказывая всем о том, что ему подняли зарплату. Девчонки тут же начали его поздравлять, обнимать, целовать в щеки. А он только и делал, что дебильно улыбался, тряся корешком квитанции в руке.

Вечером того же дня, я позвонил на номер старика из телефонной будки, близ дома.

– Я хочу, чтобы мне подняли зарплату.

– Рябинин? – спросил старик, нехило так удивившись столь позднему звонку.

– Да – это я. Вы подняли Мише зарплату. Я хочу, чтобы мне тоже подняли.

– Он работает у нас уже четвертый год. И всегда за одни и те же деньги. Мы согласились поднять ему зарплату только исходя из того, что на его работу, за все эти годы не было ни одного нарекания.

– Да он же с обеда вечно опаздывает! – воскликнул я в трубку.

– И что? Это же не повод. Кстати, я не знал об опозданиях…

– Так что? – продолжал я. – Вы возьмете меня в штат и поднимите мне зарплату?

– А сколько ты хочешь получать?

– Столько же, сколько и Миша.

Я назвал ему точную сумму, в виде десяти процентов от моей месячной зарплаты, которую я ни разу даже и не получал. Только одну – та, что была спустя две недели, да и то – урезанную до половины.

– Мы не можем позволить себе такие траты.

Мы – это старик, и его жена, разумеется. Я прямо видел, как он смотрит на нее испуганными глазами, пока она держит перед ним таблички со словами, которые он должен мне сказать.

– В таком случае, я увольняюсь.

Я повесил трубку.

Медленно начал собираться холодный осенний дождь. Накинув на голову капюшон, я зашел в магазин за бутылкой вина, чтоб отпраздновать. Правда Рита была далеко не в

восторге от такого повода. Пришлось снова пообещать ей, что в самое ближайшее время, я найду что-нибудь другое.

Откупорив бутылку, мы с ней выпили за мое светлое будущее, после чего она ушла спать, а я достал ноутбук и передернул на видео из интернета. Потом ещё немного полазил по сети, посмотрел, не упали ли цены на кольца. Не упали. Поставив бутылку в холодильник, я побрился. Покончив с намеками о трехнедельной бороде, я пошел спать.