Цок-цок-цок стучат озорные каблучки новых сапожек. Цок-цок летит стремительной стрекозкой по длинным узким полоскам-улицам, вливаясь в утреннюю песнь распахивающихся деревянных ставней, нетерпеливого бибиканья машин и чье-то сочной ругани. «Севилья! Севи-и-и-лья! Зачем же ты надела новую обувь! Ты испортишь дорогие набойки! Ах, мерзавка!» преследует девочку в красных лакированных сапожках, несущуюся по пыльному бульвару. Севилья подпрыгивает на одной ноге прямо у витрины булочной, крутится на каблучке, хохочет и бежит дальше, уклоняясь от назойливого эха материнских криков. «За углом, там, за углом он меня ждет» твердит она себе шепотом, словно боясь, что услышав ее, он передумает, нахмурится и улетит далеко-далеко. «Куда-нибудь в небо, а может, в космос, синьор Леви говорит, что его сын скоро полетит в космос, а там так холодно и все звезды злые. А вдруг улетит? Как же он там без меня?». Хмурясь, Севилья пересекает бульвар, бежит мимо ларьков и киосков, кивая всем продавцам, и поворачивая за угол, вдруг натыкается на что-то большое и мягкое. За ним не видно солнца, и девочка, на миг ослепленная тенью, вскрикивает от неожиданности «Космос!» и закрывает лицо руками. «Космос» садится на корточки и оказывается мужчиной невысокого роста в сером фланелевом костюме. Мгновенье они смотрят друг другу в глаза. Яркие коричневые бусинки буравят серо-голубую бездонность космоса, затем поднимаются вверх, изучая высокий лоб и редкие волосы, и останавливаются в изумлении на зеленом воздушном шаре, парящем прямо над головой синьора.
- Тебе понравился мой шар?
- Разве это ваш?
- Я нашел его у столба на перекрестке. Значит, теперь он мой.
«Не успела. Не успела!».
- А знаешь, мне кажется, ты ему нравишься больше меня. Пожалуй, я попрошу тебя об одолжении – сможешь за ним приглядеть?
Девочка, немного поколебавшись, недоверчиво протягивает руку. Получив шарик, она забывает обо всем на свете: маме, космосе, странном синьоре. И уже через секунду летит дальше по улице, напевая какую-то веселую беззаботную песенку. Добежав до мостика, она плюхается на скамейку и привязывает шарик к ножке. Теребит веревочку, тыкает в него пальцем и радостно улыбается. Темно-синяя вода в канале играет на солнце игривыми бликами. Севилья жмурится от удовольствия. Зеленый шар блестит как электрическая лампочка. Она вспоминает о синьоре с грустными глазами и ежится. Теребит веревочку. Снова ежится. «Синьор Леви говорил, что космос это вселенная. А вселенная это всё. Всё-всё. Шарик, мама, булочная немецкого соседа, черный хитрый кот. Всё на свете. Мы все такие маленькие в большом космосе. Живем у него в животе. Но как же, как же? Если мы все там, в животе, с кем же он тогда играет? К кому ходит в гости? У него же даже солнца нет!». Севилья хлопает пушистыми ресницами. «Как же так! Он совсем один. Совсем-совсем. И в школу, наверняка, не ходит». Морщится. Шарик дергается от порыва ветра вправо и медленно возвращается на место. «И шар он мне отдал.. Может, вернуть?». Теребит веревочку. «Только надо сказать, чтобы он его не ел, тогда он в живот не попадет. Да! Точно! А мне мама другой купит. Красный! Как сапожки». Улыбается. Отвязывает шарик и бежит назад к бульвару.
Синьора на бульваре нет. Ни в булочной, ни у сапожника, ни в ларьке колбас. Севилья вздыхает, взлохмачивая копну каштановых волос. Бредет домой, кивая продавцам. Задерживается на пару секунд у дверей небольшого кафе, наслаждаясь ароматом какао, и заглядывает внутрь. Икает от неожиданности – синьор за столиком в углу с чашкой кофе и большой газетой. Севилья привязывает шарик к ручке двери. «Космос» поднимает голову, видит девочку в красных сапожках и расплывается в улыбке. Она показывает на парящий в чистом небе шарик и исчезает.
|
Зеленый шар плавно покачивается и маленькой точкой мигает в синеве неба.