"Можно сказать, что Сережа Довлатов искренне хотел любить нас всех — своих друзей и близких, — но неизбежная предсказуемость, повторяемость, рутина, обыденность проступали в каждом из нас — и его любовь, так нацеленная только на талантливость, умирала.
Он очень хотел любить себя, но и в себе обнаруживал те же черты, — и не мог полюбить себя таким, каким видел, каким знал.
Поэтому что бы ни было написано в свидетельстве о его смерти, литературный диагноз должен быть таков:
«Умер от безутешной и незаслуженной нелюбви к себе».
(Ефимов И. Неповторимость любой ценой // Малоизвестный Довлатов: Сборник. СПб., 1995. С. 449–450)
Довлатов… Открыл я его для себя сравнительно недавно. Спустя много лет после того, как его не стало. С тех пор он со мной. Часто ловлю себя на том, что мыслю теми же категориями, коими наверное, мыслил Довлатов. Не раз был уличен в злоупотреблений цитатами из него. Если он все сказал раньше и лучше, зачем же повторяться?
Был ли Довлатов гением? Как велико его значение и место в мировой литературе? А в русской? Или хотя бы в эмигрантской русской? Не знаю… Но место, занимаемое им в моем личном Пантеоне — почетное. Для меня это важнее, чем мнение тех, кто пишет учебники по литературе.
Был ли Довлатов счастлив? Не думаю. У счастливого человека не могли быть такие глаза… И такие слова: «Я задумался — что было у меня в жизни самого дорогого? И понял: четыре куска рафинада, японские сигареты «Хи лайт», голубая фуфайка да еще вот этот штопор…»
И не думаю, что он гонялся за славой. Скорее, слава бежала за ним.
Но не догнала...