Откровения выпускника турецкого лицея
UPD: Спасибо всем за огласку статьи. Если у вас есть какие-то предложения или вопросы, напишите здесь и я отвечу на них. Сам факт того, что эта статья вызвала такой резонанс, доказывает, что проблема реальна и о ней надо перестать молчать. Если кто-то сталкивался с подобными ситуациями в лицеях, пожалуйста, поделитесь своим опытом в комментариях. Здешние негативные комментарии, которые, по сути дела, не опровергают правдивость моих слов, только показывают, насколько сильно люди хотят замять это дело. Именно по этой же причине я вынужден остаться анонимным. Однако, если люди не могут поверить одной истории, то они смогут поверить сотне других, поэтому не бойтесь рассказывать о себе.
Я выпускник турецкого лицея 2017 года. К сожалению, вся остальная информация обо мне должна оставаться конфиденциальной, ведь я боюсь, что это статья может как-то повлиять на мою личную жизнь. Хочу заявить, что не преследую никаких других целей, кроме искреннего желания показать родителям Казахстана, что происходит внутри стен самого распространенного лицея-интерната страны. Многое из того, что я скажу, покажется знакомым тем, кто хоть раз слышал о турецких лицеях. Но и многое здесь может оказаться новым.
В турецкий лицей для мальчиков (в турецких лицеях, в основном, раздельное обучение), я поступил по отборочным тестам, которые проводятся примерно в одно время во всех турецких лицеях страны. Когда я поступил, понял, что некоторые из моих одноклассников пришли по связям, но посчитал это привычным делом для Казахстана. Учился я всегда на отлично в лицее и выступал на олимпиадах республиканского и международного уровня. Мои результаты в дальнейшем помогли мне поступить в иностранные вузы. К моему олимпиадному профильному предмету я готовился больше самостоятельно, ведь качество преподавания многих учителей в лицеях можно подставить под сомнение. Не могу не признать, что учителя помогали мне с поиском материалов для подготовки к олимпиадам и организовывали тренировочные лагеря в разных городах (кампы), чтобы углубляться в свой олимпиадный предмет. В итоге, я до сих пор прекрасно знаю свой профильный предмет и это помогает мне в университете. Пожалуй, олимпиада – самое позитивное, что я приобрел в лицее, и я не мог это не упомянуть.
Качество образования в целом в КТЛ-ах преувеличенно. Дисциплина учителей и учеников остается на невысоком уровне – учителя могут опаздывать, без причин не приходить на урок и ставить незаслуженно хорошие оценки. Трудолюбивые ребята и отличники в прошлых школах могут хорошо учиться и добиваться высот. Однако для всех остальных действует простое правило – если что, можно списать, пересдать, договориться. ЕНТ многие пишут, заходя в классы с телефонами и другими устройствами для списывания. С одной стороны, это не вина лицеев – большинство школ Казахстана не хвастаются дисциплиной и системой подотчётности. Можно даже сказать, что коррупция в турецких лицеях проявляется в меньшей степени. Но этого все равно недостаточно для международного уровня. Учителя в КТЛ-ах, в основном, довольно молодые – большинство из них являются казахами, сами закончившими КТЛ. В среднем, уровень образования у таких учителей выше, чем у учителей страны, но при этом часто не педагогическим. Уровень английского языка у многих учителей не на высоте, хоть и официально многие уроки ведутся на английском. Для олимпиадников характерно особое отношение со стороны школы. Им разрешается пропускать уроки, которые не нужны для ЕНТ, в течение подготовки к разным олимпиадам (какие уроки пропускаются и на какой период времени зависит от лицеев). Лицеям важно участие их учеников на олимпиадах – государство благосклонно относится к школам с хорошими олимпиадными результатами.
Все, что я написал ранее, дает в целом приемлемую картину жизнедеятельности турецких лицеев. И вправду, внешне, лицеи предлагают образование на уровне выше среднего, а олимпиадные ученики ежегодно выигрывают много призовых мест. ЕНТ результаты тоже высокие – хоть и не без помощи характерных для всей системы образования Казахстана махинаций. Турецкие лицеи с недавнего времени занялись массовым ребрендингом – поменялось название лицеев с Казахско-турецкого на Билим-Инновация, стало меньше турецких учителей. Сделано было это по многим причинам, но, в основном, чтобы отделиться от образов турецких лицеев в других странах, открытых Фетхуллахом Гюлленом, который является противоречивым турецким религиозным деятелем и оппонентом действующего президента Турции Реджеп Тайып Эрдогана. Президент и раньше относился враждебно к влиятельному духовному лидеру страны, однако в последнее время с особой жесткостью подвергал последователей Гюллена. Это привело к массовым закрытиям турецких лицеев в других странах, включая, например, Таджикистан, и чтобы избежать этой участи, казахские турецкие лицеи решили быстро «переобуться». Однако, деятельность внутри лицеев и основная цель их работы осталась та же. Но какая?
Для этого нужно немного вернуться в прошлое. Во времена становления Турецкого суверенного государства на остатках Османской империи, Ата Тюрк проявил жесткое разделение религиозных исламских институтов от государственного аппарата. Сторонник европейского образования, Ата Тюрк призывал народ отказаться от консервативных религиозных устоев и принять европейские ценности. Это вызвало сопротивление в лице духовенства страны, в частности, в лице известного турецкого духовного просветителя Саида Нурси. Саид Нурси почитается последователями Гуллена как «мессия» своего времени (имам Махди). Нурси выступал за исламские ценности, подкрепленные научными знаниями. В его работах часто возникают мысли о том, что наука не опровергает религию, а, наоборот, доказывает ее. Борясь против «бездушного Запада», Саид Нурси выступал за обновленное религиозное образование детей, которое будет включать в себя и научные дисциплины. Его толкования Корана «Рисали Нур», представляют из себя неортодоксальное учение ислама, представляя собою смешение суфизма и других течений внутри суннизма. По легенде, Саид Нурси покинул мир, так и не построив школы с гибридной системой религиозного образования. Свершением его мечты занялся другой религиозный деятель – Фетхуллах Гюллен. Став влиятельной фигурой внутри Турции, Гюллен построил первые школы сначала внутри страны, а потом в других странах мира, таких как США, стран Африки и Центральной Азии. Цель школ была одна – распространить ислам в том виде, в котором Гюллен и его последователи его видели, основываясь на работах Саида Нурси. Открывая школы в странах, где ислам не был духовной основой народа (избегая, например, Иран и арабские страны), последователи Гюллена становились турецкими учителями, попеременно обучая учеников стандартному образованию и религиозной практике: чтению молитвы и Корана, соблюдению поста и изучению идеалогии Нурсиитов. В годы расцвета, ученики турецких лицеев со всего мира ежегодно собирались в одной стране, чтобы выступать с турецкими песнями и танцами (программа IFLC). Песня, ставшая символом этих конкурсов и всего феномена турецких лицеев, довольно прозрачно говорит о целях и миссиях Гюлленовского движения:
“Hep birlikte yeni bir dünya kuruyoruz
Sevgi dili Türkçe ile buluşuyoruz”
«Вместе мы построим новый мир
И будем встречать друг друга на языке любви – турецком»
В Казахстане внедрение системы турецких лицеев приобрело уникальный характер. Тогда как в других странах по сей день главным преподавательским штабом турецких лицеев оставались учителя турецкого происхождения, в Казахстане выпускники лицеев сами изъявляют желания работать в стенах школ, сначала как студенты-воспитатели, а потом и учителя. Все благодаря продолжительному проведению воспитательных «работ» над учениками лицеев еще с незрелого возраста. Система, хоть и различается в деталях в разных лицеях, в общем довольна проста: классный руководитель вместе с воспитателем (аби или абла, т.е. брат или сестра, студенты и тоже, в основном, выпускники лицеев) проводит анализ учеников класса и делит их на неформальные группы. В одной группе стоят дети, чьи семьи придерживаются религиозных ценностей (многие знают о внутренней деятельности лицеев), которые в последствии вполне вероятно будет соблюдать религиозные предписания под одобрение родителей. Такие дети могут происходить из традиционных казахских семей или же мусульманских меньшинств (дунган, уйгуров). В другую категорию попадаются дети из либеральных семей и, возможно, детей известных чиновников, с которыми нужно относиться «осторожно». Такие дети могут часто учиться в турецких лицеях главных городов страны – Нурсултан, Алматы. В третью группу попадают все остальные – «середнячок».
Деление учеников помогает формировать более структурированный подход к «работе» над учениками. Первой группе изначально уделяют особое внимание – помимо регулярных чаепитий всего класса с воспитателем с намеренным избеганием религиозных тем – первой группе проводят дополнительные чаепития и беседы, посвящая их в азы религиозной практики. Делается это скрытно от остального класса, так как школа не хочет быть ассоциированной с религией. За пять лет в лицее, первая группа начинает читать намаз, соблюдать обязательный и дополнительный пост, читать Коран и внедряться в учения Саида Нурси. Именно из этой группы, в основном, выходят новые абишки или аблашки. Роль общежития здесь довольно важная – ученики вдали от родителей поддаются большему влиянию от воспитателей, которые тоже живут с ними под одной крышей. Если ученик сам проявляет рвение к религии, тогда как родители не являются религиозными, внедрение в ислам происходит скрытно от родителей, чтобы ответственность за «перевоплощение» ученика не налегла на лицей. Когда ученик в конце обучения в лицее объявляет о своем желании посвятить свою жизнь лицею, став воспитателем, а потом и учителем, становится уже слишком поздно. Я изначально был в первой группе и выполнял все предписания ислама.
Причиной того, что турецкий лицей умудряется сохранить лицо, является болезненная скрытность системы. Ученики из второй и третьей групп, чаще всего, не догадываются о параллельном религиозном обучении своих одноклассников на протяжении пяти лет обучения в лицеях. А если же они что-либо и узнают о внутренней системе школы, то им настоятельно рекомендуют не распространяться об этом, местами используя эмоциональное давление. В целом, в стенах школы действует негласное правило не говорить о религии. Если вы спросите треть моих одноклассников о религиозных практиках в лицее – вам ответят, что, хоть и местами управление школы строгое и консервативное – никакой религиозной «промывки мозгов» не происходит. О том, что их воспитатели пятикратно читают намаз и вечерами собираются вместе читать Коран и другую религиозную литературу, они, естественно, не знают.
Промежуточные ученики, о которых я упоминал, страдают больше всех от этой системы. Их обычно большинство в классе и они могут быть из самых разных семей. В начале пятилетнего обучения их «воспитание» ограничивается чаепитиями и внеклассными мероприятиями с воспитателями. Однако, в старших классах, когда первая религиозная группа уже молится и соблюдает пост, тактика меняется. В моем лицее было распространена практика приставления более религиозного ученика к менее религиозному, дабы «повлиять» на последнего. Мы действовали как профессиональные сектанты – приглашали одного-двух одноклассников на чаепития и старались осторожно показать им прелести религии. Это было неправильно – я понимал это – но мне приходилось это делать под неосознанным давлением членов группы, воспитателей и учителей. В сущности, я втирался в доверие одноклассников и учился манипулировать ими. Все это я пытался оправдать тем, что забочусь о них, но, на самом деле, мне хотелось получить поощрение от старших и, наоборот, я боялся их разочарования.
Некоторые промежуточные ученики понимали, что ими манипулируют, и сопротивлялись, однако были и те, кто легко поддавался влиянию. Таких мы поощряли всяческими знаками внимания и старались дать им почувствовать частью группы. Мы приглашали их на коллективный намаз, на религиозные поездки в другие города и дарили подарки. Если все это идет наперекор ценностям семьи ученика, мы просили его скрывать о происходящем. И хоть на короткое время нам удавалось приманить их к себе, после окончания лицея многие из них болезненно разрывали связи с лицеем и религией, закрываясь в себе.
Мое разочарование в системе проходило постепенно. С одной стороны, по мере углубления в религию, я начал сомневаться в правильном религиозном направлении турецких лицеев. В частности, возникли вопросы о том, почему одно религиозное предписание системой соблюдается не так строго, а другое, наоборот, акцентируются. Являются ли ортодоксально верными учения Нурси и Гюллена. Почему ставится такое большое внимание турецкому языку и турецким религиозным книгам. Все вопросы были встречены критикой учителями и воспитателями. Меня просили не думать и не задавать вопросы, ведь мысли порождают «сомнения нафса». В то время меня осенило, что такое пресечение инакомыслия является характерным свойством секты.
Другой причиной стало то, что я все сильнее начал замечать слепое деление системы на «своих» и «чужих». Мой воспитатель однажды оповестил меня о том, что его друг, другой воспитатель, после окончания обучения в университете, намеренно пошел работать в КНБ и скрыл все связи с турецким лицеем. Когда я спросил его о том, почему этому факту уделяется такое большое значение, он ответил: «Ну как же, чем больше в государстве будет работать наших, тем больше помощи можно будет получить, если у нас будут проблемы». Этот явный намек на скрытность и запретность деятельности в школе вызвал во мне отвращение.
Действительно, многие подводные камни системы лицеев неизвестны даже мне. Но даже малая часть того, что известна, пугает – например, что учителя из разных городов каждый год собираются вместе и слушают «святые» проповеди Фетхуллаха Гюллена. И что система контролирует место проживание, деятельность и даже выбор семейного партнера человека.
В конце концов, после выпуска из лицеев, я почувствовал сильное облегчение. Мою жизнь больше не контролировали другие люди. Я мог больше не обманывать своих одноклассников и открыто рассказал им о своих религиозных убеждениях и о том, что происходило на самом деле перед их глазами. Многие, услышав это, были шокированы и почувствовали себя обманутыми и использованными. Мне пришлось долго налаживать с ними отношения. По крайней мере, мы остались друзьями. Я до сих пор пытаюсь осознать все влияние, которое лицей оказал на меня. Я вырос в этих стенах и стал продуктом мировоззрения, навязанного мне без моего желания. Смогу ли я полностью избавиться от того, что так повлияло на меня? На вряд ли. Зато, я могу рассказать о своем пути всем тем, кто планирует связать свою жизнь с турецкими лицеями. Все, о чем я рассказал, является моей субъективной точкой зрения, но я надеюсь, что каждый может сделать выводы.