Главным критерием серьезности подхода Дос Кошим считает национальный вопрос
Розлана ТАУКИНА, Юлия ЛАПТЕВА / 7 сентября 2012 года, № 33 (309)
Общественный деятель Дос Кошим был активным оратором многочисленных митингов и собраний еще со времен перестройки, без него не обходились практически все самые заметные политические движения и партии. В последние годы Дос Кошим создал общественно-политическую организацию «Улт Тагдыры» и выступает за решение национальных проблем в Казахстане. Наш разговор с ним был о том, чем сейчас занимаются национал-патриоты в Казахстане и почему они решили отмежеваться от политических лидеров оппозиции.
Досым, Вы занимались политикой еще в годы советской перестройки, а потом вдруг остыли, отошли от своих соратников, не вошли в движение «Демократический выбор Казахстана». Почему?
– К тому времени я уже пять лет работал республиканским независимым наблюдателем, поставил на ноги НПО, в которое вошли европейские независимые наблюдатели как партнеры, а потом мне стало скучно. Я могу в этом признаться вам по-дружески.
В 2001 году, когда создавалось ДВК, у нас была встреча, на которой присутствовали граждане 30 национальностей. Тогда был открытый разговор между националистами и оппозиционными демократами. И мы тогда спросили: есть ли у вас программные заявления по языку, по культуре, по национальному вопросу, отличные от программы Назарбаева? Никакой принципиальной разницы представлено не было.
Мы долго разговаривали, но не убедили друг друга, и поэтому мы отошли от них. Честно скажу, больше ни один из последующих политических лидеров такого разговора не организовывал, и нас уже никуда не приглашали. А жаль…
А как Вы сейчас относитесь к оппозиции?
– Оппозиция должна быть, но, по-моему, народ не слишком хорошо понимает слово «оппозиция», особенно казахи. Они думают, что оппозиция – это те, кто борется за справедливость, за общество, за народ. Я поясняю, что оппозиция – это вторая политическая сила, которая хочет взять власть.
Для того чтобы у них была власть, нужна поддержка населения, поэтому они говорят о коррупции, справедливости, даже о межнациональных проблемах, но неизвестно, смогут ли они изменить то, о чем говорят. У меня главный критерий – национальный вопрос, который никто из политиков не собирается кардинально менять и вносить в программу.
Значит ли это, что Вы оцениваете политиков по задачам в области национальных проблем?
– Вот именно, я всегда прошу дать программу, а они все только на словах. Вот иногда Жармахан хорошо говорит, Абилов немножко коряво, но тоже говорит о казахской проблеме, Мухтар Шаханов их таскает прицепом в тележке. Но если программы нет, то это просто слова.
А какие проблемы волнуют Вас как национал-патриота?
– Это проблема государственного языка, которую заболтали наши чиновники и превратили в болото по добыче денег. Вторая проблема – тупиковая ситуация с оралманами. Вместо того чтобы создать внятное законодательство, сопоставить опыт Израиля и Германии по возвращению своих соотечественников на родину, последние 3-4 месяца у нас вообще квоту на возвращение приостановили.
За пределами Казахстана проживает 5 миллионов казахов. Пока они есть, программа должна работать и материальная, социальная поддержка должна улучшаться. Страна должна заниматься демографическими проблемами, и в частности – по возвращению своих земляков на родину. На заре независимости все понимали, что должны собрать казахов, которые разбежались по миру от голода и репрессий, а теперь власть решила, что народ ей не очень нужен.
Третья проблема – земельный вопрос, который остался открытым. Жители Казахстана так и не получили землю, а чиновники, которые смогли приватизировать основные наделы, позволяют себе торговать ею и раздавать в бессрочную аренду. Опять без воли и разрешения народа и во вред его интересам.
Проблема культуры, заполонение русскоязычным вещанием соседней страны и многое другое. Везде есть так называемая казахская проблема. Даже проблемы слишком большого потока миссионеров в религиозном направлении для казахов составляют большую угрозу, потому что нарушают традиции и менталитет. И кто-то должен этим заниматься, но государству некогда.
Вы считаете, что в стране мало национальных патриотов, которые занимаются подобными проблемами?
– Я бы сказал, их почти нет. Я решил заниматься программной работой на благо Казахстана, найти себе нишу в подъеме национальных и патриотических проблем. В пяти областях мы имеем дискуссионные клубы, чтобы люди могли поговорить. Дискуссионные клубы дают колоссальный штурм мозгов, люди начинают думать об этом. Но посещают эти мероприятия зрелые и пожилые люди. У нас почти нет сторонников среди молодежи.
А кто Вас поддерживает, государство?
– Нет. Когда мы создали республиканское общественно-политическое движение, то решили счет не открывать, гранты не получать от зарубежных доноров.
И Вы просто на альтруизме работаете? Или на пожертвованиях?
– Когда я работал в гражданском движении «Азат» в девяностых годах, то только в Кызылординской области у нас было 37 000 активистов, а всего было около 500 000 членов в областях в 1991 году. Мы связались с этими людьми и направили их энергию и энтузиазм на решение национальных общественных проблем. Поэтому мы крутимся сами и свои ресурсы создаем сами. Больше года мы работаем над проектом «Отдавайте детей в казахские школы».
Вы ведете пропагандистскую деятельность?
– Конечно. Работу мы проводим в русскоязычных регионах: северных, восточных и центральных областях Казахстана, потому что именно оттуда мы получаем очень много тревожной информации о том, что там не хватает казахских школ, что под казахские школы дают неприспособленные помещения бывших поликлиник, бассейнов.
Я видел классы, где нет окон. В тюрьме такие помещения называют «стакан» и используют их для наказания. Нахождение в помещении без окон считается пыткой, а у нас в таких помещениях бывшего бассейна сидят дети целый день. Такое отношение к организации казахских школ в русскоязычных регионах вызывает у нас протест.
Вы хотите сказать, что остро стоит проблема существования казахских школ?
– В Риддере (бывший Лениногорск) есть 16 школ. Одна из них – казахская школа «Шанырак», которая открылась в 1997 году. Сначала в ней было всего 30 учеников, а сейчас учится более 600 учеников. В казахской школе мест уже не хватает, государство поставило задачу построить еще одну казахскую школу.
А я сделал анализ 15 русскоязычных школ, посчитал количество мест и учащихся и выяснил, что 5 школ, не напрягаясь, можно отдать под казахские. Провести оптимизацию и перераспределить детей в другие школы, чтобы все русскоязычные школы имели наполнение классов в соответствии с мощностью здания. Но ученики русских школ и их родители не хотят увеличивать путь в школу на две улицы и требуют от государства строительства новых казахских школ. Вот такое местное недопонимание.
В прошлом году был суд в Темиртау. Две школы подняли бунт против переориентации в казахские школы. Хотя в русских школах более 500 свободных мест, а в казахской школе не хватало классов и дети учились в три смены по 40-45 человек в классе. Мы понимаем, что эгоизм некоторых граждан стоит выше государственных интересов и местные акиматы им потакают. Разве в таких городах не нужна разъяснительная работа?
Когда я был в Риддере, я слышал подобные возмущения от азербайджанца, от курда и пришел в недоумение. В 1944 году казахи отдавали свой последний хлеб, половину своего дома, чтобы приютить переселенцев, а теперь казахские дети ходят по 4 километра в единственную в городе казахскую школу, а эти родители протестуют, что их ребенок будет ходить в школу на 100 метров дальше. Такое человеческое недопонимание.
Я не считаю, что здесь какая-то межнациональная проблема, языковая. Появилось деление общества на русскоязычных и казахскоязычных, причем вторая группа находится в более дискриминационном положении.
Эти проблемы проявляются в сельской местности и малых городах или существуют и в больших городах?
– За последние 20 лет в районные центры переехало очень много казахов, а казахских школ на целинных землях там традиционно нет. Представляете, их там даже не планируют открывать! И казахи отдают своих детей в русские школы. Такое я тоже видел. В некоторых местах казахские школы закрываются из-за нехватки педагогов: потребность есть, а педагогов нет.
В Шемонаихе за 20 лет открылась единственная школа, которая теперь закрывается, потому что здание находится в аварийном состоянии и требуется капитальный ремонт. В одной области я взял список школ, где требуется спортивный зал, столовая, нет буфетов, нет медпунктов, а туалеты – во дворе. Оказалось, что это в основном казахские школы.
Я понимаю, есть объективные причины. И я сам своими глазами видел, что на станции Ельтай Акмолинской области под казахскую школу отдали трехэтажную больницу, в которой обучается 320 человек, а рядом находится трехэтажная русскоязычная школа, в которой учатся 130 человек. Вот такая несправедливость, которая может привести к социальному взрыву. Хотя и там, и здесь учатся казахские дети. Я сам пошел, посмотрел, сфотографировал.
Вы докладываете собранную вами информацию Министерству образования?
– Я выступал в Министерстве образования на общественном совете. Вместе с Айдосом Сарымом и другими заинтересованными людьми мы рассказывали о национальных проблемах, которые изучили в регионах. Сколько потребуется времени чиновникам переварить полученную информацию, не знаю.
Вы призываете обучать в казахских школах не только казахских детей, но детей других этносов?
– Да, у нас есть два направления. Одно – для русскоязычных. Мы призывали родителей: будущее ваших детей – в знании государственного языка. Сначала мы хотели вести пропаганду именно среди русскоязычных, чтобы через 20 лет их дети не остались за бортом, могли работать на госслужбе, в сфере обслуживания, на пассажирских перевозках и в других отраслях, где требуется знание двух языков.
Но при изучении ситуации мы столкнулись с проблемой, что казахских школ не хватает казахским детям. И мы слегка сместили свои акценты в требованиях. За годы независимости в Алматы вместо трех казахских школ появилось 53 новые казахские школы, а в Балхашском районе за 20 лет ни одной новой – как было две казахские школы, так и осталось! По статистике в Казахстане 100 000 школ, а казахских школ среди них – капля в море.
И все-таки почему Вы решили пойти в народ?
– Чем каждый год писать Назарбаеву письмо, которое потом валяется в каком-нибудь мусорном ящике, лучше работать с людьми в глубинке. Я понял, что работа намного эффективнее, когда она менее публична. И я направил свои силы на регионы. Там я нужнее.