За что я уважаю Алесю, так это за целеустремленность. Поставила себе целью довести себя до истерики и довела, не взирая ни на что. Плохо, когда целью Алеси является доведение до истерики всех вокруг. В такие моменты я скоропостижно покидаю страну.
Отрицательная черта характера Алеси – маниакальность в отношениях. Она хочет знать о предмете своей любви все, в мельчайших подробностях. Она может с полупинка взломать любой его аккаунт, часами просиживать на его страницах в ФБ и ВК, поднимать комментарии семилетней давности, рассматривать фотографии всех его друзей и родственников, отмечать малейшие признаки флирта или симпатии к противоположному полу, а после феерично и самозабвенно устраивать сцены ревности.
Артистичная натура Алеси требует зрителей в количестве более, чем один несчастный забитый фактами и глотающий жалкие оправдания мужчина. Поэтому работает она бензопилой с мужским мозгом обычно на публике, в самый разгар дружеских посиделок.
Фраза «Весь мир – театр» не пустой звук для нее: она жаждет признания на сцене жизни в качестве самой драматичной актрисы современности. Заламывание рук? Банальщина! В ход идет вся накопленная женским бессознательным артиллерия: воздевание тонких трепетных рук к небу с призывами «Явить милосердие и бросить прям сейчас, пока сердце еще в состоянии пережить это предательство», неожиданное шлепанье на колени с мольбой «О, не бросай, не бросай меня!», гневное битье (обязательно не очень любимых) предметов быта, заранее услужливо принесенных и поставленных «под удар», никогда не повторяющийся в течение одного акта набор поз и интонаций... Самым убойным и последним аргументом является застыть в позе монумента скорби: спина прямая, руки вцепились мертвой хваткой в свои же плечи, точенные брови интересным надломом сходятся к переносице, нижняя губа чуть оттопырена, во взгляде вся боль еврейского народа. Я про себя называю эту позу «Когда обувь мала на три размера, но красивая». Пять минут в этой позе и мужчина сломлен, растоптан, готов сознаться в убийстве Кеннеди, Леннона и Кенни, а также изъявляет желание начать вымаливать прощение от сейчас и до смертного одра.
Первые два раза эти моноспектакли в исполнении Алеси – это просто кино «100500 D»: боишься отвести глаз, моргнуть, пошевелиться, дышать. Превращаешься в бандерлога. К пятому разу сила восприятия ослабевает и можно жевать, ковыряться в телефоне, рассеяно уворачиваться от осколков предметов быта.
Когда после пережитого потрясения несчастный мужчина уползает зализывать душевную рану под бочок к своему другу «Jack Daniels», я обращаюсь с вопросом к Алеси: «Ну, и на хрена?». Ее ответ чаще всего сводится к «Чтобы он меня на всю жизнь запомнил, стервец!». Я думаю, что Алеся мне врет. И себе врет. На самом деле она ждет, что при первом трагичном аккорде ее арии «Как мог ты изменить мне, негодяй» (слова Алеси, либретто по обстоятельствам) мужчина сказал или сделал «Ша!» и не дал бы ей закончить этот крышеснос. Не знаю... может хочет, чтобы он ей сразу по морде дал за то, что в его личную переписку нос сунула...
Все-таки женщина всегда загадка...