14/05/04 - Казахский бы выучил
Дата: 13/05/2004
Тема: Политика
Хотя я уже семь лет живу в Ташкенте, меня волнует все, происходящее на родине. В 1992 году я первым был удостоен Президентской премии мира и духовного согласия, и, полагаю, это дает мне право высказаться по очень важному и тонкому вопросу, связанному с местом и ролью казахского языка в жизни народов Казахстана. По этому поводу нет недостатка в высказываниях, но они, как правило, принадлежат представителям только одной группы нашего общества — казахским писателям и журналистам. Понятно их чувство глубокого неудовлетворения фактическим положением государственного языка, который пока де-факто не занял должного места в государственной и общественной жизни страны. В этой связи есть предложение исключить из Конституции статью о применении русского языка наряду с государственным. Есть предложения об экзаменах на знание государственного языка для членов Правительства, для парламентариев и т. д. Предложения эти, естественно, не проходят, что вызывает новые волны гневных высказываний с восклицаниями типа: сколько еще будем унижать государственный язык!
Сразу скажу, что я полностью разделяю эту озабоченность казахских писателей и журналистов, но хотел бы высказать на эту тему и свое мнение. В этой статье мне хотелось бы поговорить по языковой проблеме не с позиции стороннего наблюдателя, а человека, перед которым вопрос о знании казахского языка стоит всю жизнь. Кроме того, последние семь лет я живу в Узбекистане, и мне по роду работы приходится по несколько раз в год бывать во всех странах Центральной Азии и Закавказья, которые имеют свой, отличный от Казахстана подход к проблеме государственного языка. Пока в Казахстане идут споры о путях усиления роли государственного языка, другие страны преуспели в реализации этого плана. Каковы же реальные плюсы и минусы разной политики в области государственного языка?
Почему многие казахи плохо знают родной язык?
Начну с разговора о проблеме казахов, не знающих родного языка. Как-то известный казахский писатель разделил казахов на две группы — «нагыз» (истинных) казахов и прочих по принципу владения и употребления родного языка. Слово «нагыз» пришло в казахский язык из персидского, где оно означает «хороший», то есть выходит, что есть хорошие и нехорошие казахи. Нехороших казахов писатель разделил на три группы: в первую включил тех, которые казахский язык знают, но не хотят на нем говорить; во вторую группу отнес тех, которые языка не знают, но хотели бы его выучить; в третью группу вошли те, кто родного языка не знает и знать не хочет. То есть получились как бы разные казахи: не совсем хорошие, не совсем плохие и совсем плохие. Можно поспорить, конечно, о том, что такое хорошо и что такое плохо, но нельзя не согласиться, что такие группы по принципу отношения к родному языку имеются. Поговорим глубже о причинах такого явления.
Я себя отношу к группе казахов, не знающих родного языка, но старающихся его выучить. Как это получилось и почему я учу его всю жизнь, но не могу свободно заговорить на нем? Послушать маститого писателя, знание родного языка приходит само собой, с молоком матери. Но почему тогда сейчас казахов, не знающих родного языка, в городах сотни тысяч, и это получилось при родителях, в совершенстве говорящих на родном языке? Наше отношение к родному языку далеко не такое простое, как кажется тем, кто его хорошо знает с детства. Моя история, может быть, и не совсем типичная, но через рассказ о ней я хотел бы посмотреть на проблему изнутри.
Родился я в 1939 году в семье секретаря Карагандинского обкома компартии по кадрам Касыма Сулейменова. Мое осознанное детство прошло в городе Чимкенте, где отец работал секретарем обкома. Он всегда говорил с детьми по-русски, а с мамой и бабушкой по-казахски. Мама, конечно, говорила с нами на казахском, но мы отвечали на русском. В результате на родном языке я мог только понимать несложный бытовой разговор, но совершенно не мог разговаривать. Тогда я не знал, что из-за этого всю жизнь на мне будет клеймо казаха, не знающего своего родного языка. В школу я ходил русскую. Поэтому все мои друзья были, как сейчас говорят, русскоязычные.
Теперь я понимаю, что в среде партийных советских руководителей того времени существовало преклонение перед русским языком и его культурой. Не нам сейчас судить о том страшном времени, когда партийных руководителей расстреливали за любую оплошность. Хорошее знание русского языка было одним из критериев лояльности к советской власти. Наверное, мой отец думал, что с лучшим знанием русского языка он достиг бы еще большего. Поэтому он, наверное, решил, что его дети должны знать этот язык в совершенстве. Я благодарен отцу за привитую любовь к русскому языку и литературе, но понимаю, что он сильно перегнул с отрицанием казахского.
Сейчас говорят, что в послевоенное время пошла политика русификации, стали закрывать казахские школы. Это правда, но не вся. На мой взгляд, большая часть вины с нынешним положением казахского языка лежит на самих казахах, которые не видели в родном языке перспективы и хотели, чтобы их дети учились на русском языке. У меня, по крайней мере, создалось впечатление, что казахские школы закрывали не потому, что был такой приказ из Москвы, а потому, что родители-казахи отдавали детей в русские школы.
Сейчас вопрос о статусе казахского языка громче всех ставится казахскими писателями. Эта сегодняшняя их позиция заслуживает уважения, но ведь правда и в том, что у многих из них, даже у народных писателей Казахстана, дети не говорят на родном языке. Если казахские писатели не привили любви к родному языку своим детям, то кого в этом винить?
В этом ключ вопроса: любовь к родному языку прививается детям не с молоком матери, а обоими родителями. В конкретных условиях, сложившихся во многих городах Казахстана, для этого нужны немалые усилия и настойчивость. Если родители упустят время, когда ребенок выходит на улицу в иную языковую среду, то позже исправить ошибку будет трудно, а точнее, почти невозможно. Именно в это время родители должны суметь выстоять и настоять на разговоре дома на родном языке. Я встречался за границей с русскими, прожившими всю жизнь в иноязычной среде и безошибочно говорящими на родном языке. Таким образом, я сделал вывод, что ненастоящие казахи стали таковыми не по своему хотению, а по вине своих родителей, которые в большинстве случаев пошли по воле волн. Нас обвиняют в том, что мы забыли родной язык. Как можно забыть то, чего не знал?
Впервые я осознал неуютность своего общественного положения от слабого владения родным языком, когда после окончания Актюбинской средней школы приехал в Алматы поступать в сельскохозяйственный институт. Из более двухсот студентов курса агрономического факультета подавляющее большинство были казахи, из которых только два-три, подобно мне, не знали своего языка. Дело в том, что на агронома в основном приехали учиться из аулов, сел и небольших городов. Я готов был провалиться от стыда, но в чем была моя вина? Я решил научиться казахскому языку, но как это сделать?
Мои попытки заговорить были встречены с недоумением, мол, зачем это нужно. Мои сокурсники стали высмеивать использование книжных слов. Ни один из них не проявил желания как-то помочь мне в моей проблеме, скорее, они не видели в этом проблемы. Все годы учебы я жил в комнатах общежития либо с русскими, либо в смешанных группах, но никогда не жил с казахами, меня просто приняли как русскоязычного казаха. Меня никогда не приглашали на вечера, где общение шло на казахском языке и пели казахские песни.
Если я чему-то научился в казахском языке, то только за счет своих усилий, и никогда мне ни один земляк не помог ничем. После института я попал на два года на Актюбинскую опытную станцию, где среди сотрудников я был один казах, а население было в основном немецкое. Потом поступил в аспирантуру Всесоюзного научно-исследовательского института зернового хозяйства в Шортандах, где из 180 научных сотрудников нас, казахов, было пятеро. Где там было совершенствовать казахский язык, если я его вообще перестал слышать. Тем не менее читал газеты и книги, даже выступал на казахском языке по радио. Хочу выразить благодарность корреспонденту Казахского радио Манапу Шакенову — единственному человеку, который как-то понял меня и помог записываться на Казахском радио без хорошего знания языка. Я писал текст на русском языке, он переводил, потом я зачитывал текст. Давалось это нелегко, но мы несколько лет делали это нужное дело.
Никогда не забуду, как меня выдвигали кандидатом на Президентскую премию мира и духовного согласия. Инициатором выступил целиноградский немецкий журналист Евгений Варкентин. Его предложение поддержали общества «Видергебурт» и «Лад». Общество «Ћазаћ тiлi» отказалось, сославшись на то, что, дескать, товарищ отказывается выступать на родном языке по телевидению. Действительно, я отказывался и отказываюсь выступать на казахском языке на телевидении, так как не владею языком свободно и не хочу, чтобы кто-то комментировал мое нечистое произношение. Говорят, что он, мол, научился свободно говорить по-английски, по-немецки и по-украински, а по-казахски не хочет. Все дело в том, что на английском и других иностранных языках я говорю свободно с акцентом, и это нормально, но я не хочу говорить по телевидению с акцентом на родном языке.
В Шортандах я проработал тридцать два года без всякой возможности языковой практики. Приехав в Алматы, надеялся, что наконец заговорю по-казахски, но этого не случилось.
Год работы в Парламенте не дал мне почти ничего для совершенствования языка, так как почти все разговоры велись на русском языке. Это продолжалось и в Казсельхозакадемии, куда я пришел в качестве вице-президента. И в Парламенте, и в академии основную массу составляли те казахи, которые, по определению маститого казахского писателя, язык знают, но говорить на нем не хотят, якобы для того, чтобы быть правильно понятыми.
Общаясь с этой группой представителей казахской интеллигенции, я понял, что писательская характеристика верна, но не совсем точна. Эти люди в основном вышли из казахскоязычной среды, многие из них окончили школу на родном языке. Затем, переехав в большой город, они осознали исключительную важность русского языка для карьеры и всю оставшуюся жизнь отдали его совершенствованию. Все эти годы типичные представители этого слоя казахской интеллигенции читали, писали и говорили на работе только по-русски, так как все их успехи в институте и потом на практической работе зависели от качества знания русского языка. Они продолжали употреблять родной язык только в бытовых разговорах между собой и дома. Они могут хорошо говорить по-казахски тосты за столом, но не доклады и речи.
Писатель видит основную угрозу нации в «плохих» казахах, не знающих родного языка и не желающих его учить, как он выражается — в нигилистах. Я думаю, что нигилистов у нас немного, да и сам маститый писатель называет десяток лет лишь одну и ту же фамилию нигилиста. В семье не без урода. А вот я бы перевел огонь уважаемого писателя именно на тех, кто знает язык, но не хочет на нем говорить. Дело в том, что у них есть основа, у них не потеряна языковая практика, но они отвыкли говорить на родном языке чисто. Такой язык на Украине называют «суржик», что в прямом смысле означает изреженный посев озимой пшеницы, в который весной подсевают ячмень. В нашем случае роль пшеницы играет казахский язык, а роль ячменя отведена русскому языку. Если поработать, то заговорить на чистом языке нетрудно, но надо именно поработать. Как-то я спросил одного знакомого, читал ли он переписку Ш. Муртаза и К. Смаилова в газете «Егемен Ћазаћстан». Он признался, что вообще не читает казахских газет, так как давно отвык от такого чтения, хотя свободно говорит на родном языке. А ведь человек окончил школу на родном языке, и его никто не отнесет к разряду шала-казахов.
Я вовсе не хочу никого обвинять, но хочу показать, что постановка вопроса о том, что есть казахи, не знающие родного языка и которые не хотят его знать, абсолютно несостоятельная. Именно негативное отношение к этому процессу тех, кто знает язык, является главным тормозом. Тем более трудно ожидать, что в такой обстановке казахский язык сможет выучить русский, украинец или белорус.
Постепенно я пришел к выводу, что в человеке заложено естественное противодействие процессу овладения его родным языком людьми, не знающими хорошо этот язык. Здесь есть комплекс, включающий целый ряд факторов. Когда говорят о русских, не знающих казахского языка, то считается, что это от большого высокомерия, мы же, мол, выучили ваш язык. Это в известной степени имеет место. Среди американцев, представляющих ведущую державу мира, редко встретишь человека, знающего иностранный язык. Это потому еще, что все стремятся, и не без успеха, выучить английский для собственной карьеры, как и русский на территории бывшего Советского Союза. То есть, естественно, представители более крупных наций, язык которых входит в число мировых языков, имеют меньше стимулов для изучения языка народов развивающихся стран.
Но есть много и других факторов, препятствующих овладению иностранным языком. До приезда в Узбекистан я думал, что это только в Казахстане русские не говорят на языке местного населения из-за того, что долгие годы казахи были в своей стране в меньшинстве. Прожив в Узбекистане семь лет, я пришел к выводу, что процент русскоязычных в Ташкенте, владеющих узбекским языком, отнюдь не больше, чем владеющих казахским в Алматы. Более того, эта же картина наблюдается и в Ашгабате.
Я спросил как-то у друзей-туркменов: как человек, не знающий туркменского языка, один работает в коллективе, где все остальные туркмены? Ответ был прост: а мы же знаем русский! В этом все дело: на территории бывшего Советского Союза до последнего времени все знали русский язык, и это главная причина, которая мешает русским овладеть теперь местными языками.
Закономерность, которую я вывел на основе многолетних наблюдений за процессом овладения иностранными языками, заключается в следующем: два человека всегда говорят на том языке, который вдвоем знают лучше. Выучив немецкий язык, я неплохо говорил на нем в ГДР во время туристической поездки еще в 1963 году. Но попытки заговорить на нем с нашими немцами ни к чему не привели, и не только потому, что они неважно знали свой язык, но больше потому, что оба мы лучше знали русский.
Если я встречаюсь с узбеком, неплохо владеющим русским языком, очень мало шансов, что мне при всем желании удастся поговорить с ним по-узбекски. После того как я подучил узбекский язык, стал читать на нем газеты, хорошо понимать разговоры на радио и телевидении, попытался разговаривать со знакомыми, натолкнулся на откровенное сопротивление. Никакие уговоры говорить со мной по-узбекски не действуют — все автоматически говорят по-русски.
В коллективе, где я работаю, пятнадцать человек, из них восемь — узбеки, которых я попросил разговаривать со мной на их родном языке. Выдерживает только один бухгалтер Дархон. Скорее всего, сочетание его уравновешенного характера плюс непосредственно подчиненное положение создали этот прецедент. Уважение к собеседнику является еще одной причиной, препятствующей освоению иностранного языка. Многие узбеки, к которым я обращался с просьбой говорить со мной на их языке, отвечают, что не хотят мучить меня из уважения.
Я так понимаю, что за эти годы они лучше меня узнали, видят мое стремление уважать их культуру и язык, этого им достаточно, и они не хотят еще добавлять мне, как они думают, мучений.
Другой пример. Наши соседи говорят у себя дома только на своем языке, дети учатся на родном языке, слабо владеют русским, со мной только здороваются. Однако если первые два года они здоровались со мной по-узбекски, то теперь, когда мы стали добрыми соседями, стали приветствовать меня подчеркнуто только по-русски, видимо, думая, что оказывают мне большое уважение. Еще один пример. Из узбекских ученых, с которыми я общаюсь, профессор Шерали Нурматов, возглавляющий сельскохозяйственную науку Узбекистана, выделяется тем, что почти всегда говорит со мной по-узбекски. Были случаи, когда мне пришлось даже переводить его выступления на приемах с узбекского на английский. Но я заметил, что и он в последнее время неожиданно стал чаще заговаривать со мной по-русски. Как ни крути, большинство людей чувствуют себя неловко, если разговор с иностранцем ведут на языке, на котором он говорит с затруднением.
Последнее, что я бы хотел сказать на основе собственных наблюдений и размышлений, — это сложившееся у меня впечатление об отрицательных эмоциях, возникающих у некоторых людей при виде человека, пытающегося говорить ломано на их родном языке. Я всю жизнь учу казахский, семь лет занимаюсь узбекским, приступил к таджикскому, кыргызскому и туркменскому языкам, не говоря о языках дальнего зарубежья. Но я ни разу не встретил человека, который бы проявил в какой-либо форме одобрение, предложил бы какую-либо помощь. Это только разговоры о высокомерных иностранцах, которые якобы не хотят учить местные языки, но на деле выходит, что именно местным это и не нужно.
Что делать?
Все это я рассказал не только для того, чтобы оправдаться или обвинить кого-либо, а для того, чтобы вместо упреков перейти к практическим делам для достижения совершенно правильной цели — реальному повышению статуса государственного языка. Попробую высказать свои предложения. Сразу скажу, что не вижу в русском языке какой-либо преграды к полному освоению казахского языка. Факт на сегодня в том, что из всех народов Центральной Азии казахи лучше всех знают русский язык, но хуже всех владеют родным. В других странах могут гордиться лучшим знанием своего языка, но уровень знания русского упал и очень существенно. Уверен, это не самый лучший путь для прогресса. В Казахстане нам надо сделать из этого вывод и достичь хорошего знания родного языка, сохраняя отличное знание русского как одного из признанных мировых языков, и добавить к этому английский как самый важный мировой язык.
Дело повышения реального статуса государственного языка в руках тех, кто хорошо знает родной язык, но не придает этому должного значения. Наиболее важная задача перед ними — постоянно поддерживать в семье разговор на родном языке. При этом помнить, что в обстановке русскоязычной разговорной среды за пределами дома эта задача, как показывает история, далеко не простая. Самым критическим периодом для ребенка является его выход в свет, где он будет подвержен влиянию иноязычной среды. Если родители не упустят инициативы в это время, остальное будет сделать проще, имея хороший фундамент. Не надо уступать, и ребенок легко освоит два языка параллельно.
Я согласен, что, и учась в русской школе, можно хорошо знать казахский. Говорят, что замечательный казахский писатель Бауржан Момышулы окончил русскую школу, писал прекрасно и по-казахски, и по-русски. Но при этом не упоминают, что он родился и вырос в казахском ауле, в семье, где всегда говорили на родном языке.
Второе, в домах казахов должны быть книги и газеты на родном языке, и родители должны прививать детям любовь к родной литературе, даже если дети учатся в русской или английской школе. Это само собой не приходит, но, если сделать это вовремя, дальнейшее не сложно, так как казахская литература не нуждается в излишней рекламе. Не секрет, что многие родители сами не любят читать газеты и книги на родном языке.
Как быть с производственными совещаниями, которые и в Правительстве и на предприятиях по-прежнему проводятся на русском языке? Предлагают в Парламенте и Правительстве проэкзаменовать на знание государственного языка. Конечно, это никуда негодное предложение, но сидеть сложа руки не стоит. У меня на этот счет есть несколько соображений.
Никаких экзаменов не надо, но депутаты Парламента, которые неплохо знают казахский язык, должны бы переломить себя и выступать на этом языке. Это очень важно. Я знаю, что всем им гораздо легче выступать на русском языке, так как это их рабочий язык, но нельзя же все время идти по линии наименьшего сопротивления. Первые выступления, может быть, потребуют некоторых усилий, но в последующем чувство удовлетворения оправдает эти усилия.
Во всех учреждениях, где синхронный перевод организовать невозможно, я бы попробовал сделать следующий шаг. На всех собраниях и совещаниях лица, владеющие свободно казахским языком, должны выступать на нем, раздав перевод доклада или его реферат на русском языке. Можно в конце сделать резюме доклада за одну-две минуты. Таблицы можно использовать на русском языке. Можно организовывать перевод вполголоса по ходу выступления, посадив кучно русскоязычных участников совещания. Мы же организовываем такой перевод с английского. Такая организация совещаний создаст для всех обстановку востребованности казахского языка и подтолкнет многих к более заинтересованному его изучению. То есть нужно идти к реальному двуязычию.
Хотел бы еще попросить казахов, свободно владеющим языком, помогать тем, кто начинает учить язык. Например, если бы я в студенческие годы жил в комнате без русских ребят, то, думаю, за год-два можно было бы снять все языковые проблемы. Что касается казахских детей в семьях, где нет разговорной среды, то лучший путь — отдать ребенка в казахский детский сад. Я знаю семью, где девочка из такой семьи быстро научилась говорить по-казахски в детском садике. Позже она пошла в русскую школу и теперь свободно говорит на двух языках, хотя ее мать говорит только по-русски. Этот прием я бы порекомендовал всем русскоязычным семьям, ибо вы ничего не теряете, разговаривая дома по-русски, а ребенок научится второму языку в детсаде. Я думаю, в казахских селах, где русский язык выходит из употребления, можно использовать этот опыт, организовав группы русского языка для казахских детей.
Многоязычие
Каждый гражданин Казахстана реально может владеть двумя языками: казахским и русским. И не надо от этого отказываться. Многие страны СНГ, на мой взгляд, сделали большую ошибку, поспешив отбросить русский язык из активного оборота. Они наверняка это поняли, но повернуть вспять не так просто. Уже вырастает поколение, не знающее активно русского языка, а в сельской местности молодежь вообще не понимает ни слова по-русски. А ведь через русский язык мы все получаем выход в мировое информационное пространство. Все международные совещания и конференции на территории СНГ ведутся на двух рабочих языках: русском и английском.
Не думаю, что английский займет когда-либо место русского языка. Как-то известный казахский писатель воскликнул в путевых заметках о загранкомандировке: «Ну вот, и хваленый русский не помог, нужен только английский!» Но он не заметил, что все-таки переводили ему с английского на русский. К сведению, все граждане бывших советских республик, включая страны Прибалтики, говорят за границей на русском, если только они не выучили английский. Я в течение пяти лет в качестве эксперта дважды в год участвовал в заседаниях комиссии ОЭСР (Организация экономического сотрудничества и развития) в Париже по вопросам сельскохозяйственной экономики переходного периода. Так вот, когда на одном из заседаний обсуждали сельскохозяйственную политику Латвии, то латвийская делегация потребовала вести перевод на русском языке, хотя на данном совещании он не входил в число рабочих языков. Рядом со мной на заседаниях сидели представители Латвии и Литвы. Они выступали, естественно, на английском, но между собой переговаривались только на русском. Даже ближайшие соседи — казахи, кыргызы и узбеки — между собой предпочитают объясняться на русском. Интересно, как будут выходить из положения представители нового поколения, не знающие русского языка и не выучившие английского? Это время быстро подойдет, и тогда заговорят о некоторых перегибах в языковой политике. Пока русский язык у нас в кармане, надо этим дорожить, но добавить к нему уверенное знание родного языка.
Казахстанцы, по моему мнению, должны идти по пути многоязычия по примеру европейских стран. Там образованные люди знают, как минимум, английский и пару европейских языков. Нам кроме казахского нужны русский и английский языки. Тогда мы будем прогрессировать быстрее других. На сегодня хорошее знание русского языка — это наша сила, а не слабость. Ни в коем случае не надо снижать эту планку.
Наряду с этим создавать больше условий для активного овладения английским языком. Политика открытости способствует увеличению числа наших граждан, выезжающих за рубеж, а также числа иностранцев, приезжающих в нашу страну. Надо развивать туризм, создавать школы или классы, университеты или отделения факультетов на английском языке. Я бы создавал детсады с английским языком, ибо в детстве языки усваиваются легко. Совсем необязательно, чтобы в этом детском саду все говорили по-английски, достаточно, если одна воспитательница будет говорить по-казахски, другая — по-русски, третья — по-английски. Есть и другие средства для многоязычия. Великий немецкий поэт Гете сказал: «Сколько языков знаешь, столько раз ты человек». Сказано давно, но сегодня это утверждение получает все больше подтверждений.