Недавно закончил чтение честно уворованной новой книги любимого Пелевина "П5". Пять сюжетно не связанных рассказа. Книга - хорошая. Забавно, что многие поклонники Пелевина сразу оформили писателю некролог - дескать, исписался (они это делают еще со времен выхода "Generation 'П'"). Но. Следует учесть одну вещь. В вопросе о смысле жизни ничего нового сказать принципиально нельзя. И на эту тему Пелевин говорил с начала девяностых. Причем практически одинаковыми словами. Вот и здесь - Пелевин пишет о невыразимом, просто указывая на ум читателя. Больше всего мне понравился рассказ "Зал поющих кариатид". В нем есть очень тонкая, очень нежная скрытая гармония, музыкальность повествования. Другие рассказы, на мой взгляд, просто описывают некоторые важные аспекты основного откровения в первом рассказе. Пелевин, очевидно, отдохнул душой на этой книге, основательно отдубасив весь медиа-истеблишмент современной России (за Дугина ему поклон отдельный).
Пелевина очень часто ругают за снобизм, на ненависть к читателю, за понты. Я хочу указать на один очень важный факт - во всех своих романах и рассказах автор с большой любовью относится к главному герою. И чем более этот герой прост, обыден (кривая начинается с Петра Пустоты, модного поэта и приходит к простой девушке Лене, начинающей проститутке из "Зала поющих кариатид"), с тем большей любовью и аккуратностью Пелевин с ним обращается. И хотя этому герою волею судьбы приходится заниматься нехорошим, неэтичным делом (Рама стал пить баблос, А Хули была оборотнем, питающимся человеческой энергией, Лена стала высокооплачиваемой VIP-проституткой), все-таки в нем остается эта нежная, незамутненная человечность. Даже Татарский, ставший халдеем, все еще молился Богу в кислотном угаре, Степа-банкир из "ДПП(нн)" по-настоящему любил Мюс и просто хотел жить спокойно. Чем больше пишет Пелевин, тем более в его произведениях сквозит эта тоска по ушедшей человечности, как это ни парадоксально. "Чапаев и Пустота" был написан в момент великого перелома, в Золотом Веке героев, когда будущее казалось неясным и фантастическим, а Петр Пустота мог по-настоящему попасть во Внутреннюю Монголию. Но чем дальше, тем менее реальным казалось будущее, и Татарский, пока еще получающий откровения сирруфа, сменяется Степой, закабаленным своей верой в магию чисел, затем лисой А Хули, любовь которой была сломана уже безжалостной машиной побеждающего мира, а потом приходит Рама, который, по-настоящему любя людей, становится их темным властителем... И сияние настоящего освобождения потихоньку вытесняется на периферию, на других персонажей - на Гиреева, на профессора теологии из Кишинева, где временно не требуются профессора теологии. Но в этой книге наступает качественный перелом. Малахитовая проститутка Лена обретает освобождение на самом дне разврата и закабаления. Она становится бессмертным богомолом по собственной воле, без посредников и учителей, просто в силу собственной природы, в ужасных, противоестесственных условиях. И отблеск этого освобождения озаряет все остальные рассказы. А это, товарищи, наполняет всех нас невыразимым блаженством.