Пока в отечественном кинопрокате идет долгожданная «Переправа», мне показалось уместным вспомнить классического Джона Ву, которого знают и любят поклонники его таланта.
Начав как рядовой деятель гонконгской кинофабрики, Ву примерно во второй половине 80-х пришел к своему уникальному стилю, благодаря которому он и сделал себе имя и которым потом вдохновлялось целое поколение кинематографистов, включая Тарантино, Бессона и братьев (тогда еще) Вачовски.
Наиболее яркое выражение этот стиль получил в картинах гонконгского периода Джона Ву «Светлое будущее» («Право на жизнь», первые две части трилогии, 1986–1987), «Убийца» (1989), «Пуля в голове» (1990) и «Круто сваренные» (1992), а также в его лучшем голливудском хите «Без лица» (1997). Помнится, впервые посмотрев эти картины, я был поражен тем, сколько поэзии и эстетизма может быть в таком, казалось бы, вульгарном жанре, как боевик.
Люди часто воспринимают меня как экшн-режиссера, но экшн – не единственное, что содержат мои фильмы. Я всегда стремлюсь показывать природу человека – что-то, кроющееся глубоко в его душе (Джон Ву)
В США (где он дебютировал в 1992-м вполне симпатичной и аутентичной, на мой вкус, «Трудной мишенью» с ван Даммом) из-за жестких требований американской киносистемы, перемоловшей не одного незаурядного художника, Джон Ву оказался не в состоянии делать свое фирменное кино. Визуально насыщенные эмоциональные драмы с хореографически выстроенными, как кунфу-схватки, перестрелками (не случайно их окрестили gun fu) с обязательной пальбой с двух рук, так называемыми «мексиканскими дуэлями», так и не вписались должным образом в голливудские производственные трафареты.
Мои фильмы всегда затрагивают темы семьи, дружбы, чести и патриотизма (Джон Ву)
Смена парадигмы в творческой биографии Ву привела к тому, что сегодня он занимается преимущественно китайскими постановочными колоссами на историческом материале («Битва у Красной скалы», «Переправа»), а пистолетный балет, снискавший ему славу «Моцарта насилия», заменили красочные костюмные баталии – благо, тема войны тоже всегда интересовала Джона Ву.
В нижеследующий список включены главные зарубежные (не гонконгские и не китайские) режиссеры-предшественники Ву, чье влияние наиболее очевидно и благотворно смикшировалось в его фильмах. Этот лист из семи имен, разумеется, не претендует на полноту и не учитывает отдельных точечных влияний, о которых можно судить по озвученным самим режиссером предпочтениях. Среди любимого кино Джона Ву, например, упоминаются мюзиклы «Шербурские зонтики» и «Вестсайдская история», «400 ударов» Франсуа Трюффо и «Изгоняющий дьявола» Уильяма Фридкина, прямую связь с которыми в его лентах уловить, мягко говоря, нелегко.
Мне было 11 лет, и, несмотря на то, что мы были бедны, моя мама была любительницей западных фильмов. И она брала меня в кинотеатр. В то время родитель мог бесплатно провести ребенка на сеанс... Я влюбился в кино и захотел однажды стать кинематографистом (Джон Ву)
Итак, перехожу к листу режиссеров, чей отпечаток несет на себе творчество Джона Ву.
Кристиан Слейтер, Джон Ву и Джон Траволта на съемках фильма «Сломанная стрела» (1996)
7. Джеймс Камерон
Камерон – никакой, конечно, не предшественник, его карьера началась позже, чем у Ву, но включить его в лист мне кажется релевантным. Это одно из поздних влияний, которое можно заметить, прежде всего в «Круто сваренных», где целый ряд колористических и монтажных решений, деталей и мизансцен отсылает к «Терминатору 2» (сцены в госпитале, перестрелки в коридорах, спрятанное в букете цветов оружие, напоминающий киборга неистребимый злодей с одним глазом и др.). Помимо этого, у Джона Ву, если приглядеться, обнаруживаются переклички с другими камероновскими творениями, включая и первого «Терминатора», и тем, как в творчестве американского режиссера представлены военные действия (спецназ в «Чужих» и «Аватаре» плюс милитаризм «Рэмбо 2», к которому Камерон писал сценарий). Ну, и помимо всего прочего, в «Переправе» есть немало от «Титаника».
Сцена в клубе TechNoir из «Терминатора» (1984) воспринимается как шаблон многих эпизодов картин Джона Ву
6. Акира Куросава
Джон Ву с пиететом относится Куросаве (1910–1998) и постоянно, в частности, говорит о своей горячей любви к «Семи самураям», из которых он вынес для себя массу уроков. Напитавшись живительными соками художественного мира легендарного японца (чьи рецепты он часто держит в голове при постановке экшн-сцен), Ву тоже предстал в своих фильмах экспрессивным художником с сильно развитым чувством стиля и композиции, великолепно умеющим совмещать жанровые конвенции с неординарным авторским почерком. Как и Куросава, гонконгский мастер, оставаясь транслятором дальневосточных культурных кодов, усвоил многое из евроамериканской культурной традиции и оказался понятен и интересен мировой аудитории. И так же, как Куросаву прославили картины, сделанные в тандеме с Тосиро Мифунэ, актером-талисманом Ву стал Чоу Юнь-Фат, также достигший статуса международной звезды.
«Телохранитель» (1961), реж. Акира Куросава
5. Серджио Леоне
В свое время отец «спагетти-вестерна» Леоне (1929–1989) усложнил жанр прививкой ревизионизма, сделавшей его ковбоев циничными, ситуации – амбивалентными, а мораль – дискуссионной. У итальянского классика Джон Ву перенял ряд монтажных приемов, внимание к постановочным изыскам вроде использования необычных ракурсов и способы драматизации сюжета и мифологизации своих персонажей, которые (как это было в «Убийце» и «Без лица») по мере напряженного и кровавого противостояния обнаруживают родство или даже являются отражением друг друга.
«Хороший, плохой и злой» (1966), реж. Серджио Леоне
4. Сэйдзюн Судзуки
Плодовитый (более 50 фильмов) маргинал, который достиг творческого пика в 60-х годах, не признавал студийного диктата и, выделяясь даже на пестром фоне Новой волны японского кино, создавал на экране экстремальную и перверсивную реальность, в которой зло и добро сосуществовало в причудливых соотношениях, а наиболее эмблематичными героями были якудза, полицейские, киллеры, проститутки и фрустрированные социопаты. Стильные, энергичные и эпатажные ленты Судзуки, в ту пору относимые к бульварному и трэшевому искусству, а позже поднятые на щит (в том числе и заокеанскими авторитетами – Тарантино, Джармушем и другими), стали неотъемлемой частью бэкграунда таких монстров азиатского мейнстрима, как Такаси Миикэ и Пак Чхан Ук. Оптика Судзуки, которому нынче исполнилось 92, близка и Джону Ву, который одно время даже собирался сделать римейк его криминального боевика «Молодость зверя» (1963).
Трейлер фильма Сэйдзюна Судзуки «Рожденный убивать» (1967)
3. Сэм Пекинпа
Пекинпа (1925–1984) был одним из зачинателей художественной тенденции Нового Голливуда, которую многие восприняли как эстетизацию насилия. Вероятно, тут слово «эстетизация» подходит – в том плане, что Джон Ву, будучи сторонником стиля Пекинпа и восхищаясь его «Дикой бандой» с ее безумными перестрелками и эмоциональными рапидами (бойня в церкви в «Убийце» отсылает не только к «Бутчу Кессиди и Санденсу Киду», но и к финалу эпического вестерна Пекинпа), тоже не смакует насилие, а раскрывает его киногеничность и превращает в зрелище. Оно, это зрелище – бутафорское и декоративное по сути (а, значит, должно восприниматься не столько буквально, сколько метафорически) и вместе с тем поэтичное и завораживающее.
«Дикая банда» (1969), реж. Сэм Пекинпа
2. Мартин Скорсезе
Кто знает, какого рода кинематографист получился бы из Джона Ву, не будь на свете Скорсезе и его трипов по нью-йоркскому дну. Именно с подачи «Злых улиц» (один из любимых фильмов Ву, который он с удовольствием цитировал в своих боевиках) и «Таксиста» в «Светлое будущее» и «Убийцу» проникли знаменитые джазово-меланхолические медитации, взрывающиеся ослепительными вспышками насилия. Добавьте сюда такое же, как и у Скорсезе, христианское мировоззрение (Джон Ву исповедует католицизм) и те же синефильские привычки (походы в кинотеатр с детства были главной отдушиной в жизни), и станет понятно, почему творчество автора «Бешеного быка» и «Хороших парней» – один из основных морально-эстетических ориентиров для гонконгского режиссера.
Я начинал с кунфу-фильмов и комедий. После того, как я посмотрел «Злые улицы», мне стало стыдно – почему я не делаю такое кино, почему не рассказываю настоящую историю? (Джон Ву)
Фрагмент фильма Мартина Скорсезе «Злые улицы» (1973), отзвуки которого легко увидеть в работах Джона Ву
1. Жан-Пьер Мельвиль
Из лент Мельвиля в контекст картин Джона Ву перекочевали прежде всего флюиды европейского экзистенциализма, нуарные мотивы и психологизм, переданный через портретирование криминальных героев со сложной душевной организацией. Ву называет Мельвиля (1917–1973) своим самым почитаемым автором («Для меня Мельвиль – бог»), знакомство с кинематографом которого было для него культурным шоком. Главным потрясением, конечно, стал «Самурай» с Аленом Делоном в главной роли. Как отмечал Ву, он «чувствовал, что это был гангстерский фильм, сделанный джентльменом», и до того в кино фигура убийцы не имела полноценного человеческого измерения.
Джон Ву не устает превозносить Мельвиля всякий раз, когда речь заходит о его личных пристрастиях (кстати, он давно вынашивает идею римейка «Самурая»), что сыграло, без преувеличения, ключевую роль в том, что французский корифей обрел культовый статус, которого у него не было при жизни. Самые знаменитые работы Ву («Светлое будущее», «Убийца», «Круто сваренные» и «Пуля в голове») одновременно являются и наиболее «мельвилианскими» по духу, чего он не только не скрывает, а всячески подчеркивает.
Помню, как в 1988–89 годах, когда мы представляли «Убийцу», я общался с прессой и сказал, что фильм – посвящение Мельвилю. И я был шокирован тем, что почти никто не слышал ни о нем, ни о «Самурае»... Любой, посмотревший фильмы Мельвиля, поймет, насколько он отличается от американских постановщиков. Это очень одухотворенный режиссер с уникальным видением (Джон Ву)
Жан-Пьер Мельвиль
Почетное упоминание: Фрэнсис Форд Коппола, Стэнли Кубрик, Дэвид Лин, Джордж Рой Хилл, Майкл Чимино, Альфред Хичкок