«Чем более ужасающим становится этот мир,
тем сильнее искусство становится абстрактным».
Пауль Клее, художник
Подарок самому себе в день рождения, всем ценителям живописи и – особо – своим товарищам-чернобыльцам сделал известный павлодарский художник Андрей Оразбаев. В областном художественном музее 2 апреля открылась третья персональная выставка талантливого именинника под названием «Танец шамана». Экспозицию из 28 совершенно новых работ, написанных буквально за первые месяцы года, уже единодушно перекрестили в «Буйство красок». Получилась она настолько по-весеннему яркая и безудержная в своих открытиях, что слабонервным лучше удалиться.
Возвращение к невинности
– Почему такое название: ты впадал в транс или использовал какие-то символы шаманизма? – спрашиваю я у автора выставки.
– Трансом можно назвать весь процесс творчества, иначе работа не получается. Либо ты все делаешь в состоянии полного погружения, либо это какое-то формальное ремесло, – объясняет Андрей Оразбаев. – Почему «Танец шамана»? Потому что так называется моя ключевая работа. И потому что это такая экспрессивная живопись, и сама работа над ней у меня ассоциируется с шаманством, с погружением в состояние единения с миром.
– Насколько известно, шаманы – это такие проводники между людьми и духами или богами.
– Я много думал об этом и считаю, что шаманизм это область или дорелигиозная система мировосприятия, которая почти утеряна. Настоящих шаманов осталось очень мало. Но ведь это то, с чего все начиналось. На заре человечества именно шаманизм был основным моментом единения с природой. То есть люди разговаривали с ветром, животными, растениями… И это отчасти сохранилось. Мы просто не отдаем в этом отчет, когда разговариваем с домашними животными. Любая хозяйка, которая выращивает цветы, знает, что они будут хуже расти, если с ними не разговаривать. Даже с неживыми вещами люди устанавливают какие-то вполне человеческие отношения. Автомобилисты, например, любят давать имена своим машинам и говорить с ними.
Кисти и краски, уверяет художник, он не заговаривал. Зато обновленное мировосприятие павлодарского шамана определенно диктует ему новые правила игры, и вот уже тот Оразбаев, которого мы знали то как талантливого декоратора, то как глубокого символиста, забыт.
– Стилистически это абстрактная живопись, – определяет Андрей нынешние работы. – Учитывая, какие я использую цвета, это такой абстрактный экспрессионизм. Или экспрессивный абстракционизм.
– Заметила, что ты все больше отходишь от монохрома.
– Да, однозначно отошел, а еще фигуративности стараюсь избегать.
И получается – художник постоянно бежит от стереотипов, как от огня, к линии горизонта, которая всегда остается впереди. В торопливой погоне, в неустанном возвращении к природной невинности Андрей с легкостью отбросил уже отжившие, сыгравшие свою роль направления. В поисках сжатых абстрактных философских форм художник нашел новую дверь и просто вышел из поиска, поддавшись более мощной неведомой силе.
Помнится, для меня это сбрасывание старой кожи Оразбаевым произошло перед картиной «Сон дурака» из прошлой выставки. В голове тут же родился оксюморон «восхитительное уродство» – и глаз не оторвать, и воображаемым гостям приобретением не похвастаться. Как будто что-то сугубо интимное, всплывшее из подсознания, продемонстрировать.
Танцуй, шаман, гуляй, деревня!
Поскольку никакие официальные стандарты к таким работам неприменимы, оценки творчества Оразбаева из года в год колеблются от «черти что, ничего не понял» до «гениально!». Вот и очередная выставка показала этот разрыв между «чужим и навязанным» и «своим, вновь рожденным». Жирно, почти срываясь в неумеренность, но, как всегда, самобытно, по-оразбаевски.
Недавно один практикующий психолог закинул в соцсети пост о «Черном квадрате» Малевича и вызвал дискуссию: что это – «голый король» по Шварцу или «экран, на который мы можем транслировать содержание по своему вкусу». По второй версии можно только проявлять чудеса догадливости, чтобы распознать смысл изображений от Оразбаева. Однако вот они – совершенно конкретные, в лоб, названия: «Регата», «Хранитель», «Горная речка», «Истоки», «Путешествие». Необходимые, как «звонок другу», – без них можно легко потеряться в этом, на первый взгляд, безумстве. Но подсказки помогают разобраться, и все становится более-менее понятно: вот он, мужик в пиджаке, а вот оно, дерево.
– Что, тоже ищешь тут хранителя? – вкрадчиво интересуюсь у знакомого перед одноименной картиной.
– Ну, вот, нашел: по-моему, это овал лица, а это шляпа…
– Да нет же, вот шляпа, смотри, она ниже. На сомбреро похожая…
– А вот и глаз, – находит знакомый еще одно очертание ниже и правее.
«Хранитель» наконец проявляется: шляпа отдельно, глаз отдельно – и не смешивать. Тут – обод колеса, а здесь – цветное мелькание – получается «Путешествие». Как верно написано в пресс-релизе выставки: «Картины Андрея Оразбаева представляют современный формат приобщения к творческому процессу». Где «Двое», там отчего-то видится и третий. А глядя на картину с тривиальным названием «Дерево», вначале находишь взглядом бананы, потом какой-то, по всей видимости, африканский орнамент, и тогда уже понимаешь – дерево-то нездешнее. И остается только брякать что-то в стиле героя фильма «Человек с бульвара Капуцинов»: «Сдается мне, это был пейзаж (портрет, натюрморт, этюд, нужное подчеркнуть)». Таков предметный мир Оразбаева, сохранивший символичность в движении кисти, в перекрестье цветов, где и помещаются вполне себе мирские образы.
Разброд и шатания среди простых смертных – это нормально, но Андрей умеет смутить даже бывалых искусствоведов. Шаман свое дело знает, и вот уже ведущие зачитывают забавную в своей двусмысленности подводку к выставке: «Как нам кажется, основная концепция выставки – это сам автор, только в несколько ином его качестве. Художник уходит от предметной составляющей, плавно переходя к символически-абстрактному изображению». Искусствовед, член Союза художников Казахстана и главный хранитель фондов музея Елена Дубовая так же не внесла ясности в общую сумятицу:
– Это не только отчет, мощный, сильный, смысловой, философский, здесь идет постижение зрителем глубины художника. Это действительно философ, которого нужно читать, думать над ним, общаться с ним. Он задает тон диалога, и, когда проходишь через всю экспозицию, начинаешь понимать его. Или наоборот не понимать. То есть Андрей всегда загадка для нас. У Андрея всегда идет эксперимент, ни на что не ориентируемый свой собственный эксперимент, – осторожничает в своем спиче Елена Викторовна.
Ну никак не получается постичь «всю глубину его глубин». Понятно только, что художник от чего-то уходит, и мы следуем за ним. Шаман танцует в сторону непознанного, где нам приходится общаться с беспредметным автором, перешедшим по своим качествам в символически-абстрактное изображение. А вы наивно полагали, что не забор красит человека, а человек забор? Забудьте, это вчерашний век! Ничто так не красит художника, как его яркие полотна.
Осторожно: окрашено!
Хотя Оразбаев и не стал на этот раз удивлять традиционным для его презентаций перформансом, событий и мнений на выставке хватило на несколько сценок под общим названием «Встреча человека с искусством».
Так, пока я расшифровывала образы, следуя мелкобуквенным указателям в названиях, другие впечатлительные граждане подключали самые неожиданные органы чувств, а не только зрение. Поскольку экспозиция приурочена к 30-летию катастрофы на Чернобыльской АЭС, председатель республиканской АЮЛ «Союз Чернобыль» Виктор Деймунд признал в картинах «ту самую атмосферу», в которой им с Андреем приходилось работать на ликвидации последствий аварии. Интересно, что он имел в виду– «радиоактивность» красок или общую обстановку паники?
У нескольких посетителей яркие картины спровоцировали чувство голода, а у одного даже эпилептический приступ. Благо, дежуривший здесь же оперативно-спасательный отряд комитета ЧС в две секунды оказался на месте и оказал пареньку необходимую помощь.
Кстати, медики считают, что припадок у людей, страдающих эпилепсией, могут вызвать как яркие краски, коих на новых картинах Андрея Оразбаева в избытке, так и гирлянда со светящимися огнями. Творческий псевдоним художника «Аншумали» как раз и переводится с санскрита как «светящаяся гирлянда». Не исключено, что весь месяц, пока в художественном музее выставляется «Танец шамана», во избежание драматических перформансов спасателям придется быть начеку.
фото Олега Градского
