Из книги «Одна чёрно-белая любовь и четыре цветные революции"
Утром я ушёл на работу, оставив Зарину спящей.
На работе день тоже выдался сумасшедшим. В «Kvant Аpartments» нагрянула налоговая. Алевтина Кирилловна, Наташа и Виктория сразу куда-то ушли, и их не было до конца рабочего дня.
- Если спросят, кто ты такой, скажи, знакомый программист, что иногда помогаешь мне, когда я прошу. На все остальные вопросы отвечай «не знаю», - сказал мне директор.
Проверяющих, было двое. Мужчина постарше был серый, помятый и несвежий. На одутловатом, обвисшем лице выпирали огромные мешки под глазами. «Пьющий», - подумал я про себя.
- А что у вас секретарши нет? – спросил он.
- Почему? – спросил я, но тут же спохватился и сказал, - Может, и нет, не знаю, я просто знакомый программист.
Проверяющий сразу потерял ко мне интерес и стал разглядывать макеты и механизмы в холле, беспокойно разминая свои пальцы. Потом он присел на диван с проспектами, и сразу уснул, высоко закинув голову на спинку.
Молодой инспектор, с тяжёлым взглядом из-под огромного лба, сразу прошёл в бухгалтерию. Голова его устремилась впереди тела, рассекая пространство выступающим лбом. Дверь в бухгалтерию осталась открытой, мне было слышно, о чём он говорит с тётей Алиёй.
- Принесите мне все документы, имеющие какое-либо отношение к налогам и финансово-хозяйственной деятельности компании, - сказал он.
Через полчаса он потребовал отксерить какие-то документы. В ксероксе, который стоял в бухгалтерии, закончилась краска. Мертвенно-бледная тётя Алия прибежала с бумагами в приёмную. В этот момент её выловил Шеф.
- Потребовал все документы, обложился и смотрит, - шепнула тётя Алия.
- Надеюсь, ты ему правильные варианты даёшь? – спросил Шеф.
- Не беспокойтесь, не беспокойтесь, - сказала тётя Алия. Они пошептались, озираясь на спящего старшего инспектора, и тётя Алия понеслась обратно.
Временами молодой инспектор подходил к старшему, будил его и показывал какие-то бумаги. Старший хмурился, не сразу понимал суть, потом вникал, и они кивали друг другу, словно убедились в чём-то.
- Когда приходят с проверками, ты должен либо притворяться программистом, либо ходить снаружи и не запускать никого, особенно покупателей, - сказал мне Шеф вечером, по дороге домой.
- А в каких случаях притворяться, в каких, ходить снаружи? – спросил я.
- Я намекну, - сказал Шеф.
Возвращаясь, домой я был морально готов к тому, что квартира моя может оказаться пустой. Но Зарина никуда не убежала. Более того, она сидела за моим компьютером в моей рубашке, которую она облюбовала, в моих красных гетрах, в которых я играю в футбол, и изучала мою страничку. В статусе у меня было написано: «Свободен».
Зарина нисколько не смутившись, ухмыльнулась.
- Свободен? - спросила она. Я не ответил.
- Я свободен, я свободен, - запела Зарина.
На полочке в ванной появились две баночки с кремом, жидкость для снятия макияжа и чёрная ручка. Я раскрутил ручку, оттуда появилась тоненькая кисточка в чёрной краске. «Так вот, значит, чем она подводит глаза», - подумал я. Ещё на полочке стоял овальный флакон из голубого матового стекла с серебристой крышкой. На флакончике были нарисованы стрелки как на пульте: вперёд и назад, и маленький треугольник посередине. Givenchy Oblique Future было написано на флаконе. Духи остались на самом донышке. Я понюхал флакончик. Он пах свежестью, цветами и Зариной. Я вздохнул. Пришло время нарушить заповеди тёти Майны.
Вечером мы решили показать Зарине Астану. Ера пошёл на речной трамвайчик, и мы поехали втроём, я, Даник и Зарина. Отстояв огромную очередь, мы поднялись на смотровую площадку Байтерека. Даник и Зарина смотрели на Астану.
- Это Акорда?
- Да
А это что? – спрашивала Зарина.
- Где?
- Да вон три башни?
- Это Северное сияние.
- А вон полосатое?
- Это ЖК, на водно-зелёном, там Нурали работает.
- А вон тот кривой шатёр?
- Это Ханшатыр.
- А вон то, блестящее цвета морской волны?
- Это Лазурка. Это Керуен. Это три китайца. Это Пекин палас. Это зажигалка, - говорил Даник. Зарина качала головой.
- Красивооо, - говорила она.
Я чувствовал себя так, словно к нам вернулась наша старая знакомая, которую мы когда-то в детстве хорошо знали, а потом она уехала и вернулась повзрослевшей и похорошевшей. Как если бы вдруг в нашей жизни появилась девочка Инкар. Такая Зарина была родная. Она щебетала с Даником, и от этого на душе у меня было тепло и хорошо.
Мы приложили свои руки к отпечатку руки президента, сделали кучу селфи, прогулялись по Водно-зелёному кварталу и поехали смотреть Пирамиду. Там мы бродили по залам, поднялись к стеклянному куполу на лифте. Зарина рассматривала террасы, небо с порхающими голубями. Мы с Даником сами увидели всё это впервые. После мы показали Зарине Триумфальную Арку, а потом просто ездили по городу, смотрели всякие здания, сидели у танцующих фонтанов, посмотрели на здание оперного театра. Проголодавшись, мы пошли перекусить в Ханшатры, заодно показать сквозной вид на Байтерек через головной офис Казмунайгаза.
Затем мы поехали в океанариум, смотреть на акул. Акул мы не посмотрели. Рядом с кассой висело объявление. «Срочно нужна кровь для мальчика десяти лет. Острый лейкоз. Четвертая группа, резус отрицательный. Если у вас такая редкая группа откликнитесь, пожалуйста. Кровь нужна каждый день. Кровь можно сдать по адресу Центр крови. Адрес: улица Ханов Керея и Жанибека, 10. Сказать для Пименова Алексея»
- Поехали в Центр крови, - сказала Зарина.
- У тебя четвертая группа? – спросил Даник.
- Четвертая, резус отрицательный.
- Может, сначала акул посмотрим? – предложил Даник. Но Зарина уже ушла. По дороге Даник снова попытался отговорить Зарину.
- Твоей крови на всех все равно не хватит, - сказал он.
- Это же не для всех, для конкретного ребёнка, - сказала Зарина.
- Фиг поймёшь твою Зарину. Ладно, теперь мы хотя бы мы знаем, что у неё нет СПИДа, - сказал Даник, когда мы остались одни.
- Даник, а как понять любовь это или нет? – спросил я.
- Очень просто, Если ты уговариваешь себя быть с этой девушкой, говоришь себе, типа, она хорошая, верная, красивая, то стопудово ты ее не любишь. Помнишь свою Бану. Ты уговаривал себя?
Даник, как всегда был прав, я целый год уговаривал себя оставаться с Бану, перечисляя себе её достоинства.
- Ты кого уговаривал, по-твоему?- спросил Даник. Я не понял в чём подвох.
- Ну, кого-кого, себя, - сказал я.
- Нет, брат, ты душу свою уговаривал. Душа всегда знает, любит или нет. Твоя душа не любила Бану.
- А когда любишь? – спросил я.
- А когда любишь наоборот отговариваешь душу. Человеку свойственно бояться любви. Любовь это зависимость. Никому не хочется зависеть от другого человека. Вот ты и начинаешь душу свою отговаривать. А душа не отговаривается, душа выше независимости. Она всегда стремится к любви.
Не знаю, где всего этого набирался Даник. Я никогда не видел в руках Даника ни одной психологической книжки. Родители его были обыкновенные трудяги, которым ничего не упало с неба. Я помню первый бизнес его родителей. Мы бегали смотреть на перекрёсток, как дядя Абылай продаёт комбикорм в железной будке с огромными воротами на всю стену. С утра приезжала машина и высыпала в ворота будки комбикорм. От сыпавшегося комбикорма летела пыль, которая легким слоем покрывала весь перекрёсток.
Вначале дядя Абылай не помещался в будку, он стоял на улице, лопатой заполняя мешки для продажи. Потом у ворот гора начинала оседать и в ней появлялся проём. Дядя Абылай проникал в гору всё дальше и дальше. Стоило ему не там копнуть, как гора осыпалась на него. К обеду, половина комбикорма распродавалась, а на улице становилось невыносимо жарко. Когда не было покупателей, дядя Абылай лежал на прямо на комбикорме.
Сейчас дядя Абылай для того, чтобы купить себе пару туфлей едет в Эмираты, для того, чтобы выйти из дома он вылизывает себя с головы до ног. Но я до сих пор помню того дядю Абылая копчённого, тёмно-бронзового цвета, присыпанного тонким слоем комбикорма. Помню, как несколько раз рэкетиры избили его и отобрали дневную выручку, после чего дядя Абылай стал дружить с сомнительными дядьками, полубандитами-полудельцами, нанял продавцов. На деньги, полученные от продажи комбикорма, он открыл сауну. Родители Даника всё своё время проводили в этой сауне. Даник рос почти беспризорным, свободным геймером, который мог сутками играть в компьютерные игры, мог через день оставаться у меня ночевать. На выпускном вечере дядя Абылай выпил, разоткровенничался и рассказал, почему, он позволял Данику ночевать у меня. Оказывается, он боялся, что когда-нибудь среди ночи к ним домой ворвутся бандиты, перережут всю семью. На этот случай, он хотел, чтобы хотя бы Даник уцелел. Вот в таких условиях рос мой друг, Данияр. Для душевных переживаний сына у его родителей не хватало, ни времени, ни сил.
Где Даник набрался всех этих психологических штучек? Ему можно было задать любой вопрос. Он всегда отвечает так, словно две недели готовился прочитать лекцию на эту тему. Если мы в чём-то сомневались, всегда выходило, как предполагал Даник. Даник все понимал, разъяснял, успокаивал, ещё когда мы в первых классах учились, Ернара он сам пугал, расстраивал, потом сам успокаивал. Можно сказать, он на нём и натренировался. Мы привыкли верить Данику безапелляционно.
На этот раз Даник опять был абсолютно прав. Я никак не мог отговорить свою бестолковую душу от Зарины. Меня тянуло к ней, как к трансформаторной будке с надписью "Опасно" в детстве.