Фильм Роберта Эггерса «Ведьма» (The VVitch: A New-England Folktale) – со знанием дела сделанная малобюджетная психологическая хоррор-сказка, помещенная в мрачно-пасторальную среду пуританского XVII века – стал ярким событием Сандэнса-2015. Там картина удостоилась приза за режиссуру, а затем заслужила лавину положительных отзывов после выхода в широкий прокат. На наши экраны кино официально еще не выходило (и хорошо, если вообще до нас доедет), но любители жанра уже наверняка сообразили, что это нечто сопоставимое по мастерству с последними сенсациями инди-хоррора вроде «Оно» или «Бабадук», и посмотрели его в интернете. «ФК», меж тем, представляет свою адаптацию интервью с режиссером фильма, опубликованного на сайте Criterion
– Расскажите о вашем интересе к сверхъестественному.
– Я вырос в Новой Англии и всегда был одержим ведьмами. Самое раннее, что я могу вспомнить из своих снов, связано с ведьмами. Так что я подумал, что мог бы сделать архетипический хоррор Новой Англии, который был бы для меня очень личным и сильным по воздействию. Сделай я свой первый фильм хоть в семь лет, он был бы историческим. Так что это всегда было частью меня.
– Легко увидеть, как ваш опыт режиссерской работы с актерами театра пригодился в детализированном антураже «Ведьмы».
– Мне ведь нравятся маленькие фильмы. Некоторые сцены этого фильма короткие, монтажные, близкие к имажинизму, но в целом мы просто позволяли актерам играть. Идет ли это из театра? Может быть. Я заворожен Ингмаром Бергманом и Карлом [Теодором] Дрейером, оба они пришли из театра, так что все это может оформляться подобным образом. Нам пришлось репетировать неделю, потому что кинематографический язык весьма строг и структурирован. В общем, актерам приходилось быть готовыми к тому, чтобы научиться жить как семья. В этой семье должна была быть любовь, чтобы вызвать у нас отклик и заставить нас переживать, когда они начнут драть друг друга на части.
– Вы воспринимаете фильм больше как хоррор или как семейную драму?
– Я рад называть его так, как людям этого хочется. Он о семье. В классических сказках я ценю то же, что и в мифах – они исследуют сложную внутрисемейную динамику. Из всех драм наиболее интересны семейные драмы, именно поэтому «Гамлет» и «Король Лир» – самые прославленные пьесы Шекспира.
– Визуальный язык фильма завораживает, позволяя нам в полной мере отдаться созданной вами атмосфере. Как вы работали с оператором, чтобы оживить этот зловещий мир?
– Джарин Блашке – настоящий художник, мы сотрудничали какое-то время. Это звучит банально, но мы сработались. Я очень люблю и доверяю его работе. Мы оба считаем, что перенести зрителя в нечто подобное, в созданный вами другой мир можно только если каждый кадр построен так, словно мы артикулируем личную память. «Вот мое пуританское детство. Я помню, как мой отец вдыхал запах кукурузного поля в то утро», – что-то в таком духе. Каждый кадр должен быть проникнут ощущением персональной привязанности и осознанности.
– Отличается ли удовольствие, которое дает кинорежиссура, от того, что вы получаете в театральной деятельности или при работе художника?
– Даже от зрителя, смотрящего фильм, требуются усилия, чтобы он был завершенным. И я думаю, это особенно верно в отношении того, что связано со сверхъестественным, возвышенным или страхом перед неизвестным. Именно в такого рода вещах нужно проявлять особую сдержанность, чтобы дать все «доработать» самому зрителю. В театре актеры и зрители должны взаимодействовать еще более активно, как бы создавая совместный продукт. В кино я могу предложить свои образы в более конкретном виде, я могу вести вас в конкретном направлении. Это, конечно, хорошо для режиссера, поскольку я могу быть уверен, что показываю вам то, что хочу показать. Я не погруженный в самого себя алхимик-отшельник, я пытаюсь коммуницировать, говоря с другим человеком о том, что значит быть человеком. А кино – по-прежнему лучший способ коммуникации с большой аудиторией.
– Есть ли какая-то определенная часть процесса создания фильма, которая нравится вам более всего?
– Находиться на съемочной площадке может быть пыткой, но это также и увлекательно. Для меня, у которого все сделанное связано с историей, это как поход в Disney World. Это возможность переноситься во времени, возводя воображаемую трехмерную игровую площадку. Мне нравится быть погруженным в мир таким образом. Если это не было бы глупостью, я бы просил, чтобы съемочная команда все время ходила в одежде пуританской эпохи.
– Будете ли вы продолжать снимать фильмы в этом жанре?
– Прошлое – жанр, который больше всего меня очаровывает... если это вообще жанр.
– Назовите один фильм из недавно просмотренных, который действительно вас поразил?
– «Фараон» Ежи Кавалеровича.
Хиллари Уэстон, criterion.com
Роберт Эггерс