О репертуарном портфельчике директора театра имени Чехова ходит немало слухов. Многим хотелось бы заглянуть в него, в эдакий сундук со сказками, и погадать о будущем сезоне. Но портфельчик – лишь манящий образ, а все ответы на вопросы «что было, что будет, чем дело кончится, чем сердце успокоится?» – у самого Виктора Аввакумова. В преддверии открытия 72 сезона Виктор Валентинович любезно согласился ответить на все мои «зачем» и «почему».
– Когда после отпуска возвращаешься в театр, очень быстро приходит понимание, что и не прерывался, но уже включаешься в работу с новыми силами. Сейчас я с большим удовольствием и большим желанием выстраиваю репертуар, – говорит Аввакумов, только что вернувшийся с первых репетиций.
– Можно, я угадаю? Наверное, именно под такое настроение очень хорошо преподносится идея поставить Дона Нигро «Дон Жуан». Это же уже современная драматургия, в которой, считается, автор дает пинка классике. Вместо высокого стиля – площадной жаргон, трагические моменты оборачиваются стебом. Так, во всяком случае, характеризуют спектакль «Дон Джованни», впервые поставленный в начале этого года на сцене одного московского театра.
– Да, именно в таком отдохнувшем настроении и родилась идея поставить пьесу, которая может стать чем-то вроде взрыва. О «Дон Жуане» были мысли еще до завершения прошлого сезона. Только я тогда еще не знал об американском драматурге Доне Нигро, малоизвестном на русскоязычном пространстве. Я просто не хотел ставить пьесу в классическом исполнении, с известным сюжетом – эти банальности меня не интересуют. И Игорь Меркулов, тоже озадаченный, чьего авторства ставить «Дон Жуана», предложил хулиганистую версию Дона Нигро. Только у нас будет не трагифарс, а драма с элементами юмора и стеба. У Меркулова-то все нормально со стебом – вкусным, интеллигентным.
– Но это все-таки костюмированная пьеса, а значит, дорогая. А вы, помнится, отложили пьесу «Дверь в смежную комнату» из-за дороговизны декораций.
– У нас в качестве актива есть костюмы той самой эпохи.
– И все-таки, почему выбор пал на совершенно новую пьесу, когда – а у меня все записано! – в прошлом сезоне не состоялись по разным причинам целых четыре планируемых спектакля: и «Дверь в смежную комнату», и «Полет над гнездом кукушки», и «Над пропастью во ржи», и «Поминальная молитва»? Я-то думала, что-то из этого будет в новом сезоне…
– Корректировка репертуара – нормальная практика, в зависимости от того, как его видит художественный руководитель и что происходит сейчас в обществе. Обозначенные пьесы не остались за бортом. 14 октября мы сыграем «Дон Жуана», а уже 9-го приезжает Олег Белинский и в параллель начинает репетиционный процесс «Поминальной молитвы». Ее премьера состоится 25–27 ноября. Это самый дорогой спектакль в сезоне получится, почти миллион тенге стоит. Чтобы этот проект реализовался, я вызвал из отпуска пораньше пошивочный цех, и они уже в августе начали шить костюмы – более восьмидесяти наименований! Многие уже готовы, как, впрочем, и декорации…
То же самое касается «Полета над гнездом кукушки». Я дал пьесу Алексею Мельникову, и после новогодних мероприятий мы приступаем к постановке этого спектакля, премьера которого состоится в начале февраля. Все это будет уже абсолютно точно, потому что режиссеры уже давно работают над этими пьесами. Мне будет очень интересно посмотреть, как Мельников сделает «Кукушку». Я ведь в последнее время держу его на комедиях, которые дают массового зрителя, и лучше него комедии у нас никто не ставит. А он давно просил меня дать ему что-то серьезное, и у меня нет сомнений, что он справится с новой задачей.
Над спектаклем «Над пропастью во ржи» мы работать начинали: была читка, репетиции на сцене… Но потом нам почему-то стало неинтересно над этим материалом работать. Ни актерам, ни режиссеру, хотя Белинский очень хотел его поставить. Только он из вежливости не хотел говорить этого вслух. Я понял, что это моя ошибка, и совершенно спокойно принял решение отложить пьесу. Когда я почувствую, что она необходима, мы ее поставим. Тогда вместо «Над пропастью во ржи» мы взяли «Именины» – совершенно контрастную ей – и попали в точку!
– Удивительно, как хорошо она пошла и зрителю. Я пыталась смотреть фильм, снятый по той же пьесе: вроде хорошие известные актеры играют, но после вашей постановки совсем «не вставило»!
– У нас в постановке все оказались на своих местах, и в силу этого пьеса заиграла! Почему премьеру спектакля мы поставили восемь раз подряд – и она все дни шла с аншлагами. А был бы такой успех у «Над пропастью во ржи»? Большие сомнения. Поэтому надо, считаю, принимать такие решения конкретно и жестко.
Что касается «Двери в смежную комнату»... Да, она затратная по декорациям. И стоял вопрос: вложиться в нее или в «Поминальную молитву». Конечно, на чаше весов «Молитва» перевешивает.
– Что перевесило?
– Прежде всего, то, что «Молитва» по внутренней тональности совершенно сейчас совпадает с тональностью происходящих в обществе настроений, с теми мыслями, которые бродят в голове обыкновенного человека, не облеченного властью. В пьесе же «Дверь в смежную комнату» идут размышления о том, можно ли что-то исправить в своей жизни, если вернуться назад. И оказывается, что та жизнь, которая, казалось бы, изобилует ошибками, совсем не зря так сложилась. Это тоже интересно показать – через фантастический сюжет, он мне очень нравится, но сейчас «Молитва» перевешивает.
– А что за актуальность в «Дон Жуане», что вы его поставили первым среди премьерных спектаклей?
– Тут много всяких причин, почему именно эта премьера первая в сезоне. Дело в том, что иногда нужно экспериментировать и с размещением пьес. Это дает подсознательный сигнал зрителю, что сезон будет непредсказуемым. Как когда-то для зрителей было шоком, что мы первой премьерой сезона выпустили «Вассу» Горького. Такие неожиданности дают людям толчок, стимул ходить в театр.
– Так какая основная функция у «Дон Жуана» – развлекательная, воспитательная?
– Основная мысль пьесы – о свободе и вседозволенности. И я уверен, Дон Нигро сейчас очень актуален. В классическом варианте острота темы «Дон Жуана» прикрывается, а у Нигро мысль, которая мне интересна, выпячивается. Разве свобода, переходящая во вседозволенность, сейчас не происходит в обществе? Почему столь мало сейчас так называемых «свободных» людей задумываются о том, что их свобода может мешать свободе другого человека? Когда люди считают, что они могут творить все, что хотят, такая вседозволенность приводит к серьезным последствиям.
– Существуют мнения некоторых исследователей, что Дон Жуан искал идеал женщины на Земле. Якобы это прощает его низкое поведение.
– Мне это абсолютно неинтересно. И попытки вытащить из пьесы такую идею – это какое-то мелкотемье. Это не интересно зрителю. Сейчас должны быть более актуальные темы, которые волнуют большинство.
– А зачем открываете сезон «Дядей Ваней»? В одной передаче Константин Райкин сказал: «Люди потребляют искусство, чтобы собственную жизнь ощутить более остро». И он же добавил: «Не понимаю тех режиссеров, которые не боятся быть скучными!» Несмотря на то, что это крепко скроенный спектакль, с прекрасными и символическими идеями оформления, сам сюжет невероятно скучен. Как может обострить жизнь зрителей эдакое беспросветное «болото» на сцене театра? Только пузыри над поверхностью поднялись на какой-то момент, и все – и «жизнь моя, иль ты приснилась мне»!
– Здесь мы не размышляем над тем, как открыть сезон более ярко. Здесь другая мысль. В пьесе, согласен, нет обнадеживания зрителя, это совершенно классическая постановка Чехова. Я мог бы открыть сезон «Предложением» Чехова, были бы в репертуаре «Три сестры» или «Чайка» – открыл ими бы.
– Почему так принципиально?
– Хочется напомнить зрителям, что у нас есть традиционные формы постановок, что это все-таки театр. Что мы не только экспериментируем, привносим что-то новое, но и знаем и умеем работать по чистым канонам. Это нужно, чтобы сохранить атмосферу классического театра.
– Чтобы не слишком штормило, для контраста?
– Да, можно полностью заполнить репертуар современными трактовками, авангардом, но через какое-то время такой театр будет неинтересен и проживет от силы пять сезонов. «Дядя Ваня» не дает экспериментального креатива. Но он созвучен времени, сделан современно, профессионально, и у него есть корни. Он дает ощущение, что не все потеряно в театральном мире, что есть люди, которые бережно относятся к наследию русского психологического театра. Он же отошел сейчас в сторону, уступив первый план социальному. Но мы обязаны сохранить стержень, традиции классического психологического театра.
К сожалению, эти каноны сейчас во многих театрах отменяются. Но пройдет время, и общество уже не будет так «поедать» социальные постановки, и психологический театр вернется.
– Итак, фундамент сохранен, опорные спектакли выбраны. А в чем, как вы считаете, вы можете соперничать с интернетом? Вы однажды выразили такую уверенность.
– По сути у нас общая миссия – строить диалог с теми, кто нас слушает. Не поучать, не направлять, не оспаривать их мнение, а вести равноправный диалог. Поэтому каждый грамотный веский спектакль в противовес тому, чем зачастую безграмотно насыщает нас интернет, может с ним конкурировать. Чисто психологически поверхностность и субъективность сетевого контента не может не отвратить зрителей от интернета, и тогда они приходят сюда за чем-то настоящим. Театр – это разговор современника с современником на злободневные темы. И право зрителя поддаваться или не поддаваться воздействию собеседника. Мы не воспитываем и не осуждаем. Я убежден, что, как только театр начнет учить, зрители из него сбегут. Когда театр становится не именем существительным, а именем прилагательным – прилагаться к воспитанию или партийной пропаганде – его сущность выхолащивается.
– Как бы вы определили общий вектор наступающего сезона?
– Общего вектора, пожалуй, нет. Во второй половине сезона будет еще пара премьер, и я пока не определился, что это будет. Единственное, что я хочу: чтобы каждый из спектаклей, которые я замыслил на сезон, хотя бы те, которые уже назвал, стали весомым и значимым событием и для истории театра, и для зрителей.
– И я вам от души этого желаю, потому что и себе как зрителю желаю того же самого!