«Келин» сумела проникнуть в глубь зрительской души, не проронив ни слова. Что, несомненно, говорит о прогрессе казахстанского кинематографа. К дню премьеры в Казахстане дебютная работа режиссёра Ермека Турсунова уже отыграла на сицилийском кинофестивале в городе Таормина, предстала перед судом отборочной комиссии для Канн, а буквально накануне была официально внесена в конкурсные листы кинофестиваля в Торонто.
Но всё же на родине фильм «Келин» прославился задолго до того, как его смогли оценить зрители – сказались противоречия во взглядах на художественный эротизм картины между режиссёром и студией «Казахфильм».
Действительно, от скептиков не укроются тонко продуманные козыри, рассчитанные как на фестивали, так и на массовый прокат: кочевая экзотика с этнородео на диких яках, символизм древних обрядов, на которых построено действие, нагота и сексуальность. С другой стороны, всё это в сочетании с безупречной игрой красивых актёров, оригинальным музыкальным рядом и чувственной сюжетной линией подано в картине очень естественно, без нарочитости. На протяжении всего фильма героями не произносится ни одного слова, а оператор уходит от использования современных визуальных приёмов. Зрителю, привыкшему к драматизму диалогов и спецэффектам, не остаётся ничего иного, как «впиваться» в лица героев, контрастно выражающих чувства и эмоции – напоминание о порой переоценённом значении слов во взаимоотношениях.
Сага, начинающаяся как степная элегия с разлучёнными влюбленными в стиле «Ромео и Джульетты», довольно скоро переходит в историю пагубного соперничества, жёстких традиций и гибельных случайностей. Безжалостная мстительность отверженного романтика срывает с него всё очарование, прямодушие смягчает грубость нелюбимого мужа. Главные мужские персонажи здесь ни плохие, ни хорошие – они одержимы своим соперничеством, жаждой обладания и вожделением: даже трогательные переживания младшего брата пастуха отравлены грубым животным поведением.
Турсунов называет свой фильм гимном женщине и силе человеческого духа. Именно женщина является в этой истории пусть противоречивым, но разумным началом – с чувствами, а не инстинктами, наполненная и сексуальностью, и заботой об очаге. Она покоряется, но не ломается и продолжает жить без обречённости – сосуд божественного противоречия смиренной мудрости и рокового обольщения. Другое воплощение женского начала – свекровь-шаманка – многого внутренне не приемлет в окружающем, но в решающий момент готова положить конец всем страстям сразу. Келин и Эне, при всей сложности их отношений, по сути, один человек в разные периоды жизни. Одна Женщина, с её миссией и силой, заключённой в слабом теле, противопоставленная саморазрушительной силе мужчин.
Фильм отсылает к происхождению тюрок и экономике их семей, когда без жены мужчина в буквальном смысле не был способен иметь собственное хозяйство, что и ставило женщин в уникальное положение, совмещавшее подчинение и влияние. Что касается самой линии номадизма, то она, пожалуй, впервые в современном казахском кино показана без романтизации, с её бесконечным одиночеством и антагонизмом.
При этом кинофильм, конечно, не исторический, как решили цензоры «Казахфильма», заставив зрителя задуматься о том, что хуже – древний патриархат или нынешнее ханжество. «Келин» – это притча, которая отличается от басни отсутствием однозначной морали. История, рассказанная без надрыва и выжимания слёз, не наполняет персонажей и сцены излишним драматизмом – все страсти поданы в суровом аскетизме. Это фильм, который оставляет не мелькающие образы и обрывки фраз, а необъяснимый аромат интеллектуальной пищи. Первая картина Ермека Турсунова удалась, но только будущие работы дадут понять, появился ли в Казахстане гибрид трагика Триера и эротомана Альмодовара.
Опубликовано в журнале Vox Populi.