Эта история Марины Чейшвили – специалиста по социальной работе в отделении онкогематологии Национального научного центра онкологии и трансплантологии в Астане. Четыре года назад здесь не смогли спасти ее сына Амирама от лейкоза. Через неделю после его смерти Марина вернулась в центр – бороться за души солдат, сражающихся с раком.
В 2012 году мне было 43 года и 4 детей за плечами, большой промежуток жизни, даже больше половины жизни прожито, что я имею на тот момент? Было все. И вот мой сын на последнем звонке. Скоро он должен получить аттестат. Впереди у него целая жизнь. Я смотрю на него и горжусь. Мне хотелось крикнуть, посмотрите, как красив мой сын. Какие у него красивые плечи, у него все красивое. Я благодарна за то, что он взял роль старшего мужчины в доме. Он отвечал за младших братьев и сестер. Он помогал мне, когда нам было очень плохо. И он показал себя как действительно настоящий мужчина, настоящий грузин. И этот мужчина мечтал стать военным летчиком. Мы к этому стремились. В сентябре он должен был поступить в летное училище.
Но накануне он заболел, это была обыкновенная простуда, которая никак не проходила. Прошла неделя, две, три вот уже четвертая неделя. И тогда мой отъезд пришлось отложить. Мы вызвали скорую, поехали в больницу. Предварительный диагноз был лейкоз. В тот момент, что такое лейкоз я уже представляла. Лейкоз это значит рак крови. Естественно признать этот факт даже мысли не предполагалось. Первая мысль от этих мыслей, это шок. Не понимание, откуда у спортсмена это могло взяться? И шесть дней мы жили под Алматой. Эти были ужасные дни.
Каким-то чудом мы оказались в Астане, в Республиканском центре неотложной медицинской помощи. 26 сентября 2012 года это тот день, когда начал менять нашу жизнь. Наша жизнь поменялась. Диагноз подтвердился, и нас вызвали, и сказали ребята у вас лейкоз, и у вас тот лейкоз, который не лечится. Шансов прожить 1:1 000 000, что вы месяц проживете. Нужно срочно делать трансплантацию костного мозга. Кто сталкивался с этим, конечно, знает. Но поверьте, получить квоту на лечение за рубежом настолько долгая история. Когда ты понимаешь времени практически нет. Было желание просто лечь и ждать когда придет этот час. Мы стали с сыном бороться. Я стала читать литературу. Благо у нас есть интернет. Я стала задавать умные вопросы нашим врачам.
Почему-то именно тогда поняла, что донором должна стать я. Нужен донор 100% подходящий по ДНК, мама или папа она подходят на 50%. Я в этом положении стала мучать наших врачей - у нас нет доноров. Но на самом деле они были, но в Германии. Но ехать в Германию было трудно. Для этого нужно было собрать 450 000 евро, чтобы туда ехать и лечиться, это практически невозможно. Мне казалось легче на тот момент Луну с неба достать, чем собрать такую сумму. Получить квоту тоже нереально. Он прошел 5 химиотерапии. Они не принесли никакого результата. С каждым разом становилось все хуже и хуже, и была только мама, которая хочет стать донором. Я врачам говорила, вы нам дали месяц, но мы уже живем полгода, ребята. Может быть, попробуем, нам терять нечего. Мы уже потеряли мужа. Значит, давайте рисковать дальше.
Добив своих врачей, мы решили, что я буду донором. Что значит быть донором? Это значит, будут определенные стимуляторы. После определенных процедур ко мне приходит зав. отделением. А он такой высокий. Я его каждый день благодарю. За то, что встретился такой человек на пути. От него так и веет спокойствием. Он смотрит на меня сверху вниз и говорит. Кто тут донором решил стать? Вот эта маленькая и худенькая? Я была весом 55 килограмм. Которая родила уже четверых, которой уже 43 года! Вы что хотите с нее собрать? У нее там совсем нет этих клеток. Он меня забраковал полностью. Когда он мне это сказал. У меня такое чувство было, оскорбленное грузинское самолюбие.
Меня забраковали настолько, я забыла, что я хочу быть донором. Я решила, я вам сейчас покажу. Я прихожу домой, я должна собрать как минимум 3 миллиона, чтобы хватило для трансплантации. Я принимаю решение, раз это клетки мои. Я должна с ними разговаривать. Я стала слушать хорошую музыку. Я отключила все новости, в соц.сетях написала на это время не беспокойте меня какими- то сложностями. Я хотела смотреть на красивых людей. Я ходила по Астане и смотрела на красивых женщин. Во мне росла гордость, что не какой-то там немец станет донором моего сына, а именно я. Однажды подарив жизнь моему сыну, я второй раз подарю ему её.
Наступает момент забора крови. На протяжении 4 часов забора я пела песни. После забора, придя в клинику доктора, оглядев меня с ног до головы, сказали, вам не может быть 43 года, как вы могли сдать 8 миллионов клеток! Я удивилась!
Настал момент трансплантации, 19 апреля 2013 года. Через две недели, когда нам сказали, что мы наконец-то достигли ремиссии, наступило приживление костного мозга.
Это было нечто. Когда нам сказали, что мой сын не проживет и месяца. Вопреки всему этому, мы сделали, что мы хотели. К сожалению, несмотря на все наши попытки, спустя полгода наш сын ушел. Но это для меня этот момент был чередой поражении и побед. Но в конце все-таки победа. Эта победа нас, над своим я. За тот год я увидела, кто мой сын. Я изменила отношение к своей семье. И с того момента как ушел мой сын, я работаю социальным работником. В том центре, с теми докторами, которые лечили моего сына. Через неделю после похорон, я не смогла оставаться в Алматы. Я почувствовала, что мое место здесь, в Астане. У меня нет образования, 10 классов и четверо детей, вот мое образование. Но несмотря на это я работаю там. Оглядываюсь на прошлое моего сына. Он прожил всего девятнадцать лет. Но как он их прожил. Не каждый человек может так прожить. Он изменил и мою жизнь. Он мне сказал одну фразу «Я не боюсь поражения в борьбе с болезнью, проиграть тоже можно достойно, я боюсь сложить оружие и трусливо бежать с поля битвы».
Силу бога я почувствовала за три дня до смерти Амирама, когда нужно было решиться на интубацию. В тот день Амирам попросил приготовить кушать. Я летела к нему такая счастливая, приготовила его любимое блюдо. Зашла в палату, а его там нет. В коридоре меня встретил врач. Он сказал, что они будут делать все возможное, но шансов нет почти никаких. Я помню: «Марина, я знаю, что это тяжело, но надо решить». Я просто сидела на диване и чувствовала себя такой маленькой. Тогда я в первый раз сказала: «Я не знаю, что делать». Я встала с дивана и подошла к Александру Валерьевичу, нашему врачу. Как маленькая девочка. Было очень страшно. Этот суровый мужчина обнял меня, и было такое чувство, что меня обнимает сам бог. Он сказал: «Ты даже не представляешь, насколько ты сильная. У тебя есть полчаса. Возможно, ты больше его не увидишь и не услышишь». Я шла к сыну и знала, что иду прощаться. Что это может случиться в любую минуту. Может, через день или два. Но если его сейчас интубируют – я больше не смогу с ним говорить. Я понимала это. Я просто молила Бога, чтобы он дал сил не развалиться на кусочки. Просто быть достойной своего сына. Так мы провели последние полчаса. Самое дорогое, что я услышала за это время – его последние слова. «Я вас так люблю, Мама. Что бы я без вас делал». Дороже этих слов нет ничего на свете.
Фото: facebook.com
Подписывайтесь на паблик RUSSKAZ: