31 мая Казахстан отметил День памяти жертв политических репрессий. В Алматы открылся памятник жертвам Голодомора, или, как его ещё называют, Великого Джута, искусственно созданного в начале 1930-х под чутким руководством тогдашнего первого секретаря Компартии Казахстана Голощёкина
Один наш близкий друг, семья которого – из семиреченских казаков, однажды пересказал услышанное в юности от деда и бабушки. Старики рассказывали о своём детстве в Сарканде и о том, что творилось в 1933-м в период того самого Джута.
«Утром выходим за ворота, и видим – лежит мёртвая старуха-казашка...». «Казахскую семью, которая пришла со степи обессиленная, неделю отпаивали молоком – но младшие дети всё равно умерли...». «Люди ели лебеду, варили из неё суп...».
Таких эпизодов из жизни старики пересказали многие десятки. Вспоминать это без эмоций крайне трудно. Особый цинизм политики Голощёкина и его команды состоял в том, что скот поголовно отбирали только у казахов-кочевников. Русские поселенцы-крестьяне, те же потомки казачества, как и люди других национальностей, кампанией «перевода на осёдлость» затронуты не были. Это создавало неизбежный антагонизм в обществе: одни продолжали жить, как жили (хотя и крайне бедно, но всё же хоть с двумя-тремя барашками и коровой), других же начисто лишали этого права. Лишали исключительно по национальному признаку!
Русские поселенцы и другие, у кого что-то было в (зерно, отруби, молоко), они, конечно, помогали оставшимся без скота казахским семьям как могли. Однако семьи кочевников были большие, всех накормить малочисленные тогда ещё русские поселенцы не могли. Семьи-то у казахов в те времена, как обычно, были многодетные, в каждой по 10-12 погодков. Особенно массово гибли как раз маленькие дети, а также старики. Что естественно: детский организм, как и старческий – он слабее.
Перевод на осёдлость, по замыслу сталинских наркомов, заключался именно в том, чтобы заставить казахов прекратить кочевать по пастбищам и загнать их в колхозы. Колхозы-то были созданы, и людей в них действительно загоняли. Только никто из этих «товарищей» как-то не задумывался о том, что эти люди будут есть. И случайно ли? Историки не зря говорят, что сталинско-голощёкинская политика по уничтожению казахов была абсолютно выверенной и целенаправленной. Шесть миллионов человек, умерших за неполные два года, это совсем не похоже на случайность. Это, безусловно, был абсолютно осознанный геноцид.
Это был геноцид, который позднее продолжился валом политических репрессий. Перед ними были уже абсолютно равны все – неважно, казах, не казах... Всех подряд сажали и расстреливали по надуманным политическим статьям. На памяти наших родственников и друзей их десятки, таких людей из рассказов стариков. Простой чабан из-под Коксу Карсакбаев, директор школы из Уш-Тобе Волков и многие, многие тысячи других – их всех, невзирая на возраст, национальность и род занятий, нещадно перемалывало красное колесо НКВД.
А особенно аппетиты «краснопогонников» привлекала элита. Машина НКВД целенаправленно обезглавливала казахскую интеллигенцию. В 1937-1938 годах в так называемом «национал-фашизме», «двурушничестве» и «шпионаже» были обвинены Т. Рыскулов, Н. Нурмаков, С. Ходжанов, У. Кулумбетов, О. Исаев, О. Жандосов, А. Досов, А. Асылбеков, Ж. Садвакасов, С. Сафарбеков, Т. Жургенев и многие другие. Были репрессированы виднейшие деятели культуры и науки – А. Бокейхан, А. Байтурсынов, М. Дулатулы, А. Ермеков, Х. Досмухамедов, М. Тынышбаев, М. Жумабай, С. Сейфуллин, И. Жансугуров, Б. Майлин, С. Асфендияров, Ж. Шанин, К. Кеменгеров... В чём только ни обвиняли их – и в кризисе сельского хозяйства, и в восстаниях 1920-х, и в связях с японской разведкой, и в «саботаже»... Только в 1937 году по Казахстану было арестовано и осуждено по политическим статьям 105 тысяч человек, из них 22 тысячи (в основном элита) были расстреляны. Казни интеллигенции цинично именовались «высшей мерой социальной защиты», а концлагеря ГУЛАГа, заполонившие весь Казахстан, – «местом социальной профилактики».
На наш взгляд, вспоминая сегодня про эти страшные времена, особенно важно ценить то, что в нашем обществе сейчас воспринимается как абсолютная норма. Да-да – ценить нашу сегодняшнюю свободу. Как бы кто ни кричал с зарубежных порталов про «диктатуру» и прочая, прочая, – но свобода это естественное состояние нашего современного общества, состояние привычное и нормальное. Президент, выступая 31 мая, заметил, что в стране сегодня никто не преследуется по политическим мотивам, как в 1930-е. И кто бы там что ни заявлял с либеральных трибун про нашу «диктатуру» и про нашего президента, который якобы здесь узурпировал всю власть, – но достаточно взглянуть на печальные примеры некоторых бывших республик – собратьев наших по Советскому Союзу, – чтобы оценить реальную разницу. Кто бывал недавно в Киеве или, например, в Ашхабаде, – тот поймёт...
В нашей стране, кто бы что ни говорил, действительно нет тоталитарной власти, решающей за человека, какие он должен иметь взгляды и каких убеждений придерживаться. Нет власти, насильно загоняющей в колхозы и отбирающей личное имущество. Нет власти, сажающей и расстреливающей по выдуманным предлогам. Нет власти, решающей за человека, чем ему заниматься.
Это дорогого стоит. Да, есть проблемы. Есть очень серьёзные пороки, такие как системная коррупция и «агашизм». Но мы в состоянии с этим справиться. Потому что нам никто не навязывает модель мышления и поведения. Потому что у нас формируется всё более активное гражданское общество. Потому что вся информация прозрачна и в обществе нет «неприкасаемых». У нас нет и не будет пути обратно, в те страшные годы, когда по прихоти каких-то голощёкиных умирали миллионы людей, и при этом никто не мог не то чтобы слово сказать против, но даже и пикнуть.
Если мы будем ценить то, что достигли, то сможем двигаться дальше. К той реальной демократии, про которую очень любят кричать некоторые, скажем так... далеко не демократы по жизни.
