Всем горячий привет.
В эту ледяную и такую раннюю зиму предлагаю ненадолго вернуться в ушедшее лето. В позднее лето. В август, когда произошла эта почти что остросюжетная и очень трогательная история.
Я ехал в Текели.
За окнами Омеги медленно догорал алый закат, фиолетовая дымка опускалась на наши степи. Жара отступала за горизонт вместе с уходящим днём. Можно было уже выключить кондиционер и открыть окна. Открыл. Тугой ветер ударил в уши. Терпкий запах разнотравья ворвался в салон, оглушил, долбанул по рецепторам.
ААААПЧХИ! ЧХИ! ЧХИ! ЧХИ!!!
Аллергия, мать её, даёт о себе знать...
Отдышался. Потихоньку привык. Приближался Кировск. Ещё километров десять – и ухнет дорога вниз, в мою родную Талды-Курганскую долину. Заложит уши. Долина обнимет, как в детстве, тёплым пёстрым покрывалом тонущих в вечерней мгле полей. Сахарная свёкла... Да, она, родная... Сколько жарких дней по детству и юности мы провели на этих полях с тяпкой наперевес. Сколько романтики. Первое в жизни вино было попробовано здесь, в тени тополей у поля под Кировском. Нынешним тинам не понять. Ну а нам – нам не понять их.
Вдруг уже на подъезде к Кировску, где-то ближе к "Первому отделению свеклосовхоза" (местные – знают) фары вырывают из сумрака фигурку мальчишки. Тот отчаянно машет руками, что-то кричит... Торможу...
– Ойбай, дяденька, помогите, котёнок тут...
Выхожу из машины. На руках у него, как тряпочка, бело-серый котёнок. Кто-то сбил, но не колесом, а может быть, между колёс – картером... балкой... Котёнок гребёт лапками, мявкает, вроде позвоночник не перебит... Но висит на руках.
– Есть в Кировске круглосуточная ветеринарка?!
– Неее... Только в Талдыке.
– Ты местный?
– С первого отделения.
– Так что, погнали?
– Погнали.
Он прыгает на заднее сиденье, окна закрываются, вновь врубается кондиционер – котёнку нужна тишина. Плавный бег моей Омеги становится более резким и быстрым. Я нарушаю. Нарушаю жестоко. Мы летим в Талдыкорган, как ракета.
– Где там?!
– Я не знаю...
– Ладно, пробьём. Ты гладь его, гладь. Успокаивай.
Минут 15 лёта до Талдыка; оглушительное мяуканье; матерю разбитые объезды (вот блин могли бы хоть старый асфальт не ломать, пока новый кладут!!!). Торможу недалеко от зооветтехникума – там старая ветеринарка... Нет, переехали... Где?! У "Люксора"?!
Ну, погнали.
Возле "Люксора" не сразу нашли. Поплутали по переулкам. Минут 10 ещё потеряли. Надо было видеть моё выражение лица, когда я наконец забежал с этим котёнком в приёмную к ним.
– Давайте быстрее!! У Вас есть рентген?!
– Да вы успокойтесь... Сейчас разберёмся...
Округлая, полненькая, очень симпатичная луноликая казашка нежно берёт его на руки и уносит в другую комнату.
– Подождите чуть-чуть. Посидите. Угрозы для жизни нет.
Вот что меня всегда подкупает в талды-курганских людях – это их спокойствие и невозмутимость.
Мой рыжий, с веснушками, спутник (ему лет 11) с любопытством заглядывает туда, в комнату, следит за манипуляциями.
– Огого! Прям на экране всё видно!
– Нифига! Там даже видно, как прыгает сердце!
Всё завершается парой уколов и шиной на задней лапе. Недельку "постельного режима"... Потом приехать сюда, сделать повторную томографию...
– Где он будет?
– У нас, конечно!!! – звонко выкрикивает мой рыжий друг.
– А у вас там как... нормально?
– Да у нас в доме шесть кошек, четыре собаки, корова, да и вообще!
– А родители как, против не будут?
– Что за глупости?!
Котёнок, между тем, уже угнездился у него на руках. При виде этой картины я, кошатник со стажем (у самого дома четверо), каким-то шестым чувством понимаю: малыш – в ПРАВИЛЬНЫХ руках.
– Что, погнали домой?
– Да быстрее! Его же в кровать скорей надо!
Этот пацан – он как будто уже всю жизнь меня знает.
Мы несёмся обратно, снова ругая разбитые объезды между Талдыком и Бактыбаем. Сворачиваем в "Первое отделение". Не удивляйтесь – так этот посёлок и называется. Знакомлюсь с его мамой и прочими родственниками. Пацан несёт хвостатого больного, как ребёнка, в дом, потом прибегает за молоком.
– Корову доили уже?
Меня не отпускают; заставляют попить чаю, к которому по традиции прибавляется куырдак, казы, жая и что-то ещё. Пацана, оказывается, зовут Сашей, его маму – Гульнарой, а папу – Василием. Интернационал в этих краях тот ещё.
– Так ты журналист? Так ты здесь, в Кировске начинал, что ли?!
– Да, я с Хосаем Касымовичем начинал. Как раз в 91-м, когда путч был.
– У Хосая же тогда жена погибла... в аварии...
– Так ты его знаешь?
– О, я тогда ещё щеглом был. Помню только, на похороны ездили...
– Заурешка классная женщина была. Душевная.
– Глупо так, "жигули" сзади врезались.
– А всё из-за того, что в тех машинах подголовников не было. Были бы подголовники – жива бы была и здорова...
– Вот годы летят, да?
– Да-а-а-а...
– Санька – этот младший, он же четвёртый уже у меня.
– ПАП! ОН МЯСА ХОЧЕТ! Я КАЗЫ ЕМУ ОТНЕСУ! – доносится звонкий голосок из соседней комнаты.
– Ну, что, рахмет вам большой... Я поеду, наверное... В Текелях ждут...
– Ты давай, заезжай другой раз к нам с ночёвкой. Поболтаем. На Коксу съездим за облепихой.
– Да-а-а... Облепиха уже начинается.
– Самая вкусная – после заморозков. Через месяцок-полтора...
Через пять минут моя "Опель Омега" снова плавно мчит меня на родину... Как будто это был сон... Как будто бы ничего не было...
Я очень люблю ездить в Текели.