Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
0
10:08, 14 ноября 2010

Стенограмма 1 встречи семинара "Основы философской техники"

Я думаю так сделаем: я сейчас материал поясню, изложу, а потом обсудим. Значит, что у меня стало получаться.  Когда начал писать, стало получаться следующее: те темы, которые мы втроем обсуждали, они… как бы я выстроил те взаимосвязи, которые выстроились. Вернее, они сами выстроились, а я их обнаружил просто. Общий замысел такой – что надо с чего-то начать, чтобы подойти к проблематике Симургетики. Чтобы было понятно, чем она отличается от чего-то другого и какие задачи ставятся. Значит, я предлагаю начать с этих самых техник философствования.

Условно техники философствования, жанры философствования можно на две части разделить – это метафизика и неметафизические техники. Значит, поскольку метафизика появилась раньше, и она таким как бы фундаментом является, то я хочу с метафизики начать. Поэтому я с метафизических техник начну – они как бы исторически понятые. Получается, что симургетика так, как она стала вырисовываться - это пример не метафизической концепции. Или нам бы хотелось, чтоб она была неметафизической. А для того чтобы назвать ее неметафизической, надо соответственно разобраться с метафизикой. Именно поэтому я и начинаю с метафизики. Значит, я предлагаю первое, что сделать, это произвести топографию, разметку топографическую, связанную с нашим сознанием, на самом простейшем уровне, путем самонаблюдения. Значит, задача такая – что значит думать? Что мы делаем, когда думаем?  И вот здесь, если такую топологическую разметку провести, можно что обнаружить в себе? Что есть некая реальность, в таком самом обыденном смысле слова – вещи там, вещный мир, то, что мы называем объективной реальностью, в самом примитивнейшем смысле слова, без всяких заморочек – реальность это или нет, и есть некие представления реальности. Буквально – представления, образы этой реальности. Так вот,  условно будем так считать, что реальность находится перед нами, а представления мы все привыкли помещать куда-то там в голову, да? Значит, они где-то там внутри, то, что мы называем - внутри сознания. Но вот здесь такая штучка интересная, которая давно была замечена, что неважно, где находится представление – внутри нас, где-то в голове – когда я сам себя рассматриваю как смотрящего, то есть, я - смотрящий, воспринимающий, неважно - я смотрю на внешнюю реальность или я пытаюсь рассматривать свои представления – я оказываюсь перед ними. То есть то, что я рассматриваю, и рассматривающий  как бы являются двумя полюсами. Двумя полюсами, которые связаны актом восприятия, но они находятся по разные стороны. Поэтому вот это первое разделение – дихотомия - на внутреннее и внешнее, она  отпадает, потому что в голове ли находятся мои представления или это вещи реального мира, тот, кто воспринимает, оказывается по отношению к ним внешним. И соответственно то, что воспринимается, тоже оказывается внешним по отношению к тому, кто воспринимает. То есть, если мы возьмем такую разметку: глаза, как орган восприятия, то, что перед ними – это предметы реальности, то, что позади них, в нашей голове – это представления, она уже перестает срабатывать, поскольку внешним оказывается не то, что за пределами моего тела или за пределами органов восприятия, а внешним оказывается то, что внешне по отношению ко мне, как воспринимающему. И вот здесь многие отмечают странные цитаты из греческих философов. Философ говорит - «повернуть глаза внутрь». Лёня об этом постоянно говорил. То есть, оказывается – это просто метафора, которая говорит о чем? Что если мы мысленный взор повернем внутрь, то увидим некие представления или идеи, как раньше говорили, идея - это по-русски и есть образ. То есть некие образы или представления увидим. Но, несмотря на то, что они где-то внутри нас, по отношению к смотрящему они все равно оказываются перед. Поэтому здесь слово «предмет» и слово «представление» очень удобны, именно русские слова – они понятны становятся. Предмет – это то, что впереди меня, буквально – выкидывается, мечется, то, что впереди становится. Представление тоже – я как бы пред-стою перед этим или представляю перед собой, ставлю перед  этим мысленным взглядом. Собственно, получается, что это как бы первый шаг, который мы должны уяснить. А мышление начинается с представления фактически. Это как бы общее место – в любых учебниках об этом говорится. Но я, допустим, долго из этого смысла никакого извлечь не мог. Сейчас мы попытаемся из этого смысл извлечь. Получается следующая штуковина – это тоже сразу было замечено – что если я стою перед другим каким-то предметом, представляю его и вижу его, то вот этого восприятия недостаточно, чтоб иметь дело с реальностью. Почему? Потому что я представляю только одно ИЗ. Вещей-то до фига же, а восприятие – оно всегда ограничено, я какую-то вещь воспринимаю. Поэтому тут же стали искать такую точку восприятия, которая позволит видеть все. Вот это и есть точка вненаходимости. Сейчас объясню почему именно – точка вненаходимости. То есть как если бы мы, допустим, были в лесу и не знали как из него выйти. Первое, что нам приходит в голову – куда-то залезть на какую-то возвышенность, чтобы посмотреть, где мы находимся, сориентироваться. Так вот, для того, чтобы сориентироваться, нам надо занять либо реально, либо воображаемо такую точку, откуда видно все. Буквально «видно все» - это означает  паноптикум – всевидение. В реальности такую точку занять невозможно. То есть, куда бы мы телесно не помещали себя, сами не помещались, мы там  никогда не займем такую точку реально. Это только та реальность, которая богу принадлежит. То есть, бог занимает такое место, если вообще можно сказать, что он какое-то место занимает, из которого он видит все. Ну это известный догмат любой религии, что ислама, что христианства. В реальности это невозможно, по крайней мере, в нашей. Поэтому делается такой обходной маневр – раз у нас есть воображение, то в воображении мы можем поставить себя на такую точку, откуда будет видно все. То есть, во всяком случае, оттуда будут видны все представления,  будет сделана сама попытка увидеть всё. Вот эта вот точка – это и есть точка нахождения того, что в философии сейчас в обычном уже языке называется субъектом, подлежащим. То есть, я в воображении мысленно помещаю себя в эту вот точку, из которой все видно, и смогу увидеть все – все предметы в их совокупности, в их целостности. Почему она точка вненаходимости? Потому что в любом случае она будет находиться вне того, что я вижу. А мы-то, как правило, хотим знать мир в целом. Если мы представляем себе, воображаем себе мир в целом, то в любом случае находимся за пределами этого мира. Это логически так получается – мы не можем быть внутри мира и представлять мир как целое. Для того, чтоб мир представлять как все, как целое, надо быть всегда снаружи. Это неизбежно. На этом и зиждилась метафизика. И зиждется. Собственно, когда критикуют метафизику, критикуют именно такой подход. Но до этого мы доберемся еще.

- Какой подход? Именно когда я нахожусь внутри этого мира?

- Наоборот. Вне. То есть, слово «метафизика» - там оно двузначное, буквально означает «после физики». Там трактат Аристотеля по философии оказался после физики изданным. А это слово как бы таким удобным оказалось, чтобы обозначать особый способ отношения к миру. Метафизика – я нахожусь над природой или сверх природы, то есть что-то сверх природы. Да.  Со стороны. Причем, неважно в воображении я это делаю или нет, и тогда я приобретаю вот это качество – всевидения, буквально - паноптикума. То есть  такой видящий становится всевидящим. То есть другими словами, есть хорошее слово, я его и буду использовать, ясновидцем становится, т.е. человек ясно видит, что происходит. Но – ясновидящий еще не является философом, мы еще не добрались до философствования, сейчас мы еще только сами основы мышления берем. Значит, мышление, фундаментом его является ясновидение – это первый камень в фундаменте мышления. Для того, чтобы нам в чем-то разбираться, нам надо ясно видеть или все видеть – всвидение. Но еще раз повторю, я условно назову такого человека ясновидящим, как бы там маги всевозможные, шаманы – они же тоже ясновидящие, по этой же причине… Теперь обратите внимание,  что мы сейчас представляем, т.е. мы же сейчас говорим о представлении, что такое ясновидение., но по отношению к самому ясновидению, мы тоже  занимаем сейчас позицию вненаходимости. Т.е. мы делаем само ясновидение предметом рассмотрения. Вот это уже следующая операция, и это следующий камень в фундамент философии. Вот эта операция называется рефлексией. Если первая операция называется трансцендированием, латинский термин – выход за пределы, то вторая операция на латинском называется рефлексией. Она в учебниках во всех так и существует. Значит, рефлексия – это когда я занимаю такое место, наблюдателя по отношению, по сути, к тому, что я сам наблюдаю. Это как бы вторая часть того, чем занимается философия, с чего начинается она начинается - рефлексия, без нее невозможно. Но в любом случае, даже если человек рефлексирует, т.е. сам себя осознает, что он делает, он все равно по отношению к себе же является метафизиком. Он себя пытается со стороны рассмотреть. И опять же происходит это раздвоение на субъекта и объекта. Получается, что, будучи ясновидящим, мы делаем шаг к истине, но сталкиваемся с проблемой выхода за пределы воображения. Дело в том, что первые ясновидящие, которые появились, они-то думали, что они рассматривают истину как таковую, т.е. именно с истиной имеют дело. Вот Леня не зря тогда предлагал Парменида почитать «Физику», где по сути ж это самоотчет Парменида, и то, что он видит, буквально – он видит истину. Т.е. первые философы по сути были ясновидцами, эти самые досократики. Считается, если говорить о греческой культуре, то Парменид как раз первый, кто совершил вот этот акт рефлексии, т.е. он стал не просто ясновидящим, а таким ясновидящим, который пытается видеть себя в качестве ясновидящего. Такая штука. Получается вот этот парадокс, на котором Конфуций как раз, так сказать, и сел – когда он не мог понять, то ли ему снится бабочка, то ли он сам бабочка, которая снится ему же…

- Я извиняюсь, а это не был способ их мышления в то время?

- Конечно был. Мы и говорим о способе, именно о технике философствования, да. Просто он недостаточен оказывается, потому что  Конфуций по сути запутался.

- Просто…

- Да, просто потом начали другие способы придумывать. Т.е. вот эта проблема Конфуция в том, что он не может понять где он? Он видящий или  он то, что видит, или он то и то, но китайцам проще – они к противоположностям относятся по-другому, чем греки. Т.е. китайцам один хрен, короче, с какой стороны они находятся.

- Может, это мы просто так о них думаем?

- Нет. У них нет логики. Китайцы не породили логики, как известно, у них логика натуралистическая – ну вот как сменяют друг друга состояния, т.е. они не вышли за пределы мира. В этом смысле у них есть преимущество – они не впали в метафизику, вроде как,  и пытались, но зато они остались внутри мира как все и изнутри на него смотрят, ну или кажется так.

- Это у них особенности языка такие?

- Ну собственно и письменность у них осталась на том же уровне – образная письменность.

- Да. Да-да-да. И письменность образная и особенность языка – у них слово «логика» греческое, по сути. Они его прямо само слово заимствовали, потому что у них нет логики, у них нумерология. Ну вот «Книга перемен» И-Цзин - это и есть их, собственно, логика. Выпадает столько-то и столько-то, получается вот это. Вот так перемешают, получается другое. Вроде там какая-то есть закономерность, но никогда не разберешь, потому что одно может быть и тем, и другим, и третьим. Но до логики мы еще доберемся. Это я тоже так неожиданно обнаружил. Мы же как привыкли в учебниках: что такое мышление? Мышление – прежде всего, логика. Сразу начинаем формы мышления рассматривать – представления, понятия, суждения, умозаключения и т.д. как будто это все так и есть. А до него надо ещё добраться. Т.е. мышление, по сути, начинается с восприятия и с умозрения. Вот метафизика – это вид умозрения. Мы же все время о зрении говорим, о восприятии, т.е. это и есть умозрение или умовосприятие, может быть, так даже лучше будет. Значит, дальше что получается? А дальше получается, что мы сталкиваемся с проблемой истины. Т.е. если всевидящий действительно видит истину, то это хорошо, мы можем верить этому избранному видящему и говорить – то, что он увидел . это и есть истина. Но одновременно мы попадаем в такую ситуацию, что должны верить ему. А чем таким обладал, скажем, Парменид, что он вдруг видел, а другие не видят. Т.е. он был особым пророком, медиумом, но по отношению к другому человеку то, что видит Парменид, не кажется ни очевидным, ни истинным.

- Я извиняюсь, мне так не кажется. Мне кажется, что Парменидов было много, просто не все книги написали. Тогда многие обладали таким воображением ярким.

- Я бы даже сказал, что мы все им обладаем.

- Они там дискутировали на своих собраниях, форумах, просто не все книги оставили.

- Вот. Вот сейчас, Саша, ты уже делаешь следующий шаг. Получается, что сейчас мы наткнулись на эту проблему, которая позволит сделать следующий шаг. Получается, что самого ясновидения недостаточно для того, чтобы сказать, что истинно, что ложно. И приходится делать следующий шаг. Этот шаг и есть – спор, дискуссия. И тут прикольная штука открывается с этой самой дискуссией – значит, там даже на уровне игры слов обнаруживаются такие интересные смыслы. Что вынужден делать ясновидец? Ясновидец должен все свои интуиции – ясновидения другим предъявить. Он должен сказать – вот, я на что смотрел, вот это – истина. Т.е. ему надо это все взять оттуда, все то, что он там наблюдал, и вынести вовне. Непосредственно он это сделать не может – взять мысль и другим предъявить, и он вынужден тогда говорить об этом.

- Можно там бухнуть с друзьями и все им рассказать, поделиться…

- То есть, получается, что для того, чтобы истина обрела статус истины, мы еще не знаем ясновидец эту истину знает или нет, а ясновидец убежден, что он, как Бог, видит истину, он. по-любому должен убедить в этом других, т.е. вынести на общее рассмотрение. То он один рассматривал, а теперь он должен вынести это на общее рассмотрение. В круг. И тут оказывается, что его ясновидение – это одно из нескольких ясновидений, потому что каждый становится ясновидцем, не только ж Парменид один. И тут интересно – вот тебе такой вопрос, когда доперло до меня, я ж тебе все не мог доказать-то зачем речь нужна. ты же поступала, Марина, как ясновидец, говоря, что я это понимаю, я это сказать не могу, это типичная позиция ясновидца, то есть – я же это вижу, вот оно, а получается, что этого недостаточно почему, потому что ты это видишь, а я этого не вижу. Я вижу, может быть что-то другое, И мы будем свое ясновидение выносить на общее, в общее поле. А это сдедать мы можем исключительно только в речи, и никак иначе, только если под речью понимать не обязательно устную. Это можно и рисовать, но это все равно форма речи. Любое внешнее выражение оказывается речью – все, теперь без речи мы ничего не можем сделать. Так вот, и тут получается сразу несколько смыслов – целый набор их. Во-первых, без речи невозможно доказательства истинности ясновидения. Получается, что речь – это способ сделать ясновидение общим, всеобщим. Точнее – вот эти образы и представления, которые в результате ясновидения мы зафиксировали, увидели. Т.е. речь – это не просто говорение, это важнейший инструмент сделать истину общей, без чего она истиной не будет являться до конца, потому что пока только я вижу это, она еще не является общей, эта истина. А значит -  не является истиной в полном смысле.

- Ну чтобы  убедиться в этом, то можно и не говорить, это для всех станет истиной - что если сунешь руку в огонь, то обожжешься. Как бы это каждый наблюдает.

- Да. Но когда ты сунешь руку в огонь, ты столкнешься только с одной частью реальности – огнем. Если ты сунешь руку в воду, то этого же эффекта не будет, как с огнем был, ты не обожжешься, если там не горячая вода и т.д. Получается, что если я суну руку в огонь и обожгусь, это еще не будет доказательством истины в самом широком смысле слова, потому что это будет лишь часть ее, частный случай, а мы-то говорим о всеобщей истине, она должна быть для всего, на все распространима. Поэтому такие доказательства и не приходят, и тогда именно догадались и китайцы и греки  что, когда мы говорим про белую лошадь-то, что, несмотря на то, что эта лошадь белая,  из этого еще не следует, здесь еще не показано откуда взялось «лошадь» – само понятие, почему мы несколько предметов относим к одному и тому же классу предметов, это-то не очевидно, т.е. некуда руку совать оказывается. И получается, что по-любому, мы должны это всевидение делать общим. Проговаривать его. Без этого ничего невозможно, никакой общей истины быть не может. Все - каждый сам себе будут ясновидцами. Ведь они каждый сам себе является ясновидцем, мы же все считаем, что мы такие маленькие боги. Мы уже это видим, мы уже наделены этим даром. Это первое. А второе, что происходит – как только я начинаю проговаривать, и вы каждый будете проговаривать своё, мы понимаем, что наше видение, с большой буквы – Видение, не более чем Мнение. Т.е. мы мним, что видим истину.  И не потому что - я могу, конечно, считать свое видение самым правильным, но неизбежно столкнусь с тем, что, как минимум, их несколько, а значит мое видение превращается в мнение – я мню, более того, когда мы эти мнения выстраиваем вместе, вот вы сейчас свои интуиции проговорите, и у нас получается буквально со-мнение, т.е. фактически мы эти мнения сопоставляем. И получается – операция сомнения, а именно операцию сомнения очень часто преподносят как основной философский метод, например, Декарт сомнение считал основным философским методом, получается, что сомневаться в одиночку невозможно.

- А вот в фильме «Тени исчезают в полдень» один герой на протяжении всего фильма говорил – сомневаюсь я, Захар…

- Правильно, что значит сомневался? Само сомнение становится возможным тогда, когда появляется общее поле речи. Без общего поля речи сомнения не может быть. Даже несмотря на то, что в сознании я уже раздвоен, я этого попросту не замечу. По-настоящему видной становится раздвоенность тогда, когда мы свои мнения, свои результаты видения, получается – я почему еще этому так много уделяю внимания, это давняя интуиция Толи Степанова – что мышление производно от речи, не наоборот, как в учебниках обычно пишут, что человек стал мыслить с какого-то фига там, а потом появилась речь, как средство донесения – получается, что в некотором смысле мы еще не говорим о мышлении, мы сейчас говорили пока только о двух кирпичах мышления – это ясновидение и рефлексия. Теперь добываем третий кирпич – речь. Тогда когда  ясновидение должно стать частью поля общего и ясновидение превращается в мнение, а сорасположение этих мнений приводит к сомнению, смысл получается открывается от игры слов уже – сомнение с одной стороны должно как бы охладить мой пыл, я-то думал, что я такой крутой, а оказывается все такие крутые, а с другой стороны получается, что сомнение, наоборот,  должно нас распалять. Т.е. другая функция сомнения – это не мою самооценку понизить, а в некотором смысле, это такой вызов, общий вызов

- Фитиль.

- Да фитиль, то что распаляет самомнение, мы же начинаем – я прав, нет, я прав, прежде всего мы начинаем сомневаться в мнении другого., а не в своем собственном мнении. Поэтому вот этот герой он и будет говорить «я сомневаюсь», он ведь не в себе сомневается, как Декарт делал, он сомневается в другом.  И вот это сомнение в другом начинает распалять этот спор. Вот теперь мы к самому главному подходим – Спор. Это еще одна метафора – что философия не может существовать вне спора. Что такое Спор? Фактически, когда мы выносим мнения на общее, мы начинаем судить об этих мнениях, и фактически спор – это суд этих самых мнений. И вот здесь тоже прикольная метафора или не метафора, а исходя из вот этой игры слов, открывается такой смысл – что значит судить? Это высказывать мнение о чужом мнении, о чужом видении, а суд – он же в речи происходит – и получается, что та речь, которую мы произносим на суде, она есть суждение. А Суждение – мы уже сталкиваемся с фигурами речи, которые есть… вернее с теми явлениями, которые становятся частью логики. Получается, что логика – это результат спора. Если мы начнем сравнивать мнения – сомневаться вслух, мы должны выработать общие правила речи. А правила речи – это и есть логика, это те законы, по которым должен быть суд осуществлен. Получается, что логика – это такое образование, вот если сейчас выстраивать воображаемый генезис мышления, воображаемое развитие мышления, которое появляется только на том этапе, когда в дело, в игру вступает речь, спор. Т.е. ни ясновидец, ни человек, который занимается саморассмотрением – рефлексией, в логике не нуждается, для него все самоочевидно. Логика необходимой становится только тогда, когда возникает  сомнение и спор – соревнование мнений.

- Надо убедить и добить соперника

- Да-да-да. Т.е. первоначально как возможность победить других и водрузить свое – мы это тоже рассматривали как образ войны, и отсюда, кстати, мы тут цепляем тему гегелевского дискурса, который это предельно ясно выразил. Он говорит – философы спорят, это война,  по сути. Война за право быть признанным, за право водрузить свое ясновидение во главе круга, порушить другие мнения, порушить именно буквально – уничтожить, потому что, пока есть другие мнения, в моем мнении будут всегда сомневаться. Его не будут принимать, от него будут дистанцироваться, поэтому единственная победа моего ясновидения возможна тогда, когда я чужие мнения пошинкую, ну правда на общих правилах, естественно, не просто так, а соблюдая эти правила. Тогда мое мнение будет несомненно. А значит – оно будет истинно. Т.е. одно из определений истины это несомненность. Декартовское определение истины – то, в чем нельзя сомневаться. Почему он так логику и превозносил, по сравнению с эмпирическими науками – математику. Он говорит, если мы несомненное суждение найдем, то все, дальше мы можем строить все, что угодно. Вот получается такая штуковина. Мы сейчас несколько тем сразу затронули. Получается, что следующий шаг – мы должны рассматривать логику. И тут мы будем рассматривать Толину гипотезу. Я думаю, мы пока это можем делать без него, потому что если с ним это делать, то… мы можем долго… (смех)

- Он может не согласится.

- Да дело не в том, что он не согласится…

- У Толи свой способ высказывания мыслей.

- Я уже сто раз убеждался, что когда за него начинаешь формулировать, тогда делаешь шаг вперед. А его идея в чем состоит, если в его подробности не вдаваться, тогда она состоит в том, что понятие, как основная… ведь логика состоит из понятия, суждения, умозаключения – вот 3 кита логики. Понятие – это результат общения,  а мы с Толей всегда сталкивались с чем – что начнешь с кем-нибудь спорить с нашими на кафедре, они сразу – ну вы по понятиям определитесь. Вот лично меня и Толю тоже всё время возмущает – как я могу определиться с понятием, если я даже еще ничего не говорил, если мы еще спорим, мы зачем спорить-то будем? Если я сейчас своё понятие определю, чего спорить-то? Понятие уже есть. Главная загадка логики классической, как она расписана в учебниках – как из представлений берется понятие, считается, что понятие на основе представлений берется. И если мы представляем себе ясновидца, который видит эти образы, видит истину непосредственно, у него понятия ниоткуда не возьмутся, им просто не с чем быть. Ясновидцу логика не нужна, ясновидцу и так все ясно. А понятия нужны только когда ясновидец хочет сделать своё ясновидение общим. Т.е. это результат спора, а не то, что должно ему предшествовать. Скорее, ясновидцы, которые вступают в спор должны определиться со своими представлениями, а потом они могут вырасти до понятия – это тоже, кстати толина идея, он говорит, что у него была странная манера – стоять на своем. Он, по всей видимости, имеет в виду, что каждый должен долдонить до конца, проговаривать, именно проговаривать до полного завершения свои ясновидения. И пока не проговоришь, тебе как бы запрещено затыкаться. Тебе нельзя соглашаться с другим мнением, пока ты все свое ясновидение наружу не выложишь. Чтоб не оказалось так, что я сдался не потому, что мое ясновидение ложное, а там из вежливости, например, или потому что просто слаб оказался, или противник сильно наглый такой, не дает слово сказать. Т.е. получается, что до тех пор, пока я все свое ясновидение не выложу, и оно не будет явным для другого, мне нельзя останавливаться, надо продолжать быть собой, вот этим ясновидением. А только потом уже его можно начать обсуждать, сравнивать с другими представлениями, как результатами ясновидения, и после этого только может выработаться понятие. Понятие – это исключительно коллективное… плод коллективных усилий, а не плод индивидуальный. Правда, можно, конечно возразить – ученые же просто сидят, думают, потом текст выдают. Вот здесь мы до этого еще до беремся. Я просто так на будущее закину, это надо будет рассмотреть. Лёня совершенно верно говорил, что у нас в голове парламент, по идее. Т.е. мы же еще сейчас только движемся к мышлению, мы несколько шагов сейчас сделали, но до мышления еще не добрались. Потому что мышление – это гипотеза на будущее – это вот этот суд, который мы взяли извне и перенесли сюда. Обратно как бы сделали.

- Ну у кого парламент, у кого бардак…

- Понятно, что парламенты разные бывают. У кого-то бардак. И в этом смысле это дополнительное усилие, т.е. внешний диалог помогает нам организовывать потом обратное – вот этот парламент у себя по тем же самым принципам построен. Но это уже будущее, сейчас я предлагаю заткнуться мне и обсудить.

- Ну это уже усилие надо какое-то делать.

- Да. И обсудить. Ну тут обсуждать можно либо какие-то ошибки, либо свои догадки. Это я как бы уже прописал, я это выложу «Вконтакте» пока, потом если у нас будет, я выложу. Я аудиофайл  выложу и я текст уже сделал, можно будет по тексту находить…

0
202
0