«Have you read Kafka?”...
Иногда мне тоже хочется прощупать литературный бэкраунд какого-нибудь малознакомого. Спросить малоприятного родственника, извергающего фонтаны сплетен и клеветы в адрес другого, абстрактного родственника или же просто резко прервать галдеж и обмен лестью и любезностями во время застолья и просто спросить: «Have you read Kafka, guys?”. И стоп. Все бы замолчали. И вся эта тяжелая глыба бессмыссленых разговоров о здравии, родителях, детях - все это улетучится вместе с отголосками вопроса «кафка, фка, ка, а…»
Именно так все улетучилось в окно просторной аудитории на одном из занятий, когда чудаковатая женщина, преподававшая нам английский на 2-м курсе, спросила нас, читали ли мы Кафку. Нет, конечно, не читали. Судя по преподавательнице, которая все время носила один и тот же бесформенный свитер и грязно-голубые джинсы-колокола, я точно решила, что мы станем читать какого-то автора из ее затхлой коллекции книг бог-весть-каких-годов. Но вот этот вопрос. И все остановилось на мгновение. Она дала стопку отксеренных бумаг, чтобы мы сделали по копии себе. Помнится, потом, не могла оторвать себя от чтения до самого конца. Не помню даже, в какой обстановке я читала «Превращение»(а мне больше нравится «Метаморфозис»), но впечатления были, просите, мне это слово – неизгладимые.
Неизгладимое было, в прямом смысле, и имя главного героя – Грегор Замза. Что-то шершавое и выпуклое в «гре-го-ре» и что-то скользкое, слоистое в этом «зам-за». Perfect name for a vermin. Да, наверное, все вы уже знаете, что книга повествует о человеке, который непонятным образом просыпается не человеком, а липким, пухленьким жуком в один прекрасный день.
Что происходит с ним дальше – это самый смак книги. Самым откровенным и шокирующем для меня была реакция его родных. Вот кажется, произошло горе. Произошла мутация. Скандал. Как минимум, национального масштаба. Но нет, все не так просто. И самые родные, близкие Грегору люди и делают это произведение возмутительным. Хотя, что тут может быть нового в том, что урода бросают погибать один на один со своим недугом? Ведь это повсеместно. Когда мы с сыночком лежали в инфекционке, я наткнулась на одну комнату в конце коридора, в которой было много младенцев и ни одного родителя. Эта комната была для детишек с пневмонией из детских домов. Температурящие, плачущие детки были один на один со своим недугом. Это была комната полная таких, как Грегор.
Конечно, есть и много других Грегоров, разбросанных по больничным палатам, с вторичными инфарктами и не работающими конечностями. Много Грегоров по тюрьмам, к которым «никто не пишет». Да что уж говорить, в каждом из нас сидит потенциальный Грегор и ждет ослабления нашего иммунитета. В преуспевающем, солидном мужчине, который может лишиться заработка, статуса, положения – почти так же, как герой Кафки. В женщине, с болью в душе, носящей статус «бесплодие» годами. В ребенке, явившимся на свет в результате временного помутнения сознания его родителей. Никто не застрахован от того, чтобы проснуться и обнаружить шесть, непослушных ножек.
Воздержусь от всяческих рекомендаций. В одной из своих статей Набоков писал: «Как бы тонко и любовно ни анализировали и ни разъясняли рассказ, музыкальную пьесу, картину, всегда найдется ум, оставшийся холодным, и спина, по которой не пробежит холодок». В том же абзаце он пишет: «Если "Превращение" Кафки представляется кому-то чем-то большим, нежели энтомологической фантазией, я поздравляю его с тем, что он вступил в ряды хороших и отличных читателей». Решение за вами.