Мы подошли к площадке, где пара в танцевальных костюмах проводила мастер-класс латиноамериканских танцев для всех желающих. Тренеры показали несколько основных танцевальных движений, после чего стали вызывать желающих, для участия в конкурсе. Они выбрали несколько человек, среди них оказалась и Зарина.
Объявили румбу. Все танцевали, как могли. Самые изобретательные не лучшим образом изображали что-то вроде ламбады. Зарина в отличие от них водила плечами, округляя спину точно так, как это показывали профессионалы.
- Зарина лучше всех танцует, – шепнул Ера.
- Слушай, а действительно. Смотри, как она изгибается, и такой шаг, так за пять минут не научишься, – сказал Даник, – слушай, а она не танцовщица? Танцы гоу-гоу? Где ты ее нашёл?
- Где-где, в Караганде, – сказал я.
- Она из Караганды? – спросил Даник.
- Таксисту сказала, что она из Семипалатинска.
- А в Караганде она что делала?
- Билетов в Астану не было.
- А зачем она в Астану приехала?
Я пожал плечами и отвёл взгляд.
- Брат, ты что-то скрываешь, – сказал Даник.
Но тут музыка закончилась, все зааплодировали и танцующие стали раскланиваться. Зарине достался приз. Ей вручили бутылку шампанского, которое мы тут же распили.
В другом месте Зарина присоединилась к компании парней, танцующих хип-хоп. У неё и это тоже отлично получалось. Она по-пацански двигалась на полусогнутых ногах, лихо сводила коленки расставленных ног. За некоторыми сложносочинёнными движениями рук Зарины, её наклонами и перегибами было не просто уследить.
- Смотри, чё делает, я два месяца тектонику учился, и то так не умею, – сказал Даник. – На счёт танцев гоу-гоу не знаю, наверное, она в целом – танцовщица.
Затем Зарина подсела к компании подростков с гитарой. Сначала она просто подпевала им, а потом взяла гитару, сама стала играть на ней и спела несколько песен. Особый успех у прохожих имела песня «ночных снайперов».
«Мы скрывались в машинах равнодушных таксистов,
по ночным автострадам нарезали круги,
Ты любила холодный, обжигающий виски
И легонько касалась горячей руки», - с хрипотцой пела Зарина, мотая чёрными волосами.
- Решительно беру обратно свои слова насчёт танцев гоу-гоу, эта девочка из другой оперы, – сказал Даник.
Даже после всех этих танцев и песен Зарина не выглядела уставшей.
- А пойдёмте, покатаемся на тех штуках, – сказала Зарина.
На мосту передвигались люди, стоящие на чём-то вроде маленьких колесниц.
- Это сегвей, – сказал Даник.
Владелец сегвеев разместился прямо на мосту. Мы подошли к нему.
- Через десять минут освободится, подождите, – сказал он.
На левом берегу вспыхивали факелы фаер-шоу, на правом – менял подсветку «Гранд Алатау». Четыре башни становились то синими, то зелёными, то фиолетовыми. Только полоски посередине, которые изгибаясь ползли вверх по всем зданиям, оставались жёлтыми. Кто-то декламировал стихи, стараясь перекричать звуки гармони.
- Ты и стихи, наверное, умеешь писать? – спросил я у Зарины.
Зарина улыбнулась. Она прищурилась и сосредоточенно замолчала на мгновенье. Потом ритмично покачивая телом вперёд, помогая себе руками, словно дирижируя, Зарина стала подбирать слова:
- На огромном расстоянии друг от друга они идут по мосту.
Он хотел бы начать разговор, но не знает как.
Она могла бы начать, но отдаёт это право ему.
А вокруг во всем и везде – знак,
Что незримо натянуты между ними уже провода.
И по ним, обжигая, волнуя, бежит уже ток.
Снизу смотрит на них, протекая, ночная вода.
Сверху звёздами смотрит на них небосвод.
- Ты это и вправду сейчас сочинила? Этого не может быть, – вскрикнул Ера.
Никогда ничему не удивляющийся Даник и тот изменился в лице, но быстро взял себя в руки.
- Зарина, скажи честно, ты это сейчас сочинила? – продолжал спрашивать Ера.
Зарина улыбнулась и ничего не ответила, а я запутался в догадках. Я думал, что возможно это довольно известные стихи, и она смеётся над нами. Но чем больше я её узнавал, тем больше был уверен, эти стихи она сочинила на том самом мосту в то самое мгновенье.
Зарина жила со мной почти неделю, но я так о ней ничего и не знал. Наверное, её можно было назвать сексуальной, но без малейшего намёка на вульгарность. Во всём, что она делала, был призыв. Иногда мне казалось, что этот призыв посвящён чему-то большему, чем просто человек. Жизни, судьбе, может быть. Но это все было так неуловимо. Иногда я был готов поспорить, что этот призыв предназначался мне. Но потом меня опять охватывали сомнения, я начинал думать, что она просто смеётся надо мной. Как только мне начинало казаться, что она сделала незаметное движение ко мне, и я только хотел поддаться, она тут же делала огромный шаг назад. И эта игра, этот маятник будоражил, манил и настораживал меня.
После того как Зарина, проявив инициативу, мыла полы, почти все уголки плинтусов отваливались и валялись по всей квартире. Сначала я приделывал их на место, но потом мне надоело. Зарина всегда билась током, электроприборы в её руках ломались. Стоило Зарине резко нажать на выключатель, лампочка сгорала. После того как она несколько раз посушила голову феном, фен начал замыкать. Через несколько дней, как только Зарина вставила штепсель в гнездо удлинителя, место вспыхнуло, раздался хлопок и фен сгорел. Оказалось, сгорела вся розетка. По квартире пошёл запах горелого, и я вызвал электрика. Думал, что где-то горит проводка. Но проводка уцелела.
Тюбики с зубной пастой, кремами и шампунем она не закрывала. Протирая полы в холле, Зарина нечаянно толкнула напольную вазу с разноцветными лохматыми шариками. Ваза разбилась, а шарики разлетелись по холлу. Это был единственный случай, когда в глазах Зарины было раскаяние.
- Не обессудь, – сказала она.
- Да, ладно, – сказал я и на всякий случай вынес вторую вазу с корягой на балкон.
Днём она занималась тем, что перечитывала негустую библиотеку Майны. «Мастера и Маргариту», «Два капитана» Каверина, «Анну Каренину» и два тома большой советской энциклопедии на букву «М». Если мы были дома, она всегда держала в руках книжку или слушала музыку, один раз я застал её за чтением завалявшейся инструкции от микроволновки Майны.
Когда она слушала музыку я тайком наблюдал за ней. В такие моменты она была похожа на любимые стихи моей мамы. Такие тягучие, плавные строчки, которые я не совсем понимал, но когда слушал, меня охватывало ощущение, что я вот-вот уловлю их суть. Суть всегда ускользала, но на душе оставался будоражащий след чего-то действительно настоящего.
Вот так же ускользала Зарина. Как мне хотелось подключить к ней какой-нибудь осциллограф, который мог бы считывать её мысли. Как я хотел знать, о чём она думает, о чем она грустит и почему она остаётся со мной.
За всё это время Зарина ни разу не вспомнила о друге, к которому приехала. Она и о себе рассказывала мало. Это были такие разрозненные истории, больше ощущения, рассказанные уместно, тонко и смешно. Но сложить из них целый пазл её жизни было невозможно. Казалось, все пазлики были из разных жизней.