ПАЛАТА
Резко выворачиваю руль вправо в попутке уйти от вылетевшего на встречку мотоциклиста и вылетаю за обочину. Последующее выглядит, как замедляющееся кино. Стремительно летящий навстречу толстый ствол старого тополя. Медленно разлетающиеся от удара ленты толстой растрескавшейся коры. Застывающие во взрывном танце красные ошметки сходящей с металла краски.
Эти алые клочья так и стоят перед глазами, мешая оглядеться. Очень плохо, ни пошевелиться, ни глазами повести.
Я, кажется, лежу. Вроде бы, на кровати. Наверное, в больнице после аварии. Главное, что жив, бог с ней, с машиной. Жив…
Становится легче. Смог оглядеться. Странная палата, только не могу понять, в чем ее странность. На каждой кровати по нескольку человек. Кто-то просто лежит. Некоторые сидят, с соседями разговаривают. На меня никто даже внимания не обращает. Пытаюсь что-нибудь сказать, но сил не хватает. По потолку запрыгали солнечные зайчики. Заходит женщина в белом, кажется, даже красивая. Подходит ко мне, берет за руку, что-то делает. Непереносимая боль. Я…
Кажется, терял сознание. Немудрено, при такой боли. Сейчас полегче.
- Здравствуйте, соседи…
Слишком тихо. Никто даже головы не поворачивает, опять становится плохо…
Снова легче. Легче дышать, даже получается голову приподнять. Может, пока отрубался, какой укол поставили?
- Здравствуйте, соседи…
Вот теперь повернулись. Улыбаются. Коллектив – это всегда лучше. Даже если это коллектив убогих. Ну, ничего, это временно…
Надо сказать, что тут не так плохо, как показалось сначала. Соседи добрые, разговариваем время от времени. С дедком с соседней койки почти подружился. Он мне многое рассказал. Больница, где мы лежим, районная, построена еще в позапрошлом веке. Он сам здесь в пятнадцатом году лежал. Но это он или заливает, или заговаривается – выглядит не таким уж и старым. Остальные, правда, больше молчат, да и, вообще, странные какие-то. Мальчишка в углу сидит на кровати, постоянно качается. Мужик на той же кровати лежит, свернувшись калачиком. Рядом с окном парень молодой, время от времени поднимается под потолок и ложится там. Слева от меня на кровати парнишка молодой лежит, мучается сильно. Иногда сознание теряет. С ним часто какой-то мужчина сидит. Этот – самый странный. Поговорить с ним хотел, но он все молчит. С дедком постоянно в шашки играем, даже шашки, и те – странные, как соседи. Вроде как невесомые. Дед их приносит и на кровать мне кладет. А вот сейчас я встал только что, а шашки как лежали на одеяле, так и лежат. У деда спросил, но он только глазами на меня хлопает и губами жует, как хоботом, типа – нормально все.
С мальчишкой поговорить хотел, но он то глаза откроет, то опять закрывает, лежит, как мертвый. А мужик, который с ним сидит постоянно, тоже говорить не хочет. Остальные-то, вроде как люди, а этот, когда за окном появляется, кажется раза в два больше, чем в палате. Спросить его попытался – он только руку вытянул, прямо сквозь стекло, и губы мои пальцем прижал. Палец, вроде обычный, а до окна метра три…
Все бы ничего, вот только врачиха с уколами своими приходит постоянно, и после нее так все болеть начинает, что ни с кем поговорить не могу, даже видеть хуже начинаю. Правда, сознание терять перестал после ее уколов. Зато всегда могу заранее сказать, когда она придет. За пару секунд до того, как она в палату заходит, зайчики солнечные начинают по потолку бегать. Я, как только их увижу, сразу сосредотачиваюсь и готовлюсь терпеть…
Вот уже и вставать начал. И только сейчас заметил, что и на моей кровати лежит кто-то. Мужчина, и внешность знакомая, только узнать никак не могу. Причем, когда я ложусь, он мне не мешает. Странно. Ну, странностей здесь, я уже заметил, хватает и без этого.
Заметил, у соседа в углу над кроватью огонек постоянно двигается. То подымается, и он тогда тихо лежит, спокойно. То опускается, ему прямо в грудь падает. И тогда тот биться начинает. Тогда опять врачиха прибегает. Склоняется над ним. Кажется, уколы ставит. И опять он лежит спокойно, а огонек опять под потолок взлетает, качается там. Я, кстати, тоже заметил, что легче всего себя чувствую, когда под потолок поднимаюсь. Сколько жил, никогда в себе такого не замечал.
Со старичком мы уже на прогулки выходим. Сидим на лавочке перед входом. Здание странное очень, похоже, и правда, старинное. Огромная изба бревенчатая, на пятнадцать окон. Снаружи отштукатурено, выбелено. Только все равно проглядывают: где чернота – дед говорит, что в тридцатых годах горела больница, где пятна красные и дырки в дереве – тут говорит, беляки в восемнадцатом персонал расстреляли и двух солдатиков красных.
Деда внимательно рассмотрел, у него действительно, не губы а хоботок такой, как у тапира. И лицо все шерстью покрыто. В мультике каком-то такого видел. Последнее время мальчишка с нами выходить стал. Только он молчит больше, а мужик, отец его, молчит всегда. Только стал еще мрачнее, чем раньше был, и вообще странный совсем. Он с сыном не сидит постоянно, а появляется откуда-то. Причем, понять невозможно откуда. Вот сейчас его нет, а смотришь, огромная фигура появилась, полнеба занимает. Ближе подходит, становится меньше и меньше. Спросил его, почему так. Он опять пальцами губы мне прижал, даже договорить не дал.
Сегодня моя ко мне приехала. Только-только врачиха ушла. Я от боли только что не визжал. Никого вокруг не видно. И тут по потолку зайчики побежали, не солнечные – разноцветные. Дверь открывается и моя заходит. Меня увидела – и остановилась. Мне так плохо было, я даже сказать ничего не мог. А она постояла, к косяку прислонилась и упала. Тут и я сознание потерял. Тут же легче стало, с кровати встал, подошел к ней, подняться помог.
Она на меня смотрит, в глазах – слезы. И смотрит на меня, потом на кровать. И тут рванулась так, что я ее удержать не смог. И упала опять. На себя. Я ее на руках держал, а тут вдруг она опять у двери лежит. И глаза открывает, оглядывается. Меня не замечает. Подходит к кровати, присаживается на табуретку и мужика, который со мной лежит, начинает по руке гладить. И плакать продолжает. Я присел рядом. Пытался за руку взять. А рука – не берется. Оглянулся на дедка. Тот сидит на своей кровати – отвернулся.
Мальчика отец заглянул в окно – поллица только видно. Прошел в палату сквозь стену. Посмотрел на нас и первый раз заговорил:
- Тебе решать. Или ты с нами. Или с ней.
И тут у меня перед глазами как очищаться начало. Понял, что до сих пор перед глазами краски клочья стояли, а тут они в движение пришли…
Увидел, дедка – соседа. Увидел и понял, о чем он со мной говорил. Он, и правда, здесь в пятнадцатом лежал. И умер тогда же от водянки. И мальчика отец – тоже умер. Три года назад, сгорел в собственном доме. Когда мать вынес полузадохшуюся и сына в окно выкинул, а сам не успел. И почти все в палате, кто странными казались – тоже уже давно или недавно, умерли. Только мальчишка с воспалением легких борется, и сосед в углу от рака умирает медленно. И я. Поломанный весь. В бинтах и гипсе. После аварии в коме лежу.
И понял я, что мне сейчас и надо выбрать. Или без боли и стонов вслед за умершими пойти или остаться и бороться за нее. Мою единственную. Через боль, слезы и страх. Страх умереть.
И понял я вдруг, что держит она меня за руку. Почувствовал ее касание. И в следующую секунду боль дикая вернулась. И зайчики разноцветные по потолку побежали.