Поучаствовал в очередном туре "Сломанного веника", уже 73-м по счету. Посылал один рассказ, занял 4 место. А если посчитать по очкам, то даже 3-е. А в зрительском - последнее.
Маленькая серенада летнего вечера
Дорога вскидывается пыльными фонтанчиками от первых тяжелых капель – далекого авангарда летней грозы. Легкие султанчики поднятого ветром песка сбегают навстречу путнику с холма и, качнув гибкими фигурами, пропадают внизу. Гладь пыльной колеи осыпается под ногой, тщетно пытаясь удержать башмаки странника рыхлыми руками. Из-за холма слышны глуховатые раскаты отдаленного грома. Человек тревожно вглядывается вперед, но увал холма скрывает от него не только даль, но и ближайшую перспективу, оставляя только начинающую темнеть лазурь неба, перевитую пурпурными лентами перистых облаков.
Ремни натирают плечи все сильнее, духота, кажется, уже становится видимой. Жесткими кожаными ремнями скручена тяжелая поклажа, плечи уже давно ноют, но человек не сдается. Путник упрямо наклоняет голову и широкими шагами идет по дороге к вершине холма. Путь с каждым шагом становится все круче, но человек только крепче сжимает изодранные жаркими ветрами губы, да сильнее опирается на толстый посох.
Мимо путника, покачиваясь, проплывают назад кустики полыни и лебеды. По одной заканчивают свою извечную песню цикады, то ли прячась от близкой грозы, то ли просто устав петь в такой духоте. А может, они начинают прислушиваться к нарастающему рокоту близкой уже грозы. Заметно меняется и голос приближающейся грозы.
Фаготы далекого грома, ласкавшие ухо тихими раскатами отдаленных гамм, замирают. Минор отступает перед мажорными нотками, и в новых пассажах все явственней проступает медь. Сначала одной ноткой заблудившегося тромбона, потом тяжелыми вздохами тубы, а потом ярким, как вспышка молнии, вскриком трубы. Путник внимательно прислушивается, и его встревоженное лицо озаряется улыбкой.
Соль, пропитавшая рубашку, царапает спину и начинает таять на потной коже, мешая свои жгучие струйки с кровавыми потеками. Царапины горят, напоминая человеку, как лопается кожа спины под сыромятной плеткой, и как тонко просеянная соль заставляет его кричать…
Ляпис-лазурь предгрозового неба быстро темнеет. Путник поднимается на вершину холма и видит клочковатые почти черные тучи, несущиеся навстречу. Прямо перед ним лежит длинная темная тень. Он оглядывается и с благоговением видит, как бордовая капля солнца на несколько мгновений зависает на длинных багровых перьях облаков, и скатывается с них за горизонт, оставляя равнину во власти надвигающейся грозы.
Сил остается все меньше, но Путник успевает увидеть с холма и хутор в низине, и кивающий на ветру осокорь. Он точно уже знает, что успеет добраться до убежища, и с холма уже почти бежит, забыв ненадолго и о натруженных мышцах усталых ног, и о трущих плечи жестких ремнях, и о царапающей горящую спину потной рубашке. Когда до хутора остаются считанные шаги и Путник слышит даже переполошенных кур, квохчущих в сарае, пыльная дорога снова вскипает фонтанчиками от первых капель начинающейся грозы.
* * *
Дом затихает к ночи, и хотя гроза еще ярится за дверью, у камина тепло и сонно. Путник уже успел обсохнуть и даже просушить свою поклажу – огромный, набитый свертками мешок. Скрипка не пострадала совершенно, и теперь негромко поет собравшимся. Каждый слышит в ее песне что-то свое. Кто-то – затихающих перед грозой цикад, кто-то – первые порывы ветра, срывающие пыль с дороги и бросающие ее в лицо. Можно услышать в ее песне и шорох летящих навстречу туч, и мягкие шаги первых капель по пыльной дороге. Если прислушаться, можно услышать и глуховатые раскаты далекого грома и даже тишину, с которой скатывается за горизонт усталое вечернее солнце. Все сразу слышит только путник, закрывший сейчас глаза и плотно прижавшийся щекой к отполированной глади скрипки. И когда его спрашивают, как называется его песня, он только пожимает плечами. Через минуту он все-таки отвечает: «Если хотите, назовите ее Маленькая серенада летнего вечера».