3.
- Извините, а у вас сигареты не будет – услышал он за спиной голос Молодого.
- Ща, погоди – ответил Роман и сходил в купе – На.
- А можно, две? Извините. – робко промямлил Молодой, пряча глаза. Роман повернул голову и увидел как у купе контрабасов с хищными ухмылками стоят Борзый, Крепкий и какой то крупный, но толстый тип. Причем Толстый уже с голым торсом. Если его заплывшее тело можно было назвать торсом. Роман, быстро прикинув, что так просто молодого в покое не оставят, предложил:
- А ты бери сразу три, не буксуй. – и протянул ему пачку «Davidoff» .Сигарет тонких длинных, но довольно крепких.
- Спасибо – быстро ответил сержантик и торопливо вынув три сигареты, чуть ли не бегом устремился в конец вагона.
- Так то лучше – сказал Крепкий, принимая сигареты и раздавая их своим товарищам – А то: нету-нету..счас как дам, «нету»! И тут раздался зычный голос Толстого:
- А чё бабские то? Чё ты бабские приволок? Давай, подгони нормальных.
- Не ори. Он все слышит – прохрипел Борзый, увидев как выражение лица Романа меняется с полусонного на полубоевое. – Пошли. – И они ушли в тамбур под хохот Толстого и Крепкого. Роман, разозленный не на шутку заявлениями Толстого решил прикинуть, сколько их всего в вагоне. 4-ро были через купе от них. За ними в следующем какая-то молодая пара и еще 2-е. Далее еще 4–ро, откуда появлялись Борзый с кентами, затем еще 2-е и какие-то два мужика, по виду алкаши. И Молодой. Итого он насчитал 13 человек. Многовато. Даже если учесть его хулиганскую молодость, боевой армейский опыт «за речкой», занятия карате уже после увольнения, а в последние 4 года еще и занятия армейским рукопашным боем, то все равно получалось не «проханже» (как говаривал его отец если шашка не проходила в дамки). Сзади, в тылу, еще один вагон с этой публикой, а попадать в окружение было затеей авантюрной и опасной. Надо как-то успокоиться. Надо.
Молодой меж тем прошмыгнул в свое купе и забился на верхнюю полку отвернувшись от мира и позора. Роман подумал, что уже шестой час и сержантик - голодный, вспомнил, что на дворе Великий пост и проникся состраданием к этому замученному воину. Залез в свои пожитки достал оттуда бумажный пакет с еще теплыми пирожками и зашел в соседнее купе. Молодой лежал и тихонько вздрагивал, оплакивая свою участь.
- Здравствуйте – обратился Роман к гражданским. Те поздоровались в ответ. Молодой замер, но не повернулся.
- Я к тебе, паря – сказал Роман и толкнул сержанта в спину.
- Чё? – стараясь особо не поворачивать головы, чтобы никто не увидел его слез, спросил Молодой.
- Капчё, вот пирожки тебе принес, ваши-то все кишканулсь уже час тому. А ты тут один. Голодный поди?
- Не надо. Спасибо – отрезал пионер и с мокрыми глазами отвернулся. Все купе уставилось на Романа, дескать: ну всё, проявил сострадание, чего дальше? И он ответил:
- Ты полежи, подумай. Я не прощаюсь. - А сам положил пирожки в своем купе и пошел курить. Курил как ни странно в полной тишине и одиночестве, только лязг железа, шум колес, дым и он. Покурил, зашел в туалет, помыл руки и пошел в свое купе. А на встречу уже летит молодой:
- Мне очень неудобно, а можно я у вас еще сигарету возьму?
- Хрен тебе, а не сигарету. – резко ответил Роман, а Молодой нисколько не удивившись такому отклику опустил глаза и попытался просочиться сбоку. Но Роман его прижал к стене и дополнил:
- Шутка. Примешь пирожки дам сигарету.
- Да не могу я так. – выворачиваясь вскрикнул Молодой и попытался скрыться.
- На. Принципиальный ты наш – и протянул ему пару сигарет.
- Спасибо – ответил Молодой и схватив сигареты, почесал в купе к Борзому. Оттуда раздался хохот и знакомый рев Толстого: Опять бабские? Ты чё к этому все время ходишь? Почему только две?– в этот момент Борзый вышел из купе, увидел злое лицо Романа, отражающее решимость, вернулся, что-то сказал и все затихли.
«Спокойно, Романа, спокойно. Гневаться нельзя. Все мольбы пойду на смарку » – сказал себе Роман и уставился в окно. А за окном солнце клонилось к закату, горизонт розовел и становился красиво-тревожным. Поезд подходил к Искитиму. Все кто желал продышаться на морозном воздухе толпились у тамбура. Состав остановился. Роман вышел на перрон и пока дышал запахом креазота наблюдал такую картину.Толстый в одной солдатской майке голубого цвета, на выпуск вместе с пузом, вывалил на бетонку и покачиваясь вместе с Крепким пошел к магазинчикам. Следом спрыгнул Борзый и закурил. Роман повернулся, чтобы глянуть на вокзал и увидел, что почти из каждого вагона на перрон выпрыгивали такие же крепкие и борзые. Задача усложнилась. Этой братвы в поезде ехало не менее батальона. Диктор вскоре объявил посадку и вся эта команда защитников родины, упакованная бутылками водки и пива загрузилась по вагонам. «Ну теперь точно командировочка добром не кончится. О! А не к этому ли часы в Новосибе спрыгнули? - думал Роман. – неужто помирать? Рановато как бы. Надо подумать, как решить эту «ситуёвину» малой кровью».
Поезд тронулся. Бутылки вскрылись. «Белая» потекла по венам. Шум нарастал, а вместе с ним и агрессия. Молодого на перроне он не увидел. И решил занести ему пирожки еще разок.
- Але, младшой, не спишь же, знаю. Возьми пирожка, не побрезгуй.
Молодой повернулся изобразил подобие улыбки взял пакет, поблагодарил и снова отвернулся.
-Только с чаем. В сухую не ешь, а то на дальняке потом зависнешь – улыбаясь, сказал Роман. Насчет чая я распоряжусь. - Вышел и зашел в купе к проводникам. Артем давил ухом подушку, а Света сидела и разговаривала с какой-то проводницей.
- У тебя там тоже бардак?Тань?
- А когда от них порядок то был? Оккупанты. Налижутся и начинается. Мы их уже неделю возим, наши все понастрадались через них – сказала она, обращаясь к Роману, как будто то он что-то у нее спросил.
- И куда же вы их возите? Война что ли началась…?А я не в курсе – неудачно пошутил он.
- А хрен их знает. Вот в Алейск и возим.
- Ясно, что ничего не ясно. Светик, сестрица, отнеси пожалуйста пару стаканов с чаем и сахаром во второе купе. Там пацанчик один жажду испытывает.
- Намек понял Маргарита Паллна, счас сделаем –бодро ответила Светлана – я поляну то пасу, хоть меня и не видно! Это Тёма у нас как глушеный палтус, лег и нету его.
- У тебя хоть Тёма. У нас в двух вагонах одни бабы. Пойду к бригадиру, чтобы ломовцев предупредил.- сказала проводница и пошла в свой вагон что-то бормоча себе под нос
Бухие изрядно контрабасы уже во всю орали свои анекдоты, играли в карты и громко смеялись. Ходили туда сюда как бендеровцы, закатав рукава кителей. Учитывая сколько они еще набрали алкоголя, до всеобщей махаловки осталось недолго. Ну а так как сначала бомбят мирные города, то гражданские, по сценарию должны пострадать первыми. Роман все понимал и уже прикидывал как ему держать оборону: «Пакет с пирожками за лендлиз не прокатит и в случае военного положения Молодой переметнется к своим. Я эту публику знаю. Его и дрюкают все потому, что он вот такой – ненадежный. Значит биться придется возле купе проводников. Тема по ходу тоже не боец. На Светку можно больше положиться чем на него.- думал Роман - Так. Ну допустим я тут одного двоих положу в коридоре. А они ж все пьяные, по своим ломанутся. И пробку создать не получится - сомнут. Ну даже если Светка перекроет тамбур, где гарантии, что на какой нибудь станции они сюда не пройдут из другого вагона. По сотке допустим звякнут, если зона есть и халас бодаться! Не вариант. Ну допустим закрыла. Так они меня в том тамбуре и положат, остается одно – нож. Одного валить, второго. А потом вести переговоры. Но и у них ножи есть. Метнут. Кто-нибудь да попадет. Ну помирать хоть с музыкой, не бесплатно. Стоп! - остановил этот поток пестрых мыслей Роман. – Какие ножи? И что, теперь терпеть? Подставить другую щеку? И помирать молча? Я же не выдержу, кто-нибудь да спровоцирует. Помолюсь, пока время есть. А уж там как Бог даст…». Он стал активно вспоминать молитвы подходящие при подобных напастях, и сразу на ум пришел Псалом 90 (Давидов). Роман встал у окна, успокоил свой ум и стал читать про себя:
4.
Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится.
Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.
Страх, поднятый мутным илом, из глубин физического, уступил место другой силе – вере. Между тем агрессия публики росла с каждой десятой минутой. Весь коридор уже давно был пуст, все боялись выходить из своих купе, даже мужчины. По нему перемещались только военные. Но Роман упорно стоял нам своем посту как прибитый и молился, молился. Он всем своим видом давал им понять, что он не уйдет, не отступит, что он их не боится. И они это видели, они это знали, чувствовали. Чувствовал это и Борзый. Кто же начнет первым? Кто? Тот кто начет, тот и будет не прав – нужна была весомая причина. А пока стороны сохраняли паритет. Борзый вышел из своего купе и направился в сторону Романа. Прошел мимо, вызвал Молодого и демонстративно, в метре от Ромы начал того плющить. Кто-то из купе попытался что-то ему возразить, на что Борзый спокойно сказал, чтобы тот не лез не в свое дело и там замолчали. Рома чувствовал себя как ослепший и оглохший сапер на минном поле, но уходить он не собирался. А Борзый снова требовал сигарет. Обещал сержантику научить того любить службу и нанес пару ударов по корпусу Молодого. Тот сложился и снизу жалобно произнес: «Жека, ну чё ты. При людях то. Ну стыдно же».
- Сигарету я тебе сказал. Ты понял? Метнулся. – громко приказал Борзый и с чувством выполненного долга прошел к своему купе. Молодой, уже не рискуя подходить к Роме, побрел в другой вагон. «А может его выкупить? - подумал Роман – отдать Борзому эти часы с условием, что тот даст мне слово, что не будет больше издеваться над Молодым. Котлы серьезные фирменные, в свое время 800 бакинских стоили. Раз у этих фрайеров такие замашки приблатненные, то и поступим как на киче. А разжую ему так: я выкупаю долги Молодого, если тот, что должен, а этот дает мне при нем честное пацанское, что не станет его трогать больше. Фуфло конечно, но может проканать если на блатную педаль надавить. Но это если Борзый при понятиях, а если беспредельщик, сука? Тогда это провокация. Он пойдет к своим и…Не катит.»
Яко Той избавит тя от сети ловчи и от словесе мятежна,
плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его.
Роман продолжал молиться. Потом почувствовал жажду, прервался, зашел в купе, выпил чаю и собирался было выходить как в проеме двери возникла долговязая фигура. Кроме трико и тапочек на нем ничего не было. Он крутил на шнуре небольшой перочинный ножик и дерзко так ухмылялся. Женщины с перепугу поджали ноги и отодвинулись подальше от двери. На руках и на груди его были какие-то напарюги, но не блатные. Это Роман понял сразу. Глаза стеклянные. Понты корявые. Из-за его длиной фигуры выглядывал еще один почти такой же клоун, но более пьяный
- Что-то хотел, уважаемый? – сохраняя спокойствие, вежливо поинтересовался Роман.
- Курить есть, земеля? – дерзко спросил Длинный.
- Есть конечно. Я вашим товарищам уже пол пачки раздал и тебе осталось. Тебе сколько? – спросил Роман, а сам подумал: «Отдам им всю пачку, а то надоело это все уже. Потом тупо буду отказывать и поглядим на чей хрен быстрее муха сядет».
- Парочку давай…Червяк – у Романа автоматом сжался кулак он перенес вес тела на ногу, стоявшую дальше от двери, слегка подсел на ее, немного развернулся, чтобы тот не видел момент удара, посмотрел где на столе лежит нож и прикидывая траекторию падения Длинного уже видел как он рубит второго. Ну и для большей уверенности в своих основаниях спросил:
- Кто червяк?
- Я!!! Кто!! Приятно познакомиться – вдруг весело сказал Длинный – погремуха у меня такая. Спасибочки.
- Приятно познакомиться - выдохнул Роман.- А не обидно?
- Нормально - весело ответил Червяк и уполз в сторону другого вагона.
- Что они себе позволяют? Тут вообще мужики есть? Пойду проводнику скажу. – зашипела Горгона. На что Роман ответил:
- Мужики? Да есть наверное. Хотите им компанию составить? А к проводнику не торопитесь, их целый состав едет вот таких. И бригадир уже в курсе.
Бабка тут же опала, что-то невнятное прошипела и осталась на месте. Роман вышел, встал на свой пост и продолжил молиться.
Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни,
от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго.
И тут рядом возник Борзый.
- А чё мужик, срочную-то служил?
- Служил мужик, а чё?
- И где? Если не военная тайна.
- Не тайна. В Ленинградско-Павловской дивизии.
- Да ладно. А в каком полку?
- В Севастопольском.
- Да гонишь.- удивленно сказал Борзый
- Послушай, уважаемый, тебе годов сколько?
- Мне 24, а чё?
- Шланг через плечо, а мне 42.Ты, судя по соплям - сержант, а я - гвардии старший сержант. Так что соблюдай субординацию.
- Не-не. Погоди. Так и я гвардии сержант. А учебка где была, только не говори, что в Светлом?
- В нем родненьком, в первой роте им. Якова Синева.
- ААА. Зема!!! – вдруг потеплев в глазах и расплывшись в улыбке вскрикнул Борзый. - А я в 7-й роте. Дай краба, зема!! – Они подали друг руки, Роман почувствовал какая у него крепкая рука и уточнил - Механик водитель значит?
- Он самый. Так ты на Богаткова служил. Так не бывает. А где в полку стоят боксы с БМП?
- Ты чего такой мнительный, гвардеец? – Роман захватывал инициативу - часто впаривали? Справа от столовой, мимо спорт городка, за складом ГСМ. Там прапор один, азер,..Гаджиев кажется.. в мое время солярой банчил.
- В натуре, точно – радостно заговорил Борзый, он уже старший прапор…ни фига себе. А ты учебку в Светлом когда закончил?
- В 86-ом.Тебе 1 годик был и ты еще кушал с ложечки.
- Ладно.Ладно.Вкурил. А мы как раз с Богаткова в Алейск передислоцируемся. Там 35-я отдельная гвардейская мотострелковая бригада расквартирована. Вот мы туда и переводимся. Я сам контрабасом второй год, как раз из тех мест родом. О, к Черепаново подъезжаем. Ну давай зёма, а то давай с нами, бухнем, вспомним.
- Да нет спасибо, не пью, бросил, здоровье не то.
- Да чего-то не похож ты на больного. Я думал тут одни лохи едут в вагоне, побазарить не с кем, а тут оказывается служак мой. Там наши все с разных мест сами толком еще не перезнакомились. Толстый - прапор с Шилово. А мы с Саней с Севастопольского. Меня Жека зовут.
- А меня Роман.
- Ништяк. Ну давай заходи если чё.
Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши и воздаяние грешников узриши.
Продолжение следует