Небольшой июньский дождик прошёл совсем недавно, но асфальт успел высохнуть. Только в углублениях оставалась ещё вода, окаймлённая причудливыми пылевыми разводами. А деревья задумчиво шелестели посвежевшими листьями на слабом, влажноватом ветерке.
Любава стояла у магазина и ждала Лету. Та должна была пойти с ней в соседнее кафе и показать несколько фотографий. Потом она, Любава, должна будет написать по этим фотографиям статью.
Внезапно к Любаве подошёл какой-то парень. Вид у него был явно расстроенный, но решительный. Вынимая из кармана чуть помятую пачку сигарет, он спросил:
- Закурим?
- Нет, спасибо, я не курю, - ответила Любава, неприязненно смотря на парня. «Не поймёт, что обратился не по адресу – так ему и скажу, - подумала Любава.
- А замуж за меня не хочешь выйти? – спросил парень.
- Не шутите так, - холодно ответила Любава.
- Я не шучу, - растерянно ответил парень, - я серьёзно.
Растерянность парня немного смягчила Любаву. Заметила она и то, что сигареты он поспешно сунул в карман, как только она сказала, что не курит. «Хоть это понимает», - отметила она про себя.
Любава сказала, заметно смягчив тон:
- Тогда и я отвечу вам серьёзно. Только очень легкомысленный человек может делать предложение девушке, не зная ни её образа жизни, ни на какие средства она живёт, ни её характера, ни её взглядов. Например, откуда вы знаете, может быть, я уголовница какая-нибудь?
- Что ты, у уголовниц не бывает таких рук.
Любава посмотрела на свои руки. Большие, с развитыми мускулами, красивой формы, они за месяц работы на дачных участках успели покрыться сильным загаром. На запястьях виднелась резкая граница – выше кожа была белой. Мозоли от разнообразных тяпок и лопат, и ссадины казались каким-то причудливым созвездием, уместившимся на ладони.
С тех пор, как семья Любавы вынуждена была продать дачу, чтобы заплатить за операцию матери, девушка на каникулах работала по найму на чужих дачах. Работала подённо, нанимаясь то к одному дачнику, то к другому. Платили кто как, и Любава успела заметить, что те, кто жульничал с зарплатой – воровали у соседей.
- Вас как зовут? – спросил парень.
- Любовь. А называют – Любава.
- Любава, значит, - ответил парень. – А меня зовут Толя. Выходи за меня замуж! Или жених есть?
- Нет, жениха у меня нет, - рассудительно сказала Любава. – Ну хорошо, что я не уголовница – вы поняли. Но с моим характером, со взглядами на жизнь, с убеждениями вы не знакомы. Такое поведение, как у вас, может говорить или о вашем крайнем легкомыслии, или о том, что – Любава внимательно посмотрела на Толю – у вас какая-то беда.
Лицо Толи помрачнело. Он невесело улыбнулся, вздохнул. «Вот так, - отметила Любава, - проницательная я». А Толя вымученно проговорил:
- Да я сам не знаю, насколько это беда. Понимаете, невеста у меня влюбилась в Анатолия Беляева.
- В Беляева? Это бард, что ли? – оживилась Любава. – Так это горе не беда. Сама, наверное, певицей стать хочет?
- Да, хочет. И голос у неё – прямо чудо! – Толя сказал это так, что Любава поняла, что он по-настоящему влюблён в свою невесту. – Понимаете, это я навёл её на Беляева. Она возмущалась засильем пошлятины на эстраде, говорила, что хочет стать певицей, чтобы выжить её. Вот я ей и показал по Интернету Харчикова, Беляева, Якушкина, Крылова, Баранова, Кербу и группу «Неведомая земля». Ну, ей Беляев понравился.
- Вот именно, что понравился, - уверенно ответила Любава. – Он ей нравится, как артист, а она принимает эту симпатию за любовь.
- Но мне ведь тоже одна из солисток «Неведомой земли» нравится, как певица, но я ведь в неё не влюблён, - растерянно сказал Толя.
- А вы хотели стать музыкантом? - терпеливо спросила Любава.
- Нет, никогда! Я хотел стать строителем – и стал им.
- Ну вот и всё! А вам я советовала бы переждать. Она разберётся в своих чувствах, оценит вашу верность…
- Хорошо, Любава. Спасибо.
Любава вытащила из кармана сотовый и посмотрела время. Вот ведь заставляет ждать! Впрочем, она не она будет, если в трёх соснах не заблудится.
Ветерок подул сильнее, и лужицы на асфальте покрылись небольшой рябью – не столько от самого ветерка, сколько от задуваемой пыли. Количество облаков уменьшилось, и только на солнце набежало небольшое облачко, накрыв его, как марлевым тюлем. Клён, под которым Любава стояла, шелестел листвой, то тихо, совсем неслышно, то погромче.
Любава попыталась понять, почему с ней самой такого не было. Нет, профессиональные симпатии у неё были и есть, но за любовь она их никогда не принимала. Ни к Владимиру Пронину, ни к Владимиру Соловейчику, ни к Михаилу Попову… Может быть, потому это, что первой её симпатией подобного рода была Ирина Маленко – которую Любава и видеть не видела?
Размышления Любавы прервала Лета. Она подошла к Любаве, и подруги зашли в кафе.