8 ноября в Клубе ИПР состоялось заседание, посвященное проблемам управления наукой. В отсутствие представителей профильного министерства дискуссия в большей степени оказалась посвящена существующим многочисленным проблемам отечественной науки. Говорилось о нехватке свободы творчества, загруженности ученых отчетной документацией, старении кадров и отсутствии интереса к науке у молодого поколения. В части финансирования отмечалось отсутствие баланса между прикладными и фундаментальными исследованиями. Нет консенсуса и понятной системы взаимодействия между академической научной средой и вузовской, а также между наукой и образованием в целом. Говорилось о нехватке четких критериев отбора научных проектов, недочетах экспертизы и неэффективном использовании государственных средств, выделяемых на развитие науки. Ученые отметили, что система управления наукой увеличилась и усложнилась, но не стала эффективнее.
Вместе с тем, при всей обоснованности критики со стороны ученых, видится, что развитие науки в Казахстане должно быть обеспечено творческими усилиями обеих сторон. Госорганы должны учесть и устранить недочеты управления наукой, а сами представители науки могли бы идти с опережением неповоротливого бюрократического аппарата, изучать и предлагать ему новые управленческие методы, системы партнерства. Более того, развитие технологий дает ученым сегодня широкие возможности самоорганизации для дальнейшего развития.
«Наука управлять наукой»
(фрагменты заседания КИПР, отражающие ключевые позиции его участников)
Виктор ТЕЙФЕЛЬ, руководитель лаборатории физики Луны и планет Астрофизического института им. В.Г. Фесенкова, спикер:
Сам по себе термин «управление наукой» очень сложный. Крупные ученые в свое время говорили о том, что наукой управлять нельзя. Наука – это все-таки не производство, не армия, не автомобиль или самолет. Управлять нужно тем, что само не может принять нужные решения. Что касается управления научными исследованиями, в которых единственным звеном является ученый, научный работник, то здесь, конечно, говорить об управлении сложно – кто же им будет управлять, если он сам создает какие-то научные знания, так же, как художник создает свои произведения?
Основной вопрос – это то, что я называю «презумпцией недоверия» к ученому, т.е. выражение полного недоверия к научным работникам, которых считают, как в свое время выразился академик Л.А. Арцимович, людьми, которые удовлетворяют личное любопытство за государственный счет. Все пошло с момента, когда начали повально получать ученые степени, звания академиков люди, которые были весьма далеки от науки. И это послужило поводом для чиновников обвинять ученых в том, что их степени уже никуда не годятся и начались реформы, которые, в общем, не привели к ожидаемым результатам.
Был принят новый Закон «О науке», долгие обсуждения которого вылились в весьма странные положения этого закона. Некоторые из них по прошествии полутора лет действия закона можно оценить далеко не положительно.
Начнем с определения терминов. «Наука – сфера человеческой деятельности, функцией которой является изучение законов природы, общества и мышления, выработка и теоретическая систематизация объективных знаний о действительности в целях рационального использования природных богатств и эффективного управления обществом» (из Закона «О науке»). Определение в общем-то правильное, но надо иметь в виду, что наука – это прежде всего творческий процесс. Это сфера творческой деятельности человека, которая обладает своей спецификой, своими особенностями, которые, к сожалению, не учитываются в той системе управления наукой, о которой мы будем говорить. Во-вторых, наука это все-таки самоорганизующаяся система. Сам ученый должен принимать решения (к слову, при принятии закона было оговорено, что ученые сами будут решать свои проблемы), но на деле решает все та же бюрократическая система.
Также надо обратить внимание на тезис из закона, где сказано о гарантии свободы творчества «субъектам научной и (или) научно-технической деятельности», но что это за гарантии, непонятно.
Приведу слова известного американскиого чиновника, первого директора службы берегового надзора Г.Ф Хасслера: «Ученый имеет право на выбор направления и цели исследования, ибо открытие нового знания несовместимо с жесткими нормами и формами научной мысли и экспериментирования. Помощь ученым должна оказываться на долгосрочной основе, без ограничения во времени, ибо ученые не в состоянии приспосабливать исследования к произвольным календарным срокам бюджета». Это было сказано 170 лет назад, но, по-моему, и сейчас вполне актуально.
Вот примерная современная структура управления наукой в Казахстане: правительство (Министерство образования и науки, Министерство финансов), Высшая научно-техническая комиссия при правительстве РК, Комитет науки при МОН РК, Национальный центр государственной научно-технической экспертизы, Национальный научно-технический совет, «уполномоченный орган высшего уровня» и «Уполномоченный орган нижнего уровня»(различные АО, комитеты и т.д.). И только в конце цепочки –научно-исследовательский институт и его лаборатории – единственный объект, где ведутся научные исследования. Надстройка настолько мощная, что на нее и уходит значительная часть средств, выделяемых на науку. Что было раньше? Раньше было правительство и подчиненная ему Академия наук, которая состояла из президиума и отделений, куда входили только ученые, а не чиновники. Затем шли НИИ и лаборатории, где достаточно большая роль предоставлялась ученым советам, которые даже обладали правом решающего голоса во многих вопросах внутренней деятельности института. Сейчас ученый совет таких прав лишен. Наука развивалась очень интенсивно, и конечно мы во многом обязаны были Канышу Имантаевичу Сатпаеву, основателю нашей Академии, под его руководством создавалось большинство наших институтов.
Прежде всего, должна быть полностью исключена существующая «презумпция недоверия» к научным работникам, выражающаяся в мелочной опеке и чуть ли не еженедельном формальном контроле со стороны чиновников. Научно-исследовательский институт является самодостаточным научным учреждением, в котором находятся специалисты определенного профиля. Поэтому НИИ должен иметь самостоятельность и статус государственного учреждения с прямым финансированием, подчиняющегося только одному вышестоящему органу.
Перед принятием закона в 2009 г. ученые, академики, доктора наук писали президенту: «Две трети НИИ, продолжая финансироваться за счет бюджета, преобразованы в формальные частные структуры в виде ТОО, АО и научных центров во имя увеличения зарплаты должностных лиц из средств, выделяемых государством на нужды науки». Много говорится о том, как хорошо, что у нас есть 3 вида финансирования науки: базовое, грантовое и программно-целевое. В проекте закона предполагалась следующая формулировка: «Базовое финансирование включает расходы по нормам базового финансирования на текущее обеспечение научной инфраструктуры и имущества, в том числе зданий, оборудования и материалов, оплату труда, оборудования и материалов, оплату труда научных сотрудников, специалистов и административного и обслуживающего персонала, включая выплату пособия для оздоровления и доплату за ученую степень, а также информационное сопровождение научно-технической деятельности государственных научных организаций, научных организаций, приравненных к государственным». (Цветом выделено то, что было в проекте, но отсутствует в принятом законе).
При принятии закона шла речь о высоком статусе ученого, а оказалось, что фактически научные работники сейчас находятся в статусе более бесправном, чем, скажем, уборщица в том же самом НИИ. Потому что она идет по базовому финансированию и получает зарплату, ее уволить нельзя, а научные работники сейчас в большинстве случаев сидят на годичных контрактах. Т.е. каждый год обязаны подавать заявление об увольнении и заявление о принятии на работу. С вами заключают контракт, а по истечении его срока при желании могут и не заключить новый.
Что касается грантового финансирования, то очень много времени уходит на оформление всех необходимых заявок, затем на массу отчетов –все это и является основной помехой в научных исследованиях. Программно-целевое финансирование как раз-таки стоило бы считать главным и единственным для всех научных исследований.
Понятно, что отчитываться ученые каким-то образом должны, но та система отчетности, которая сейчас существует, носит формально-бюрократический характер. Каждый месяц мы подаем отчеты. Каждый квартал мы подаем отчеты уже больших объемов – это десятки, если не сотни страниц. Потом мы все это объединяем за полугодие, за год, за 3 года. В результате на это тратится очень много сил, средств, тем более что нас буквально терроризируют тем, что есть ГОСТ на оформление отчета, который тоже меняется из года в год. Вспоминаю, когда еще во времена Каныша Сатпаева, я сам был ученым секретарем 10 лет. Тогда институт подавал отчет, напечатанный на машинке на 20-30 страницах максимум. Мы тратили время на то, чтобы писать научные статьи, сейчас, к сожалению, больше времени уходит на написание отчетов.
В законе имеются 3-4 пункта о мерах социальной защиты научных работников, однако в них нет ничего, что выделяло бы специфику научного труда. Вообще надо сказать, что в наших верхах не очень представляют себе вообще специфику научных исследований: для всех установлены одинаковые требования, хотя специфика научных исследований совершенно разная.
Научные работники должны быть приравнены к государственным служащим в отношении зарплаты, социального и пенсионного обеспечения и других прав.
Научные исследования, как правило, ведутся для нужд государства, и поддержания авторитета в мировом научном сообществе. Следовательно, научные работники состоят на службе у государства, а не у каких-либо частных структур, а значит, должны пользоваться теми же правами, что и так называемые госслужащие.
Контрактная система может использоваться лишь при первом зачислении на работу в научное учреждение (в качестве испытательного срока). По прошествии установленного срока контракта (от 1 до 3 лет) сотрудник становится штатным работником учреждения.
Необходимо также восстановить положение о сохранении и поддержке государством уникальных научных объектов. Мы уже потеряли немало из прошлой истории, в том числе и из истории казахстанской науки. Пора изменить отношение к памяти об ушедших ученых и не допускать разрушения того, что еще долгие годы может служить нашей и мировой науке.
Канат НУРОВ, президент Научно-образовательного фонда «Аспандау», спикер:
Закон «О науке» направлен на научно-технический прогресс. Прежде всего, когда мы говорим о науке, мы подразумеваем поиск и генерацию нового опытного знания. Наука является основой технологического развития общества. Дело в том, что технологии, в т.ч. социальные и гуманитарные, – это конечные результаты науки, знания о механизме преобразования ресурсов в продукты.
Существуют технологические уклады – волны НТП длительностью в 40-60 лет каждая. Первый техноуклад (1785-1835 гг.) развернулся в текстильной промышленности на основе энергии воды Второй (1830-1890) – жд и судоходный транспорт (на энергии пара). Третий (1880-1940) – тяжелое машино– и автомобилестроение, электротехника, радиосвязь и химия (на электроэнергии). Четвертый (1930-1990) – массовый выпуск различных видов транспорта, вооружений, ширпотреба, компьютерных технологий, средств связи и радаров, новых синтетических материалов (на нефтегазовой и атомной энергии). Пятый (1985-2035), в котором мы сейчас находимся, – это микроэлектроника, информатика, биотехнологии, генная инженерия, спутниковая связь, освоение космоса и интернета (поиск новых, альтернативных возобновляемых видов энергии). Сейчас все ожидают шестого технологического уклада. Когда он начнется, никому неизвестно, но точно понятно, что это будут нанотехнологии, робототехника и искусственный интеллект, конструкционные материалы (на водороде как экологически чистом энергоносителе).
Наука – это превращение капитала в новые знания, и, наоборот, инновация – это превращение новых знаний в капитал. Наука – это наиболее творческий институт культуры.
Система науки – это сложная структура государственных и негосударственных субъектов научно-исследовательской деятельности и опытно-конструкторских разработок, а также органов управления наукой. Нельзя управлять непосредственно самим процессом научного познания и самими институтами. Можно управлять только какими-то направленными изменениями, которые необходимы обществу. И в этом отношении управление наукой должно сводиться только к согласованию целей науки с целями общества, упорядочению функций и системы науки, обеспечению НТП финансовыми и личностными ресурсами.
Объем научной информации в мире удваивается всего за 3 года (2009—2011гг.), а раньше на это требовались тысячелетия (древние и средние века), столетия (новое время) и десятилетия (новейшее время). И здесь очень важное место занимает научно-образовательный процесс, т.е. взаимообратная связь науки и образования. Наука транслирует себя в образование, а образование обеспечивает дальнейшее развитие науки необходимыми кадрами. В этом смысле наука генерирует новые знания. Образование критически воспринимает новое знание (трансферт), сохраняет и передает его следующим поколениям (трансляция), чтобы они могли продолжить дело все той же науки.
На самом деле, если существует непрерывное образование, оно является общим, академическим, т.е. оно готовит кадры, начиная с садика и заканчивая средней школой, к научной деятельности. ВУЗы созданы для того, чтобы готовить людей к научной, а не практической, деятельности.
Закон «О науке» от 2011 г., который существенно изменил модель управления наукой, возник не на пустом месте. В 2001 г. такой закон уже принимался. Большое количество администраторов программ научных исследований затрудняет единое администрирование и координацию проводимых исследований. Управление наукой понимается как тотальный учет и контроль государства. Научные работники перегружены отчетной документацией, поэтому им не до открытий в рамках текущего пятого технологического уклада, не говоря уже о будущем шестом.
Главная техническая проблема на сегодня - отсутствие кадров науки. Вопрос о том, как управлять наукой, бессмыслен без наличия самой науки как научной среды в обществе, без коллективной формы научного мышления. Даже если будет благоприятный инвестклимат для инноваций, научные кадры не возникнут из воздуха, и без научной среды, куда они могли бы вливаться, где они могли бы работать, «утечка мозгов» из страны никуда не исчезнет. Единые подходы к управлению и финансированию прикладной и фундаментальной науки не дают должного эффекта без преодоления разрыва между наукой и образованием.
В последние 20 лет многие отрасли науки пришли в запустение, масштабы и глубина исследований кардинально снизились. Идеологический догматизм советской науки ушел в прошлое, но узкий прагматизм «безидейных» подходов, деидеологизация системы образования и науки разрушили научную среду. Научная истина как главный идеал и объективная ценность перестала быть целью добросовестного служения людей в науке и образовании. Люди идут в вузы, чтобы иметь право на руководящие практические должности. Они получают «красные» дипломы, а представление о философии и методологии научного познания перестает быть предметом их внимания. Научный подход требует высокого развития личности. Освоение госфинансирования обновления учебников, обновление знаний любой ценой привело к снижению в них научного содержания и системности. Если мы не преодолеем разрыв между наукой и образованием, если мы не восстановим нравственность и ценность научного поиска, до тех пор никакое финансирование и никакие инновационные программы не помогут нам восстановить НТП в той модели, которую мы хотели бы видеть.
Ренат ГАБДУЛЛИН, старший научный сотрудник отдела проблем Управления экономикой Института экономики КН МОН РК:
Я бы сказал, что наука сейчас выступает в роли нелюбимой дочки в МОН. Наука финансируется по остаточному принципу. Я всегда благодарен, всегда преклоняюсь перед теми людьми, которые сейчас работают в науке, потому что они являются настоящими патриотами своего государства. Они работают за копейки, на энтузиазме. Даже благодарности нет со стороны государства. Когда к нам приезжают чиновники из министерства или из комитета науки, говорят: «Вот вы – экономисты. Зачем мы вас будем финансировать? Что вы производите в конечном итоге? Мы это не можем потрогать». Я им то же самое говорю: «Давайте тогда закроем институт истории, институт литературы! Что, в Казахстане вся история уже изучена? Все эпосы, все произведения уже тоже изучены?».
В начале 90-х годов была имиджевая составляющая. Допустим, было очень модно продвинуться по карьерной лестнице любому мелкому клерку из акимата – он должен был быть минимум кандидатом экономических наук. Вот эти люди и подпортили в конечном итоге имидж казахстанского ученого. Это и есть околонаучный балласт, от которого мы сейчас уже не можем избавиться.
В 2011 году закрылись все советы по защите кандидатских и докторских диссертаций. Ученое сообщество предлагало конкретные механизмы: оградить или запретить чиновникам защищать диссертации, – тем людям, которые не работают в научно-исследовательских организациях и в образовании. Но тут же начался разговор, что это ограничение демократии и т.д. Нужно искать механизм или так все и останется.
Образование у нас сейчас хромает на обе ноги. Мы говорим о программе форсированного индустриально-инновационного развития. О чем мы можем говорить? Какие инновации? Какой пятый технологический уклад? Какие предпосылки для шестого технологического уклада, когда мы реально переживаем сейчас процессы деиндустриализации. Основные фонды промышленности изношены на 70-80%. Нам соревноваться с западными технологами бессмысленно. Для них это – пройденный этап. Наша догоняющая индустриализация никуда нас не приведет.
По финансированию. Хорошо, попытались ввести ТОО. Есть такие институты, которые поменяли форму собственности в ТОО. Они участвуют в тендере, а государство им говорит: «Извините, вы – не государственная, а частная организация. Поэтому мы вам этот конкурс не отдадим».
Почему Россия – наш старший брат? У них гениальные идеи. Они делают академическую аспирантуру. Они не отказались от классической модели подготовки кадров для Высшей школы. Почему Казахстан все обрезал в начале 2000-х? Я считаю, что это неразумно. Сейчас идет утечка кадров. Моего товарища, хорошего специалиста в области нефти и газа, приглашают в Россию защищать докторскую диссертацию. Но когда он там защитится, здесь он никому не нужен будет. Потому что его докторская диссертация здесь не будет признана. О чем это говорит? Мы государству не нужны. Получается, лучше работать там, но я не хочу этого делать.
Признание нас, докторов наук, в качестве PhD – что это такое? Это лоббируют вузы, которые хотят у себя поставить печатный станок и печатать эти дипломы. Мы прекрасно знаем, как сейчас защищаются PhD-диссертации. Это поток по 5-6 человек на совете. И эти люди будут делать нам науку?
А молодежь в науку не придет. При зарплате младшего научного сотрудника без степени на руки 42-45 тысяч тенге. При том уровне жизни, который сейчас в Алматы, если это приезжий, светлое пятнышко в науке, которому нужно помочь и продвинуть его – он не проживет здесь.
У нас сейчас средний возраст в науке – кандидата– 50 лет, доктора наук – за 60. Откуда придет молодёжь? Магистранты и PhD-докторанты – это пока очень сырой материал, которому нужно расти и расти. Западная модель нам не нужна. Надо смотреть на Россию, которая совместила академическую аспирантуру и Болонский процесс.
В качестве примера. Я – единственный со всего потока своего университета, кто в 2004 году его закончил и пошел в аспирантуру. Сейчас спросите любого студента 2-3 курса, кем он хочет быть? Хотят быть таможенниками, госслужащими, работать там, где можно делать деньги. Престиж и статус ученого – вот что не определено.
|
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
По финансированию: планируется увеличить финансирование науки в стране до 1% от ВВП к 2014 г., но нужно вспомнить, что планировалось нарастить до 2% от ВВП уже к 2010 году. Поэтому не совсем понятно, какова реализуемость этих планов. Про финансирование по остаточному принципу – можно ведь поставить вопрос о востребованности науки со стороны государства. Здесь есть перекосы в сторону прикладных направлений, о чем говорил Виктор Германович. Как здесь обеспечить баланс фундаментальной и прикладной науки – вопросов очень много. |
Николай БУКТУКОВ, президент Союза организации науки:
Говорят, среди чиновников есть много докторов наук, а я бы сказал: кто знает – тот учит, кто умеет – тот делает, кто не знает и не умеет – тот руководит наукой. Наличие диплома не означает, что они – ученые.
Уровень науки был высоким, сейчас задача состоит в том, чтобы уничтожить эту науку. Это задача тех,, кому это надо, а наши чиновники им помогают им путем реформирования науки. Была попытка реорганизации и ликвидации НИИ путем их передачи университетам. Я написал записку в МОН в 2004 г., что во всем мире наука делается в НИИ и отдельных университетах, таких, как Гарвард, Кембридж или МГУ. У нас есть такой опыт. Например, Институт государства и права передали юридическому институту – он исчез, Институт нефти и природных солей передали в университет – он тоже исчез. Правда, директор и бухгалтер там есть, а больше никого.
Когда нам приводят в пример Америку, то там более 2000 университетов, и лишь 400 из них занимается наукой, остальные – только образовательным процессом. Наукой занимаются 700 федеральных национальных лабораторий.
У нас наука в университетах занимает 0,6%, потому что у них нет времени, места, где проводить исследования. Их задача – готовить специалистов и попутно делать науку. В НИИ делали науку – и попутно готовили кадры.
В последнем законе о науке у НИИ нет компетенции подготовки научных кадров. Мы с 2012 года не можем готовить научные кадры. В выступлении министра прозвучало, что PhD будут готовить в университетах, а профессоров – в НИИ. Но, к чести чиновников, было заседание, когда отменяли кандидатов и докторов наук, я выступил и сказал, что PhD соответствует званию младшего научного сотрудника Академии наук. То есть PhD и младший научный сотрудник – это люди, подготовленные к проведению научных исследований. Сказал, что надо поднять планку PhD-докторантуры до уровня кандидата наук. И они действительно подняли требования. При этом убрали рассылку авторефератов, защиту перед научным советом, зато вели новшество: одним из научных руководителей должен быть иностранец.
Насчет иностранцев. Чтобы получить грантовое финансирование по науке (от Фонда по науке или НАТР – бывший НИФ), нужна зарубежная экспертиза. Я расцениваю это так. Во всем мире для научно-технического прогресса самое главное – идея. Ее может разработать кто угодно, необязательно сам автор. Поэтому существует научная разведка. Мы им говорим: «Зачем вам тратить деньги на промышленную разведку? Мы вам сами все дадим, и еще заплатим столько, сколько потом этому ученому дадим на реализацию. Если вам это понравится, можете написать отрицательный отзыв, мы ему денег не дадим, разрабатывайте сами».
Некоторые чиновники говорят, что идею можно защитить – запатентовать. Но наш казахстанский патент действует только на территории Казахстана. Любая другая страна может реализовать этот проект. Также нам тяжело защитить патент. Японцы защищают свой продукт только после его выхода на рынок.
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
Об уничтожении науки. Канат Ильич высказывал на предыдущем заседании КИПР мысль, что наш менталитет предполагает решение проблем через все большую регламентацию, создание все новых законов и новыхорганизаций. Поэтому, может быть, это не попытка уничтожить науку, а попытка решить ситуацию на свой манер?
Виктор ТЕЙФЕЛЬ, руководитель лаборатории физики Луны и планет Астрофизического института им. В.Г.Фесенкова:
Американский советник Джордж Портер, которому заплатили 2 миллиона за экономическую консультацию, заявил, что Казахстану фундаментальная наука не нужна. И отношение, что науку пытаются уничтожить, действительно существует.
Евгений МАЛИШЕВСКИЙ, директор Научно-консультационного центра Национальной телекоммуникационной ассоциации Казахстана:
Мы собрались обсудить, почему возникли проблемы в науке, и тема очень правильно обозначена: как управлять наукой?. В презентации Виктора Германовича представлена очень хорошая схема управления наукой, тогда управление было созидательным.
Говорить, что сейчас финансирование науки идет по остаточному принципу – глубокое заблуждение. Денег на науку выделено немереное количество. Вопрос в том, куда они исчезают, почему не доходят до ученых. Современная система управления наукой построена специальным образом, чтобы создать полную безответственность в принятии решений по движению денежных средств. В лучшем случае до ученого доходит 20-30% от тех средств, которые выделяются. Чтобы ученые не спрашивали,где деньги, их загружают ежемесячными, ежеквартальными отчетами. Самое главное – мы отошли от программно-целевых методов управления наукой, хотя они показали свою жизнеспособность. Сегодня финансируется то, что предлагается.
Как это происходит? Например, на информационно-телекоммуникационные технологии, прикладное назначение науки, выделено 173 млн. на этот год. А смотришь на названия исследований и видишь такое: «Инновационный прототип системы наиболее надежного хранения данных, информации: технология, хранение». Большинство названий, одобренных комитетом науки,– псевдонаучны. Из названия уже ясно, что результата не будет. Причем там, где максимальный откат, там и суммы громадные заложены. Пишут «к сожалению, научная новизна сформулирована недостаточно четко, ожидаемые результаты не приведены», но при этом считается целесообразным выделить 6 млн.!
Темы, получающие максимальный балл, не финансируются, находятся различные оправдания. Это четкая и ясная ситуация. Финансируются темы, в которых даже название –словесный мусор. Тут четко прослеживается коррупционная составляющая.
Вопрос об управлении наукой очень важен. Если для фундаментальной науки справедливо мнение, что есть сложившиеся ученые, коллективы, которые в состоянии генерировать новую науку, то прикладная наука должна финансироваться по тем направлениям, которые являются приоритетными. Поэтому управление наукой должно быть.
Иностранная экспертиза – это заведомо задача уничтожения науки в Казахстане. Это продуманное действие, начатое еще в прошлом веке, когда нам рьяно взялся помогать ЕС – с программой «Высшее образование в Казахстане на рубеже веков». Тогда консультанты сказали, что в Казахстане слишком много вузов: «Вам достаточно иметь один вуз, и никаких научных организаций вам не надо. Ваша задача – поставлять на наш рынок топливно-энергетические и минеральные ресурсы. Больше мы в вас ничего не видим».
Недавно на обсуждение внесена программа «Информационный Казахстан-2020». В ней рассмотрены вопросы создания информационного общества в Казахстане, вопросы управления наукой и научными исследованиями. Как Вы видите развитие науки в свете этого проекта?
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
Согласно докладу Института опережающих исследований им. Шифферса, в Канаде и США есть фонды, которые осуществляют финансирование научных проектов с привлечением государства, крупных корпораций. Проекты там отбираются по четким и понятным критериям.
В Канаде есть три критерия:
- наличие высокого потенциала при дальнейшей коммерциализации;
- удерживание лучших и привлечение новых исследователей;
- сетевой характер (проект должен реализовываться на основе нескольких исследовательских организаций и во взаимодействии с малыми инновационными фирмами).
Критерии, по которым выдаются гранты по «Программе развития передовых технологий» в США:
- технологическая инновационность разрабатываемого решения;
- наличие высоких разработческих рисков (high risk R&D) проекта;
- потенциально высокий экономический эффект от внедрения результатов проекта в масштабах национальной экономики.
Здесь надо обратить внимание, что высокие риски связаны с применением новых научных идей на рынке, но эти риски приветствуются, потому что эти идеи, исследования могут не годиться для существующих рынков, но могут нести в себе потенциал создания новых рынков – под самих себя.
Гульнара АННАКУЛИЕВА, КазУМОиМЯ им. Абылай Хана:
В авиации есть понятие «ведомый и ведущий истребитель». Когда в воздух поднимаются 2 истребителя, один является ведомым, а другой – ведущим. У нас ведомой считается наука, а ведущими – экономика, производство, хотя на самом деле все должно быть наоборот. Именно наука создает открытия, на основе которых в производстве реализуются ноу-хау, и страна имеет большие доходы. Новый закон о науке рассчитан на ее ведомое положение.
Не нужно финансировать институты, нужно финансировать людей с идеями. Для этого нужно преодолеть те барьеры, которые существуют между финансированием и исследователем. Нужно обращать внимание на наличие научных журналов и научных школ, возглавляемых научными лидерами. И тогда наши «кулибины» получат прямой доступ к финансированию, чтобы завершить свою разработку и довести ее до ноу-хау.
Нам необходим закон о приоритетах. Первые товары, с которым Казахстан вышел на мировой рынок, помимо сырья – это 3 фармацевтических препарата на травах. Если фармацевтика позволяет Казахстану выйти на мировой рынок, то у нее должен быть наивысший приоритет. Это решило бы и вопрос с финансированием.
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
Отмечаются противоречия между вузовской и академической наукой. На Западе этого разделения нет, проекты делятся только по целям научных исследований. Мы живем в глобальном мире, и наверное нужно двигаться в сторону гармонизации наших правил с теми, что приняты в мире. Потому что где-то можно провести параллель с игрой в футбол. Если понять, как в него играть, то можно играть хоть в Америке, хоть в Африке, хоть в Казахстане.
Махмут ТОМАНОВ, научный сотрудник Института экономики КН МОН РК:
Я бы хотел поделиться предложениями. Все вы знаете ВТО. Это, в первую очередь, огромная научно-исследовательская организация. Мы с ними взаимодействуем, и, когда вы получите от них отчеты, - это очень конкретная аналитика. А потом они уже заключают рамочные соглашения, создают рабочие программы. 23 октября состоялся визит Назарбаева в Австрию, где он встретился с координатором 7-й рамочной конвенции. В 8-й конвенции президент пообещал заложить 50 инновационных проектов, каждый грант в рамках этой программы составляет 2 млн. евро.
Что касается вузовских научно-исследовательских центров, то они сначала должны готовить хороших специалистов, а потом уже заниматься наукой. Нагрузка преподавателя в ВУЗе – 1400 часов. 70% времени он заполняет бумаги в МОН РК, а 30% оставляет на преподавание. Какое при таких условиях может быть качество образования?
Нам проще через Евросоюз подавать заявки, чем через наше коррумпированное министерство. В структуре управления наукой очень много менеджеров, которые просто обналичивают деньги. Выпускники «Болашака» не представляют себе, что такое наука. Их даже в бизнес никто не берет.
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
Один из руководителей НИИ, с которым я говорила, рассказал, что недавно ездил в Астану. Пожаловался, что очень тяжело разговаривать с теми, кто курирует институты, потому что нет реального понимания того, чем занимается институт. Это большая проблема профессионализма госслужащих, она не раз затрагивалась на заседаниях КИПР.
Леонид ГУРЕВИЧ, президент BISAM Central Asia:
К сегодняшней дискуссии я попытался отнестись как к фокус-группе, выявить стереотипы.
Первый из них – идеализация советской науки. Советская наука была великой наукой, мощный потенциал, созданный ею, есть и сегодня. И когда сегодня к нам приезжали европейские лекторы и говорили, что Россия дает 0,02% наукоемкой продукции в мире, я пытался выявить их методологию. Оказывается, они объединяют все инновации, будь то новая модель космического корабля или еще что-то, и потом складывают все это и получают долю наукоемкой продукции. Поэтому не надо заниматься самобичеванием.
Но с другой стороны, советская наука имела и негативные тенденции в последние годы в первую очередь, в финансировании. Расходы государства сокращаются уже в советское время, сокращается количество приобретаемого оборудования.
Второе – российская наука уже отказывается от своих научных степеней. Россия не является примером управления наукой.
Управление наукой состоит в адекватном финансировании. А проблема финансирования – это проблема экспертизы. Если мы хотим вести разговор об управлении наукой, то он должен быть трехсторонним: государство, наука и бизнес. Сегодня у нас получился митинг ученых с односторонней позицией. Причем возникает множество разногласий между представителями академической и вузовской науки. Далее прозвучало, что не дают достаточно денег на науку, потом о том, что дают, но разворовывают…
Какие механизмы мы предложили в итоге? Проблема не в том, что мы бессильны что-то предложить, просто проблема очень глубокая. Например, проблема экспертизы.
Вторая проблема – гармонизация общественных интересов, когда мы говорим о науке. Президент Дженерал Моторс сказал, когда его спросили о пользе Америки: «Что полезно для Дженерал Моторс, то полезно и для Америки». К сожалению, и мы становимся на такие узко корпоративные позиции.
Нашей компании приходится проводить исследования с использованиями качественных методик. Я объездил моногорода Восточно-Казахстанской области. Есть три правды: одна у акимата, вторая – у бизнеса, третья – у градообразующего предприятия, и аргументы каждой группы безупречны. Если бы за этим столом сидели представители бизнеса, которые не понимают, что им хотят дать ученые, и зачастую не имеют денег, чтобы это приобрести. Если были бы представители государства, то они бы сказали: «А вот ваши научные коллеги нам сказали вот это, вот отчет, вот экспертные заключения – так мы определяли приоритетные направления».
Мое конкретное предложение – нужно большое углубленное исследование реальных проблем науки с разных позиций, когда были бы услышаны разные точки зрения, исследованы неформальные отношения в науке. Наша наука страдает от провинциализма. У нас были и есть горный отдел, металлургия, химия. Разработки этих наук имели союзное значение, международное значение. Другие – в меньшей степени. Этот процесс надо менять.
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
Мы приглашали МОН, они оказались заняты. Госорганы относятся по-разному к тому, что в приоритете, а что нет. Вот, например, с МЭРТ у нас очень хорошие партнерские отношения, где, может, потому, что президент дал конкретное задание развить МСБ. МЭРТ действительно работает, они использовали рекомендации нашего Клуба. Все эти действия имеют свое отражение – в рейтинге «Doing Business», Казахстан вошел в 50 лучших стран мира. Можно попробовать продвинуться через такие министерства. Если на развитие бизнеса влияет развитие науки, то можно попробовать действовать через них.
Что касается России и перекоса в развитии науки, то самими учеными там отмечается, что фундаментальная наука не должна терять приоритетное значение даже при выделении в приоритет прикладной науки, потому что при уровне технического развития это может привести к техногенным катастрофам, коллапсу. Это все фиксируется, то есть понимание присутствует
Евгений ПЕТУХОВ, президент ТОО «Инновация»:
Управление наукой неэффективно, потому что приоритеты подменены. Первичен космос, человек, потом общество, потом государство. По идее, общество должно давать заказ государству на выполнение тех или иных задач. А по факту государство само навязывает задачи обществу и науке. Наука в итоге вынуждена выполнять те задачи, которые финансирует государство, не спрашивая у общества, нужно ли эти задачи решать. Общество само по себе не может эффективно эти задачи выполнять, потому что плюс к этой проблеме подмены приоритетов существует проблема дезинформации. Все общество живет в океане дезинформации, и принять правильное решение очень сложно даже ученым. Ученые – люди, засоренные теми законами, которые принимаются на определенном этапе развития науки, и принимаются за истину в последней инстанции. Эти законы постоянно обновляются, но не соответствуют реальному развитию процессов природы.
Я считаю, что нужно пересмотреть подходы к изучению всех объектов и процессов природы, и, основываясь на естественном развитии природы, определить, какие законы соответствуют естественному развитию природы, а какие – нет, и поставить соответствующие задачи.
Мы не можем похвастаться, что наука помогает человеку жить лучше. Наоборот, результат отрицательный. Мы поглощаем химию, ГМО, дышим отравленным воздухом – все это результаты деятельности науки и производства.
Это проблема общества – перестроить приоритеты и немного расчистить дезинформационное поле, чтобы принимать правильные решения. И управление наукой должно идти от общества. Оно ставит задачи, государство берет их на вооружение, и соответствующим образом финансирует науку.
Когда к нам пришли западные законы науки, нам запретили регистрировать открытия, запретили подавать заявки на «вечный двигатель». А в нетрадиционной науке многие процессы работают с КПД больше единицы. Но официальная наука не признает их, из-за чиновников. Вселенная бы не развивалась при КПД меньше единицы. Она бы двигалась назад.
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
В заказе от властей решаются, может быть, не все вещи, которые должны решаться. В США существуют центры стратегирования, которые выявляют неудовлетворенные или даже пока еще не выявленные нужды. Вероятно, есть смысл что-то такое делать и у нас.
|
Вячеслав СОМСИКОВ, Институт ионосферы:
|
Алишер ТАСТЕНОВ, эксперт Института политических решений, со-модератор:
Проблем, как мы видим, достаточно много. В первую очередь сегодня говорилось о том, что нам необходимо эффективная система организации науки, та система, которая действует на сегодняшний день, не достигает общих целей. Необходимы целевые методы управления наукой, в частности необходим закон о приоритетах, т.е. важно определение приоритетных отраслей. Чиновники не понимают проблемы самих ученых, что существует дисгармонизация общественных целей. Одним из предложений так же было формирование научных школ для установления взаимосвязи науки и образования, которые, к сожалению сегодня нарушены.
Необходимо ликвидировать чрезмерную отчетность, на которую приходится слишком много времени.
Как мы уже выяснили, финансирование у нас достаточно большое, однако проблема в его неадекватности, выделение огромных сумм на науку породили коррупционные моменты и в итоге они не доходят до самих ученых.
К рекомендациям относительно проблем внутри самой науки относятся предложения по привязке ученых к производству, т.е. акцент на конечный результат. Наука должна работать на людей, а так же и на самих ученых, на развитие их престижа и авторитета. В этой связи необходимо создание специального центра по пропаганде науки, здесь главной задачей выступает популяризация т.к. большие проблемы с научными кадрами, в преемственности научных традиций и знаний.
Жулдыз АЛМАТБАЕВА, модератор:
Можно добавить, что, если бы оценивали деятельность Министерства образования и науки по результатам, достигнутым в контролируемой сфере, если бы от этого зависело бюджетирование министерства, наверно были бы какие-то более концептуальные изменения.
В целом, как видится, есть два пути развития для науки и ученых. Один путь – дальше работать с государственным регулированием, добиваться изменений в законодательство или принятия новых законов, дальнейшей регламентации. Как говорится, дальнейшего умножения сущностей. Другой путь – проактивный – заключается в движении к саморегулированию и самоорганизации научного сообщества. Самостоятельному привлечению дополнительных финансовых средств для разработок, работе в новых формах научной работы.
Мы уже говорили, что мы живем в глобальном мире. Развитие технологий дает новые возможности. Россияне изучают такой опыт научной деятельности, как работа виртуальных НИИ, когда исследования ведутся виртуально и уже после утверждения апробируются практически. В Италии работает такая «Фабрика дель Футуро», где больше сотни ученых работают над разными исследованиями – от адронного коллайдера до менее масштабных. Думается, надо изучать такой опыт и предлагать какие-то новые решения.
Источник: http://ipr.kz/kipr/3/1/102