Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
-3
03:13, 04 июля 2015

П.И. Пашино «Туркестанский край в 1866 году», 1868 г.

«….Домов в Чимкенте, по словам самого начальника населения, 756. Принимая на каждый дом по 5 душ, жителей придется 3780 душ; да следует к этому прибавить русское население и заезжих киргиз — так, пожалуй, составится круглая цифра до 5000 душ. Население небольшое, но, принимая в соображение близость Сайрама, Манкента и Карабулака, которые в былое время составляли, как говорит г. Южаков, один город, цифра выйдет довольно солидная. В Сайраме, наприм., по его словам, 1000 домов, т. е. до 5000 жителей; в Манкенте и Карабулаке около 1000 домов, т. е. также около 5000 жителей. Так в древнем Чимкенте следовало быть нескольким сотням тысяч жителей; а так как таких городов не существует во всей Азии — не говорю про Китай — то и рассказ г. Южакова выходит химерическим. Что касается торгового значения Чимкента, то он играет значительную роль в караванной торговле. Все караван-баши, живущие в Ташкенте — биштамгалинцы, место кочевок которых принадлежит к чимкентскому району; недаром сложилась поговорка, что «биштамгалинцы готовы на все четыре стороны» [биштамгалы дурт атрафка баргалы] — всеми караванами заведуют биштамгалинцы. Они берут огромные подряды на провоз товаров в Оренбург, Троик, Петропавловск, Семипалатинск, Кульджу, Чугучак и другие города; цена от Ташкента до Семипалатинска редко превышает 18 р. с. Так как здесь мало конкурентов — бухарцев, то и товары ташкентских купцов, хотя и перекупленные из других рук, везутся туда под именем ташкентских; из России же и из Китая вывозится много ситцев, котлов, сундуков и вообще железного товара, чаю, туши, опиума и фарфоровой посуды. Все караванные пути в руках у биштамгалинцев; они народ честный, правдивый и аккуратный. Караваны не все сосредотачиваются в Чимкенте, большая их часть идет на Сайрам, это караваны, назначенные на Сибирскую линию; караваны же, назначенные на Оренбургскую линию, не минуют Чимкента; следовательно, здесь в известное время бывает наплыв караванов, а так как караванные приказчики не прочь раскупориваться даже при самом малом спросе, то тогда и усиливается торговля этого города.

Blog post image

Из Туркестанского альбома фон Кауфмана "Цитадель города Шымкента".

Чимкент стал русским 20 сентября 1864 года, благодаря штурму, произведенному генералом Черняевым. Резня была жестокая; солдаты, разграбивши базар, врывались в дома жителей и душили их; пострадали также многие женщины и дети. Годовщину этого штурма туземцы сопровождают повсеместным плачем, и, пожалуй, действительно готовы бы были отомстить кяфирам за это, но не хватает средств. Между тем комендант и некоторые подчиненные его ждали в настоящем году резни в страстную субботу, упуская из вида то обстоятельство, что чимкентцам драться нечем: оружие у них отобрано — не с кухонными же ножами полезут они на крепость, которая в наших руках. Совершись убийство в этот день, и я полагаю, что панический страх до того был бы велик, что, чего мудреного, убийца успел бы спастись.

Обращаюсь к рассказу о моей поездке. Мы проезжали город весьма долго — так он растянут, и, выехавши из него через Ташкентские ворота, остановились у ручья, чтобы напоить лошадей. Огромнейший караван входил в город. «Откуда?» — спросил я. — «Из Ташкента», — отвечали мне. Что бы это значило? — подумал я, — неприязненные действия и торговля идут рядом: немного странно. Проехавши с версту, мы стали подниматься на гору; казаки и джигиты взяли другой, караванный, более удобный путь.

— Ты кто такой, татарин? — спросил я ямщика, когда мы остались с ним вдвоем.

— Нет, я не татарин, — я хэтай-кыпчак, — отвечал мне рыжий детина, трогая лошадей.

— Где же ты выучился по-русски?

— Я с малых лет с русскими; в Каркарале был. С Верного все иду с русскими; здесь теперь в ямщики нанялся.

— А на родину в это время ездил? — спросил я.

— Нет, на родине не был, — что там смотреть? — Там ничего хорошего нет.

Blog post image

Чимкент. Цитадель. С натуры рисов. Д. В. Вележев (илл. из книги П. И. Пашино)

Однако подъем был довольно высок, так что мы взбирались добрых полчаса; потом стали спускаться, вплоть до самой станции Беглербек, которая видна верст за десять. Горы, через которые мы переваливали, были каменисты и не представляли таких грозных откосов, какие встречаются постоянно в Кавказских горах; они не закрывали от нас вида, а, напротив, составляли как бы рамку его. До Беглербека нет никакой жизни, и если бы не орел, уцепившийся за глыбу земли, то казалось бы, что мы проезжаем по царству мертвых. Беглербек находится в 25 верстах от Чимкента. Это не более не менее как полуразвалившийся караван-сарай, сложенный из жженого кирпича, слепленного особенным составом серовато-белого цвета. Хотя он находится под горою, но стоит на некотором возвышении; около него пробегает ручей прекрасной воды, которою казаки и джигиты угостили своих лошадей; я также попробовал этой воды. Ни одной живой души не было в караван-сарае, и мы отправились дальше. Новый подъем, перевал в Келесскую долину — подъем довольно отлогий, так что мы ехали рысью до станции Шерапхан двадцать верст. Чрезвычайно живописен спуск в долину Келеса и станция Шерапхан, виднеющаяся верст за десять.

Чрезвычайно были хороши три киргизских джигита, скакавшие стороною, со своим оружием, копьями; это все потомки Алача-хана, как рассказывали мне киргизы. У этого Алача-хана было много детей, и от каждого сына пошел особенный род; сам Алача-хан жил тысячу лет тому назад, до Чингиза. Чингиз, сын непорочной Алангу, направил свои орды на юго-запад и завоевал подсвета. «Мы теперь, — говорили мне киргизы, — потомки этих завоевателей; на нас нельзя просто смотреть: у нас Чингизханова яса, его обычаи; словом, мы узбеки — чего еще больше?!»

— Как, вы узбеки? Вы биштамгалинцы, не больше; узбекский народ особенный.

— Нет, туря; мы все узбеки; начиная от Оренбурга, куда ни поедешь — все будут узбеки. У нас у всех свои бии есть [уз бийлярымыз бар].

— А сарты кто же такие? — спрашивал я, когда мне доводилось говорить об этом с киргизами.

— Сарты? Они ни рода, ни племени не имеют, — они по городам называются. Спроси сарта, кто он такой; он тебе ответит: ташкенлик [ташкентец] или, еще проще, мусульман [мусульманин]. А спросите, как его зовут — Мухаммед-Керим какой-нибудь. А какого рода? «Рода у меня нет, — ответит он, — я ташкентец — чего же еще надо?» Между тем каждый киргиз имеет свой род.

Замечательно, что киргизская девушка никогда не выходит замуж за сарта, между тем киргизы сплошь и рядом женятся на сартянках; такое грубое неуважение к сартам, вероятно, было вызвано тем, что киргизы нашли уже здесь их и подчинили себе. Они постоянно почитали и почитают зазорным для себя выдавать дочь за сарта, между тем как сартянок берут за себя, потому что род идет от отца, а не от матери, как они объясняют. Этакое племенное неуважение к народу, живущему в городах, доходит до того, что они говорят: «Черт киргиза надует, еврея надует, а сарта не проведет». Должно быть, во время оно сарты порядочно когда-нибудь подгадили киргизам, что возбудили к себе такую ненависть.

Blog post image

Чимкент. Литография с картины, принадл. А. К. Гейнсу (илл. из книги П. И. Пашино)

Если все это правда, что мне говорили киргизы, то надо полагать, что это походит на отношения персидских илятов к персиянам, которые также прибавляют к своему имени название города: Казвини, Тебризи, Исфагани, Зенгяни и т. п. Иляты же носят родовое имя и полны такой же ненависти к персиянам, как киргизы к сартам. Киргизы и иляты народ прямой, честный, добродушный [у меня служил в Персии человек из илятов, Хасан]; сарты же и персияне народ ловкий, коварный и лукавый. Надо полагать, что последние несколько раз проводили первых, надували жестоко, чем и заслужили такое упорное нерасположение к себе.

Про сартов я буду еще много говорить впереди.

Не доезжая до Шерапхана нескольких верст, мы натолкнулись на покинутую жителями деревню; дома были вое полуразрушены, крыши все разобраны и растасканы; так как они складываются из длинных жердей, а здесь нет лесу, то, чего мудреного, они, пожалуй, растасканы нашими солдатами. Мне не столько было жаль деревни, как погибших от засухи и недосмотра деревьев: бедные росли благодаря водопроводным канавам, а жителей не стало, так и канавы эти засорились, вода нейдет по ним, а солнце сушит землю, пронизывая ее по крайней мере на пол-аршина. За деревней лежали вспаханные давно, но не засеянные, поля, обведенные арыками, — следы трудов человеческих, не принесших плода…».

   
-3
2193
3