Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
0
23:32, 10 августа 2010

Шарф из золотой пряжи

Шарф из золотой пряжи

Всегда была плаксой. Меня и доводить-то почти не надо было. Достаточно было сказать что-нибудь обидное, а со всем остальным справлялось уже мое воображение. Слезы лились ручьем, обидчик получал портфелем по голове, а подружки – шанс поуговаривать меня, рассказывая, какая я вместе с ними хорошая, и какие все вокруг плохие.

Столько лет прошло, а мне и сегодня, чтобы зареветь, достаточно чуть-чуть себя пожалеть, или перечитать концовку хорошей книги, или просто вспомнить что-нибудь доброе и светлое. Правда, со слезами я немного научилась справляться. Самую малость.
Вот и сегодня и с ними справляюсь – жду на остановке последний автобус и совсем не плачу. В автобусе – почти утыкаюсь носом почти в запотевшее заднее стекло пустого автобуса и вожу пальцем по стеклу, изо всех сил удерживаясь от того, чтобы строчка за строчкой не писать на нем его имя. И почти даже преуспела, если, например, назвать то, что у меня получалось кружочками, а не буквами «О». Только я собралась безжалостно зачеркнуть очередной свой знак поражения, как целый ряд их стерла со стекла чья-то рука. Стерла и опустилась на мои, начинающие синеть пальцы. Если бы она попыталась меня схватить или остановить, то честное слово, быть бы ее владельцу, как минимум, оглушенным. Но она опустилась, чтобы, как мне показалось сразу, согреть. И тепло этой ладошки так отчаянно бросилось к сердцу, что я всхлипнула.
Молодой человек потянул за ладошку, и я послушно повернулась. А когда он взялся за мою руку обеими своими теплыми ладонями, я всхлипнула еще раз и, даже не посмотрев на него, уткнулась носом ему в шарф и часто-часто закапала горячими слезами. Просто, наверное, каждому иногда нужен кто-то, в кого можно вот так уткнуться. И когда этот кто-то оказывается рядом, дополнительная подсказка или подпись «плакать сюда» просто не нужна.
Он молчал, только нежно прижал мою голову к своему шарфу и слегка поглаживал мои волосы. Когда слезы капать стали пореже, а в голове начало проясняться, я попыталась сама себе дать ответ – что же, в конце концов, такое творится, что первому попавшимуся парню – я посмотрела внимательно на руку, державшую мою иззябшую кисть, - молодому парню, я присмотрелась к тонким золотистым волоскам на коже – рыжему молодому парню – падаю на грудь и рыдаю, как застоявшаяся истеричка. Само собой разумеется, как это обычно и бывает при разговорах сама с собой, ответа я не получила.
- Вовсе не как истеричка. Просто я почувствовал, что тебе плохо. А сегодня такой вечер, что мне хотелось сделать кому-нибудь хорошо.
Я почувствовала, что попробуй только хоть что-то ответить, и слезы потекут заново, и только кивнула.
- А Олега – выброси из головы. Честное слово, он тебя просто не достоин, раз он даже не понимает, что ты за человек.
Спорить не хотелось, но и молчать было нельзя. Я бросила на него такой взгляд, что даже Олег бы, и то, все понял, замолчал и никогда бы не открывал рот.
- Ага, именно так. Что же он, такой хороший, тебя вечером одну через весь город отпускает? Да хоть сто раз разругайся, но девушку свою, пусть даже двести раз бывшую – проводи. Просто ему на тебя – наплевать. Пока это его не касается напрямую, он готов ради тебя на многое, но как только приходится выбирать – он или ты, он с радостью выбирает себя. Поэтому – плюнь. Ему просто не понять, что любишь – это не когда ты готов на все согласиться, а когда готов от всего отказаться. Плюнь, и забудь.
Я, кажется, уже смогла бы и разговаривать. Пока он говорил – немного успокоилась. Разглядывала его. А он, кажется, не замечал моего бесцеремонного взгляда. Жадного немного взгляда. Еще бы – открытый лоб, широкие скулы, тонкий прямой нос. Волосы – цвета только что высохшей соломы – яркие желтые, почти золотые. Брови – чуть темнее, а под ними откровенно синие глаза. Не бледно- или серо-голубые, как на картинах Глазунова. Не ярко-настырно синие, как на фотографиях моделей. А глубоко синие, такие, как можно увидеть только во сне. Да вот еще в последнем пустом автобусе, которому еще пилить до своей конечной добрых полчаса. После таких глаз говорить о чем-то другом просто не приходится. Стоит увидеть такие глаза, и все остальное остается где-то в тумане. Поэтому про губы я помню только, что их было две и они были на месте.
- Откуда ты про Олега знаешь?
- Я много знаю. Не все, но много. Когда сидишь и смотришь на закат, когда очень и очень плохо, много думаешь. И иногда начинаешь понимать больше, чем тебе доступно. Вот тогда и бывает, что встречаешь человека, который тебе помогает. И оставляешь его ради какой-то там розы.
Длинный шарф из золотистой пряжи был свободно обернут вокруг красивой высокой шеи, прямой подбородок приходился как раз на уровне моего лба и я, вдруг, поддавшись безотчетному порыву – прижалась к нему еще раз. Изо всех сил, обняв его за талию, так, чтобы ему уже было некуда вырваться.
- Ты принц? Ты тот самый принц?
- Какой тот самый? У вас еще есть принцы?
- Нет. Тот. Из книжки. Который прилетел с планеты, и который по утрам чистил вулканы?
- Да, когда-то я чистил вулканы. Только я уже не принц. Я вырос. И принцев, на самом деле нет. Да и чистить вулканы – не царское дело.
- А роза? Роза есть? Ее не съел барашек? – это я хотела узнать с самого детства. Пожалуй, даже больше того, спасся тот французский летчик или нет.
- Роза давно уже выросла и высохла. А барашек, барашек был нарисованный. Разве ты не помнишь? Когда я вырос, он вернулся в свой ящик. И больше никогда оттуда не выходил.
- Неужели ты – тот самый принц? Неужели ты пришел ко мне?
- Я не умею врать. И пришел вовсе не к тебе. Просто сегодня такой вечер, когда мне хотелось кому-то сделать хорошо. К остановке подошел автобус, и я увидел, что ты плачешь. Почти плачешь. Я и поехал с тобой, чтобы утешить тебя.
- А деньги у тебя есть? В автобусе надо платить деньги.
- Конечно, есть. Я принц только в твоем воображении. В жизни у меня есть и бумажник, и даже телефон.
- Да, прости. Принц – это мои детские мечты. Мечты о том, как он придет и навсегда останется со мной.
- Он – это кто? Принц? Тот мальчишка с золотыми волосами?
- Да. Кто может быть лучше человека, который каждый день чистит свои вулканы, ухаживает за розой и готов отдать сердце тому, кто рядом с ним. А еще ему бывает плохо, и он смотрит закат. Сорок пять раз подряд.
- Сорок три, - поправил Принц, имени он своего так и не сказал, и так и остался для меня Принцем.
- Слушай, Принц. А ты действительно такой хороший, как кажешься?
- Не знаю. Хороший – это то, что видят со стороны. Я самый обычный. А ты хочешь это узнать?
- Наверное. Всю жизнь мечтать встретить тебя, и разбежаться, обменявшись телефонами – я себе не прощу. Пойдем в кафе? Я приглашаю.
Автобус притормозил – до дому еще оставалось километров пять, но домой я уже не торопилась. В городе у нас из любой точки дойти до кафе можно за две минуты. Надо только знать, куда идти. Здесь я знала – в соседнем подвальчике мы праздновали развод подружки.
Подвальчик после сырой и промозглой слякоти осеннего вечера показался оазисом тепла и уюта. Сдали одежду в гардероб, только свой шарф Принц оставил, и прошли в зал. Среди недели здесь было почти пусто. Негромко играла музыка, у дальней стены плясали электронные огоньки чучела камина. Там мы и устроились. Первый бокал подняли за знакомство. «За встречу», – поправил он, и я согласилась. Сухое вино плеснулось в сердце и заставило его биться четче, глаза – научило различать невидимое, а ноги - отправило в пляс прямо посредине горячего. Приглашать его не понадобилось. Я еще вставала, а он уже стоял около стола, призывно протягивая ко мне руку. Негромкая музыка обволакивала тело и уносила из туманного вечера в звездную ночь. Крошечные лампы на потолке плыли, свиваясь в спирали галактик и вспыхивая ослепительными сверхновыми.
- Никогда не разбиралась в музыке, но пусть это будет танго, - прошептала я, когда он подхватил перегнувшуюся талию и притянул меня к себе.
- Это и есть танго, ты разве не слышишь? Ведь танго – это когда танец бьется в ритме сердца. Ты слышишь свое сердце?
- Слышу, - раскручиваясь в его руках, шепчу я и резко останавливаюсь, когда он подтягивает меня к себе.
Я и правда слышу сердце – не резкими ударами в висках, и не отдающими в горле тычками, а бешеными маракасами, готовыми колотиться и после того, как закончится музыка, колотиться до тех пор, пока он рядом.
Опять присаживаемся за столик. Он опять берется за вилку, а вот мне уже хватит, я сыта, сыта, но еще не пьяна, и мой бокал снова отзывается тонким звоном на золотистую струйку.
Чокаемся. Он смеется – говорит, что так и не может понять, зачем люди чокаются. Пытаюсь ему объяснить, но сама уже пьяна настолько, не вином пьяна, а счастьем, что приходится остановиться на теории сближения. Это когда чокаются, чтобы подчеркнуть, что оба чокнуты в одной мере, а если в разной, то скоро должны сойтись.
Смеемся. Допиваем кофе, выходим. За кафе расплачивается он, а я даже и не замечаю этого, настолько я счастлива, забыв, что приглашала я.
Я висну на его руке, изо всех сил прижимаюсь.
- Ты не уйдешь сегодня?
Он молчит.
- Ты не уйдешь сегодня? – с нарастающим ужасом, начиная чувствовать недоброе, спрашиваю я снова.
Он опять молчит и кивает вперед.
Из теней появляются фигуры. Три, четыре, пять. Не торопясь, идут нам навстречу. Оглядываюсь. Еще двое идут сзади. Изо всех сил вцепляюсь ему в рукав, пытаюсь затянуть в соседний подъезд – там люди, если долго стучаться, то все равно откроют.
Он продолжает идти вперед, даже не замечая моих усилий. Когда до фигур остаются считанные шаги, останавливается и целует меня в губы.
- Отойди. Отойди в сторонку. Я не хочу, чтобы ты видела.
У меня не хватает сил даже закричать. От ужаса я не могу закрыть глаза. С неожиданной силой он отставляет меня в сторону и делает шаг вперед. Фонари мигают раз, другой. С тяжелым вздохом поднимается над ветками потревоженный ворон. В тревожно желтом качающемся пятне света остается лежать только он – в тонкой курточке и золотистом шарфе. Не мальчик – мужчина с золотыми волосами.
И мне наплевать сейчас, что принца нет и не было. Я падаю на колени и поднимаю из грязи его голову. Он открывает глаза.
- Ты знаешь, это, все-таки, больно. Я уже забыл, но это, все-таки, опять больно. Ты не бойся. Мне осталось совсем чуть-чуть.
- Не уходи. – сказать «не умирай» не могу. Выговорить не могу.
- Не уходи, пожалуйста. Потерпи. Я сейчас скорую вызову.
- Не надо ничего. Я же говорю, мне осталось несколько минут. И перестань печалиться. Я не для того к тебе подошел, чтобы заставить тебя печалиться всю оставшуюся жизнь. Оставь себе все хорошее, а остальное – забудь.
- Лучше останься сам. Принц – он так и не сказал, как его зовут, - Принц, останься со мной. Не уходи.
- Ты не представляешь, как я жалею, что не могу остаться. В прошлый раз я думал, что главное – быть в ответе за тех, кого приручил. Сегодня мне кажется, что я ошибся тогда. Главное – остаться с тем, кто тебя полюбил. Не судьбы, видимо. Не царское это, наверное, дело – оставаться. А ты не печалься… Не царское это дело – печалиться, принцесса…
В моих руках остается тонкая ниточка его шарфа. Через минуту тает и она.
К остановке подходит, наконец, долгожданный автобус – последний. Заднее запотевшее стекло все в перечеркнутых кружочках. На поручне меня ждет завязанный узлом золотистый шарф. Из тонкой золотой пряжи…

0
271
0