Бывают такие книги, авторы, которые приходят вовремя. Когда ты готов к ним, именно в них ты найдешь комфорт. Таковыми стали для меня рассказы С. Довлатова. Не откровением, не проповедью, но чем-то похожим на сокровенные секреты, рассказанные в первозданно простой манере, умолчав о лишнем, о пустом, о том, что оба собеседника знали или догадывались.
Его творчество видится мне невиданным ранее инопланетным цветком, свиду невзрачным, но стоит к нему прикоснуться, и он раскроется в люминесцирующий, неземной красоты бутон.
Как часто вам неловко от бессмысленной помпезности современных постов, книг, людей? От морализаторства. Однако что мы знаем о неприкрытой, настоящей уязвимости, об искренности или отчаянной безысходности. Бунта большинства из нас хватает лет так на пять, дальше мы одинаковые конформисты-инстаботы с "декадентскими физиономиями".
Проза Довлатова как приглашение прилечь после долгого и утомительного дня, расслабиться и послушать интересные истории. Истории рассказанные тонко, саркастично, с неповторимым юмором. Он не навязывает вам свои взгляды и, тем не менее, если вы не обделены умением мыслить немного дальше вашей рутинной жизни, он заставит вас задуматься о вечном.
Его прозу называют плебейской те, кто не смирился с тем, что жизнь это то, что есть и ничто больше, возвысить к классикам хотят те, кто не понял его секрета.
Я думаю, его проза, его тяготение "к плебсу" это логический вывод долгого поиска. Поиска чего-то большего, больше чем он, больше чем все мы, скрытого, тайного смысла, ради которого стоило бы бросаться в смертельные сражения, который стоило бы прославлять и насаждать.
Мне кажется, что не найдя такового, он пришел к исключительно верному заключению, которое точно передают строки из Керуака: "Я помню как вдруг куча листьев взлетела на воздух, упала в ручей и понеслась в сторону моря, пробудив во мне уже тогда безымянный ужас: "О Господи, всех нас смоет в море, что бы мы там ни знали, ни говорили, ни делали". Ницше обезумел, Достоевский не дал ответов, Керуак спился в невозможности превозмочь несправедливую конечность всего и всех, кого мы когда-либо знали. Добавить больше нечего, поиски заканчиваются одинаково для всех. И все же Довлатов не встал на путь саморазрушения, отчуждения.
Несмотря ни на что он любил жизнь именно такой, какой она была. И в этом его секрет, в этом его божественный дар. Он одарен сверхчеловеческой возможностью принять абсурдность существования, не бороться с тем, что "ад - это мы сами", не претендовать на венец творения, принять проходимость, скоропостижность и рассказывать исключительно талантливо о том, что видит. Рассказать не о том, как правильно жить, а о том, как живут.
В отсутствие этого одного элемента, который бы объединял бы всех нас, ради которого стоило бы умирать, начинать крестовые походы, жить и писать, мы распадаемся на миллиарды малозначительных, кратковременных, но фантастических историй, о которых нам и представляется уникальная возможность услышать и тем самым разделить ироничное, незаурядное мировоззрение Сергея Донатовича.
Его проза приземлена, но невероятно поэтична. Все его рассказы преисполнены тоски и романтизма, но комичны тем не менее. Прозаик - эстет, язык в его исполнении блистательно метафоричен, но возмутительно прост. Фантасмагоричная фабула скрывает тонкие философские размышления. Адепт короткой формы, ни одно слово не лишнее, каждый диалог мастерски выстроен.
Его лирический герой полумаргинальный, немного подозрительный и с нашей подавляюще усредненной позиции во времени непонятный. Такой он, вероятно, потому что общепризнанный успех беспринципен и предполагает правила.
Разделите ужасы тюремных будней, живо описанные в "Зоне", погрузитесь в рассуждения о бытие и поиронизируйте в "Третьем повороте налево", ощутите тяготы эмиграции в "Филиале".
Дописывая каждый последующий рассказ, он медленно встает из-за своего стола, подавленный, немного разочарованный, приговаривая с едва заметной улыбкой "черт бы все побрал", а герои его проживают и сегодня свои короткие, маленькие и лишние жизни.