Алматы (Алма-Ата, Казахстан) – это большой город, мегаполис. На 2015-й год официально проживающих в нём было 1,7 миллиона жителей. Но, это цифры статистики, на самом деле жителей было гораздо больше.
Практически весь мегаполис состоит из приезжих из других городов, по большей части – молодёжи. Живут они в съёмных квартирах по три-четыре человека, потому что вместе легче оплачивать жильё. Но часто официально в квартире прописан только сам хозяин. Потому, что размер коммунального платежа зависит от числа зарегистрированных жильцов. И владельцу выгоднее, чтобы официально числилось как можно меньше людей, так как небольшая коммуналка повышает конкурентность квартиры.
И выходило, что вместо тех официальных 1,7 миллиона, реально в мегаполисе жили все четыре миллиона, а то и больше. Тогда это была почти треть населения Казахстана. Каждый третий работал в Алматы – город кормит весь Казахстан.
Вокруг Алматы раскиданы небольшие городки и множество посёлков. Их жители также работают в большом городе. Жизнь при этом в мегаполисе от жизни рядом в поселке разительно отличается. И не только тем, что в селе нет «Макдональдсов» – часто в селах, что находятся всего в паре десятков километров от Алматы не бывает электричества и воды. Эта разница между цивилизацией мегаполиса и серостью в селах просто ошеломляет.
Однажды в редакцию газеты, в которой я работал, обратились с жалобой жители одного из таких сёл. У них вот уже два года не было воды. Сельчане обращались с жалобой и в местную администрацию, и в полицию, и в прокуратуру, но эффекта не было никакого. И тогда люди с последней надеждой решили обратиться за помощью к журналистам. Они надеялись, что может быть, будут услышаны властями хотя бы со страниц прессы.
Для меня такие случаи не были чем-то новым. В то время подобное происходило повсеместно. Госорганы и органы правопорядка насквозь прогнили коррупцией. И часто люди в поисках справедливости обращались в прессу как в последнюю инстанцию, в надежде найти правду.
Как называется село, о котором пойдет дальше речь – уже не помню. Но к назначенному времени я в него отправился, поскольку его жители в тот день решили провести нечто вроде митинга, чтобы высказать на нём акиму (главе администрации), всё, что они и о нём думали. И, конечно, чтоб потребовать немедленно подать им воду.
Краны села вот уже два года были сухими словно в Сахаре – ни постирать, ни сварить еды, ни помыться. Сельчане были в отчаянии. А всего в двадцати километрах от них гудел потоком машин и горел ночными огнями громадный мегаполис – символ современной цивилизации.
Наверное, такой расклад жителей села удручал и, может быть, даже казался несправедливым, потому, что в своих лишениях им роскошь большого города казалась циничной расточительностью.
И вот в назначенное время все было готово. Около пятисот человек – преимущественно мужчины, собрались на главной улице посёлка. В аул даже приехал журналист (то бишь я). Это случилось, может быть даже впервые за всё время существование населенного пункта. Событие, без сомнений, из ряда вон выходящее.
Толпа была воодушевлена. Настрой был единым, а цель – безоговорочной: высказать всё без страха и утайки в глаза самому акиму. Пусть, мол, он ответит, почему же уже целых два года в селе нет воды. А все сказанное, конечно, записал бы журналист и потом написал бы статью в газете. И, конечно, её бы прочитали все. И все бы узнали, какой же страшный беспредел творился в ауле. И непременно бы в него приехала проверка из большого города. И в маленьком селе вновь бы из кранов заструилась вода.
Так казалось сельчанам.
Но, толпа собралась, а акима всё не было и не было. Не было его полчаса, не было и час. И тогда люди начали понимать, что их обманули. В очередной раз их нагло и бессовестно обвели вокруг пальца – аким обещал выслушать чаяния народа, но в который раз наплевал на тех, кому, по идее, является слугой.
И толпа, почувствовавшая себя ущемленной, взволновалась. С разных её концов донеслись возмущенные возгласы. Одни предлагали двинуться к администрации акима, что находилась в соседнем селе. Другие – встать живым щитом на автомобильной трассе, проходившей неподалеку и создать на ней пробку. И тут вдруг кто-то из толпы предложил взять в заложники приехавшего впервые в аул журналиста. И удерживать его до тех пор, пока не приедет аким.
Толпа обезумела!
Признаться, видя такой поворот событий, я не на шутку трухнул. Чёрт знает ведь, что взбрело в голову людям, которые в безумстве перепутали, что я наоборот приехал для того, чтобы помочь им. Ведь я сочувствовал им, а никак не пособничал главе администрации, цинично проигнорировавшего их собрание. Но масса, движимая стадными чувствами, позабыла о разуме и руководствовалась уже только безрассудными инстинктами.
Хаос возникшей среди людей ошарашил меня. В мой адрес посыпались злобные выкрики. Я уже был готов пуститься наутёк, и, наверное, это спровоцировало бы еще более безрассудные последствия, как из толпы вынырнул мужик.
Я его уже видел раньше. Потому, что он приезжал на своей старенькой машине за мной в город. Сельчане хотели предоставить журналисту максимум удобств – ведь пресса для них была едва ли не последним лучиком надежды, что в деревне снова появится вода. Поэтому, они попросили земляка привезти журналиста на своей машине – чтобы доставить ему максимум комфорта.
Мужик вынырнул из толпы, увлек меня за локоть и, будучи у всех на виду грозно закричал мне:
– А ну пошли! Я покажу тебе колонку, увидишь насколько она пересохла!
Далее он впихнул меня в машину, стоявшую тут же и уже в салоне, когда дверцы были захлопнуты, попросил извинения и пояснил, что увезёт меня в редакцию.
Увиденное меня конечно, поразило. Впервые я увидел поведение толпы – и признаться честно, мало что я после видел безрассуднее этого. И до сих пор не могу понять, как только людям могло взбрести в голову брать в заложники того, что хотел им помочь.
По пути назад в редакцию, я попросил мужика свернуть к селу, где была администрация акима. Оказалось, что глава аула всё это время отсиживался в своем кабинете. Представителя прессы, он, конечно же принял. А после беседы с ним вышла большая статья о том, как циничный аким довел людей до полнейшего отчаяния.
Спустя время в ауле появилась вода.