К вечеру Эрица возвращалась из школы. Мысли беспорядочно скакали, как пыльца в броуновской капле. То они ненадолго задерживались на коллеге, которой «больше всех надо», то перескакивали на сына, нашедшего год назад в другом городе работу с хорошей карьерной перспективой и уехавшего, то на сапожки, на которые она недавно облизнулась в магазине, то на погоду вокруг.
Свежий порывистый ветер гонял по дворам посиневшие, полузасохшие листья, то сбивая их в кучки, то разгоняя. Немногочисленные деревья — и чахлые, и здоровые — гнули ещё не утратившие гибкости ветки, осыпающие последнюю листву. Из-под завалов сухой жёлтой травы на газонах то здесь, то там пробивались тонкие, редкие травинки.
— Смотри, Силя, как красиво! — услышала Эрица позади себя весёлый, уверенный мужской голос, показавшийся ей знакомым. Она обернулась. Совсем незнакомый молодой блондин громко говорил девушке в голубом мульпиновом платке, указывая на заброшенный газон: — Пробивается, как будто назло грязи, назло мусору, назло засохшему бурьяну, и неважно для неё, что не успеет она вырасти.
«Где только эти влюблённые красоту ни найдут!» — снисходительно подумала Эрица. И тут ей остро захотелось посмотреть фотографии самых красивых мест мира. Она заспешила домой, где её никто не ждал.
В Интернет она не заглядывала уже год, с того момента, как от неё ушёл сын. Она была сильно обижена на Интернет, уведший, сманивший, соблазнивший, похитивший её двадцатипятилетнего ребёночка, который без неё пропадёт, не может не пропасть!
Как она надеялась, что у сына ничего не получится, и он вернётся к ней! Надеялась, конечно, неосознанно, более того — если бы ей кто-нибудь сказал, что скрывается за её мыслями — она бы обиделась и навсегда перестала общаться с тем, кто бы это сказал. Но поведать ей об этом было некому, сокровенными мыслями она ни с кем не делилась.
В комнате сына Эрица оставила всё, как было. Не стала менять ни серое покрывало на его кровати, ни расположение книг на его полке, ни ручки и карандаши в маленькой цветастой вазочке на столе… И, конечно, компьютер она тоже убирать не стала.
Эрица вошла в комнату сына и ужаснулась. В комнате кто-то был! Он стоял возле компьютерного стола, в одежде, переливающей всеми цветами радуги, с очень коротко стрижеными чёрными волосами и ярко-зелёными глазами. Хозяйку объял ужас, она не могла ни говорить, ни думать.
Существо стояло неподвижно. Как только оно улыбнулось, послышалась тихая спокойная музыка. Что-то мягко приподняло Эрицу, отнесло на кровать и усадило. Музыка продолжала звучать, всё так же — тихо и успокаивающе.
Эрица поддалась музыке, расслабилась. На противоположной стене, оклеенной светлыми цветастыми обоями, возник белый экран. Вскоре на нём появились сменяющие друг друга картины, изображающие самые красивые парки мира.
Как бы ни был силён страх хозяйки перед неизвестной сущностью, восхищение красотой победило. Она любовалась деревьями и клумбами. фонтанами и статуями, воображала себя среди них. На секунду ей показалось, что чарующие звуки мешают ей туда попасть, и в то же мгновение музыка оборвалась. Картины продолжали сменять друг друга в полной тишине.
Эрица с восторгом оглянулась. Встретившись глазами с непонятным существом, она снова услышала музыку – ту же самую, только потише.
— Не бойся меня, — сказало существо, и по комнате запрыгали пузырьки, яркие-яркие, переливающие всеми цветами радуги.
— Я не боюсь, — ответила Эрица. Это была правда — страх смыла музыка, забрали картины. — Только скажи, кто ты?
— Я-то? да как тебе будет угодно. Хочешь – считай меня ангелом, спустившимся с неба, хочешь — домовым, хочешь — существом из параллельного мира, переселившимся в ваш, хочешь — инопланетянином…
Эрица любовалась шариками, плывущими по комнате, как когда-то, в детстве, мыльными пузырями. Только эти шарики были намного ярче, они светились изнутри, и радужный блеск на них был отчётливее.
Существо проследило за взглядом Эрицы:
— Не бойся, — сказало оно. — Это абсолютно безвредные плазменные пузырьки, в нашем мире они как бы показывают чистоту помыслов говорящего.
— Ага, значит, ты — существо из иного мира?
— Я же сказал, что это не имеет значения. Для тебя намного важнее знать, кто ты, чем кто я.
— Кто я? — растерянно захлопав короткими густыми крашеными ресницами, пролепетала Эрица. — Но это я и так знаю…
— Думаешь, что знаешь? Тогда скажи, что ты о себе знаешь. Поверь, мне есть чем дополнить.
И тут Эрица захотела — мучительно, до ноющей тяжёлой боли — всё рассказать этому существу. Как бывает, что человек рассказывает о своём, наболевшем, внезапно понравившимся попутчикам, тревожно оглядываясь — не слышат ли родственники.
— Я одинокая, никому не нужная вдова. Раньше я была нужна сыну, но теперь он уехал в Капотонол, а я осталась здесь…
— И это всё?
— Ну, учительница младших классов ещё, — безо всякого интереса, сухо ответила Эрица.
— Вот! Ты — учительница младших классов. И ты нужна ученикам.
Эрица растерялась. Никогда в жизни не думала она о том, что может быть нужна кому-то вне семьи. Сначала её научили, что кроме родителей, она никому не нужна, после смерти родителей она была уверена, что нужна только мужу и сыну, после гибели мужа — что только сыну. Быть нужной одновременно целой ораве чужих детей — такое у неё в голове не укладывалось.
И хозяйка, растерянно путаясь в словах, проговорила:
— Учеников у меня много, и каждому я буду нужна? Им родители должны быть нужны, — и осеклась, устыдившись корявой фразы.
— Вот и хорошо, что много, — ответило существо. — чем больше людей, которым нужен человек, тем для него лучше. А там дальше – будешь чувствовать себя нужной не конкретным Вале или Жене, а обществу. Увидишь, как это прекрасно!
— А я всю жизнь считала, что надо заботиться о конкретных людях, а не об абстрактном обществе. Легко любить абстрактное всё человечество!
Существо в радужных одеждах грустно улыбнулось:
— Да какая у тебя жизнь-то — сорок семь лет! Я живу уже семьсот двадцать восемь лет, много чего видел, и поверь, опровергнуть твои мысли мне есть чем.
Два радужных шарика не лопнули, они остались лежать — один на полу, другой на шифоньере. Но они терялись в куче набегающих и лопающихся пузырьков, и Эрица не обратила на них внимания.
А существо, между тем, продолжало рассказывать, всё более увлечённо, всё менее тщательно подбирая слова:
— Недавно мы, с моим покойным другом, провели эксперимент. Зарядили камни на исполнение желаний и стали давать их людям, но при этом лгали, будто эти камни в обмен на исполнение желаний отбирают у людей жизнь. И что бы ты думала? От желающих взять камень отбою не было! Все желали, понятное дело, не для себя —какой смысл желать чего-то для себя, если знаешь, что скоро умрёшь? Но никто при этом не пожелал чего-то для всех, например, установления разумной экономической системы или чтобы не было болезней! Большинство желало для своих детей, некоторые — для любимых или родственников. Так что — нет, мнение «легко любить всё человечество» — ошибка. Это очень нелегко, но так прекрасно!
— Да… — только и смогла вымолвить Эрица.
— Вот именно, что «да», — ответило существо. Ну а с сыном твоим всё в порядке, о нём сильно беспокоиться не надо. Будут у него проблемы, захочет он о них говорить – скажет, не захочет — значит, не захочет.
— Правда? Но я не могу не думать о своём ребёнке! Я — мать, и я хочу о нём заботиться!
— Правда заключается в том, что ты перепутала цель и средство, — неожиданно резко ответило существо. Цель заботы о потомстве у всех живых существ состоит в том, чтобы это самое потомство к самостоятельной жизни подготовить, а у человека — дать обществу новых граждан. Но к сожалению, для многих родителей такая забота о потомстве превратилась в самоцель, в смысл жизни.
Эрица вспомнила мамаш, приводящих в школу за ручку своих детей-старшеклассников, и удивилась, как это она раньше не ужасалась этому. В одном только она не могла себе признаться — что сама рада была бы водить своего сына в школу и из школы, да возможности такой не было у неё.
А существо, видимо, довольное произведённым беседой эффектом, замолкло. Шарики полопались не все, несколько осталось, и теперь освещали комнату ровным ярким светом, бросая на всё радужные блики. Существо, перехватив взгляд Эрицы, зачарованно следящий за пузырьками, мягко сказало:
— Это я тебе на память оставляю. Не забывай меня!
Шарики, густо летевшие с существа в первой фразе, в начале второй резко прекратились. «Понимает, что его не забудешь», — отметила Эрица и тут же спохватилась:
— Ой, что я за хозяйка! У меня такой гость, а я… Идём на кухню, у меня пирог хороший, интеоловый, я чай быстренько поставлю…
— Спасибо, не нужно. Мы солнечным светом питаемся, кремень и железо ещё изредка едим. А воду берём из паров.
Существо исчезло, просто растворившись в воздухе. Эрица удивилась своему прекрасному самочувствию. Давно так не бывало… Она измерила пульс, он оказался в норме. «В кои-то веки!» — подумала она и стала готовиться к завтрашним занятиям.
Желание хорошо работать было для Эрицы непривычным, но таким новым! Она с головой ушла в пособия по математике, языку, познанию мира, литературному чтению. Раньше она делала их кое-как, с серединки на половинку, но теперь… Теперь она удивлялась, как раньше не понимала, что лучше быть нужной многим, чем одному человеку, каким бы родным он ни был!
Прежде Эрица со своими учениками почти не занималась. Даст задание — и выйдет из класса, а что дети в это время на головах ходят, дерутся, покалечиться могут — это их родители должны учить себя вести. Она-то тут при чём? И не только она так делала — из учителей младших классов, пожалуй, одна только Самитла учеников не оставляла, но у неё ведь и репутация — «ей больше всех надо».
Прошло три недели. Приближался День учителя. Эрица собиралась на работу. Она уже натягивала сапог, когда зазвонил телефон. Вызывал её Жадбер, отец Лажара, председатель родительского комитета школы.
— Чаниту[1]Эрица, что вам подарить? — спросил он. — Мы тут деньги собрали…
Прежде Эрица охотно бы сказала, какой мегафистон она хочет. Но теперь она почувствовала брезгливость, смешанную со стыдом — «Когда-то я была такой», но успокоилась, подумав: «Это было давно».
— Дарить мне ничего не надо, — твёрдо сказала Эрица. — Лучший подарок для меня — это хорошее поведение ваших детей.
— Но мы уже собрали деньги, — недоумённо ответил Жадбер.
— Это ваши проблемы, — ответила Эрица, но тут же спохватилась: этот ведь негодяй может и присвоить все деньги, а остальным родителям сказать, будто мегафистон ей купил. С него станется! И она сказала: — Раздайте деньги родителям обратно, я прослежу.
И учительница щёлкнула на телефоне «Отбой».
Она пошла на работу. В не по-осеннему голубом чистом небе светило недавно взошедшее солнце, только что распустившее лучи. Немногочисленные деревья уже почти все облетели, разве что на некоторых сидели одинокие, засыхающие листья. Под ногами прохожих хлюпала грязь, вобравшая в себя глину, перепревшие листья, обрывки шелдавы, телариона и праладона.
Вдруг на небе — по-прежнему безоблачном, ясном — напротив всходившего солнца, появилась яркая, отчётливая радуга. Все кругом стали удивляться редкости — радуга без дождя — восхищаться ею. «Мама, смотри — каждый охотник желает знать, где сидит фазан!» — воскликнул какой-то малыш. Люди спорили, строили догадки, отчего это случилось, некоторые смотрели в Интернет, были ли уже где-нибудь радуги без дождя…
И только Эрица знала, что это значит. Её добрый друг из другого измерения посылал ей знак, что он целиком и полностью её одобряет.
[1] Чаниту – обращение к учителю.