ПОТРЯСАЮЩАЯ ПЕРЕПИСКА

“Милая Астрид!

Мы с вами обещали никому не показывать наши письма! А теперь они выйдут отдельной книгой. Страшно подумать, на что решилась Сара, 13 лет. Теперь кто угодно сможет прочесть то, что раньше было только между нами. Хотела бы я знать, как бы к этому отнеслись вы. У вас уже нет возможности ни что-то вычеркнуть, ни отредактировать. Как говорили у нас в библейской школе в Орсе: вытащим все на свет!”

Известная детская писательница Астрид Линдгрен получала тысячи писем от своих поклонников и считала своим долгом хоть раз ответить каждому ребенку. Но одна из переписок, начавшись в 1971 году, затянулась на долгие 30 лет. Самой Астрид на тот момент было 63, её юной собеседнице Саре Юнгкранц — 12. В тот момент Сара переживала не лучшие времена своего взросления, и именно Астрид протянула девочке-подростку руку помощи, стала для неё добрым другом. Разница в 50 лет совсем не мешала их дружбе и откровенному разговору о жизни, любви, свободе и Боге. Эпистолярный диалог, замирая и возобновляясь, прекратился лишь со смертью писательницы в 2002 году.

В этих письмах мы узнаём великую писательницу с неизвестной стороны, а также понимаем, как важно подростку быть понятым и услышанным.

АСТРИД ЛИНДГРЕН: «…Была бы рада получить твою фотокарточку, хоть самую маленькую. Слушай, а что, в Ульрисехамне нет ни одной театральной студии? Может, при Городской библиотеке? Как я понимаю, игра на сцене помогла бы тебе многое выплеснуть. Ты сможешь стать и настоящей актрисой, но мне не кажется, что киносъемки в подростковом возрасте как-то могут в этом помочь. В отличие от школьного образования — но ты же ленивая, говоришь? По-моему, без школьного образования актрисой не стать, так что уж придется подналечь на учебу. Может, тебе это и не нужно, но постарайся почувствовать, с какой силой я желаю, чтобы ты справилась. И чтобы больше не “убегала, воровала или прогуливала”.

⠀

Как бы устроить, чтобы эти письма больше никто не прочел? Могу я писать тебе все что угодно? До свидания, Сара, моя Сара!»

⠀

САРА ШВАРДТ: «…Да, насчет ранимости это правда — я могу зареветь и убежать, удрать (на велике) из школы (получается, что прогулять), забраться куда-нибудь в лес и там реветь и себя жалеть. Если меня кто-то обидел. Бывает, я реву, просто когда только подумаю про бабушку или маму. Потому что очень люблю их, и все…

Но что странно, это то (особенно по вечерам или ночью после дождя или в теплый день, обязательно весенний) меня ужасно тянет сбежать. Прямо не могу от этого отделаться. <…> Третий побег не удался. Ума не хватило, но зато само чувство побега, выскочила и свободна! Люди, как же это здорово! Теперь я больше не сбегаю, мать жалко, она прямо изводится. <…> Знаете, вот то, что вы хотите, чтобы я хорошо училась, значит для меня очень-очень много. А на какие оценки, по-вашему, надо учиться?».