Бабушка и Магомаев

Было обидно и страшно. Я не помню, сколько я времени там провел. Месяц? Год? Тогда я знал только то, что стал никому не нужен, ни бабушке, ни маме. Откуда маленький мальчик мог знать, что бабушке, посвятившей всю свою жизнь медицине, просто запретили приводить внуков с собой на ночные дежурства, а оставить их не с кем, как я мог понять, что моя Мама, Моя Мама, сейчас где-то очень далеко да еще и на какой-то войне. Какая война? Белых и фашистов мы же давно победили. Что значит интернациональный долг, почему моя мама кому-то, что-то должна?
Она приехала за мной как-то тихо. Мы сидели в игровой, все дети вместе, потому что показывали мультики. Было как-то особенно весело, потому что все вместе, и еще когда мультики, никто тебя не бьет. Кто-то из нянечек взял меня за руку и молча повел за собой. Там всегда было страшно, а тут стало еще страшнее. Она вывела меня на улицу и сказала: - Только не кричи громко.
Возле ворот стояла моя Мама. Конечно же, я заорал как сумасшедший. Я не видел, но мама потом рассказывала что дети, оставшиеся ТАМ, смотрели на меня и плакали. Пусть это будут слезы радости за одного из своих?
Потом мы поехали к бабушке. Последующие лет 17 мы всегда с бабушкой ругались. Она меня наказывала, я огрызался, хлопал дверью, бил посуду. А по ночам, когда она приходила, садилась рядом с моей кроватью и что- то очень тихо то ли пела, то ли молилась, поглаживая по голове, я просыпался и старался не то что шевелиться, а даже дышать очень тихо. А днем мы опять ругались... Так и жили.
Это была суббота, мне позвонила жена и стала что-то кричать, сбиваясь в истерике. Я закрыл офис и поехал домой, оттуда уже с женой в больницу. В реанимацию меня в этот день, конечно же, не пустили, не пустили и на следующий. Только через четыре дня, разрешили зайти маме. Она побыла у бабушки только минут пять, вышла очень бледная и потеряла сознание. Все что мы знали тогда, это только то, что произошел пожар, бабушка получила сильные ожоги. Она умерла через шесть дней. Я держался где-то около суток, в молчаливой беготне, связанной с похоронами, как-то не находилось места, чтобы просто посидеть и понять. Не выдержал я, когда приехала старая бабушкина подруга, и как-то так, как могла только бабушка, погладила меня по голове. Наверное, это было очень неприятно, видеть меня кому-то в тот момент. У нас не принято мужчинам оплакивать уход женщин. А я сидел и ревел, размазывая слезы по лицу, не видя и не слыша ничего вокруг. Только где-то в глубине души, очень тихо, так чтобы только угадывалось, слышалась бабушкина то ли песня, то ли молитва.
Через год мы с мамой выбирали фотографию, нет, не для памятника, у нас нельзя помещать портреты на памятники. И мама показала мне одну любительскую, черно-белую фотографию, скорее всего это было закулисье какого-то концерта. Бабушка и Муслим Магомаев.