Беспросветная серая дымка, превращающее солнце в размытое красное свечение, словно свеча в тумане. Бензиновые и электрические мотоповозки с железными трубами и пластиковыми щитами, защищающими пассажиров от ветра и холода. Мусор разбросанный в течение дня, собранный в погребальные костры, дарящие свет и тепло по ночам. Уличные мальчишки одетые в лохмотья и драные ботинки, с бессмысленными лицами, пустыми от наркотиков, безысходности и недоедания глазами.
Женщины доступные по бросовым ценам, лежат на кушетках под розовыми лампами и со скучающими лицами, смотрят телевизор и курят сигареты Zhongnanhai. Они подпиливают ногти и лопочут со сцены о чем-то своем, что совсем не похоже на возбуждающую театральность Амстердамских кварталов, и в этом есть что-то ещё более извращённое. Количество вывесок и биллбордов, рекламирующих грудные имплантанты, липосакцию и аборты, больше, чем рекламы содовой или крема для бритья. Радикально искаженная картина повседневности.
Постоянное строительство и разрушение старых зданий, гравий, арматура и пустые пластиковые банки из под краски. Строительство и разрушение, перепланировка и реконструкция опять и опять во все более ускоряющемся темпе без видимых признаков начала и конца. Вся эта разнообразная деятельность создает специфическое концептуальное пятно, из-за которого не возможно разобрать самой «работы». Тотальный беспорядок постоянно изменяющегося ландшафта формирующий пространство «единичного опыта»: день за днем возводятся новые ограды, заборы из гофрированной стали окрашенные голубой краской, перекрываются дороги до любимых магазинчиков, перегораживаются тротуары, возводятся новые кирпичные стены, которые сносятся и перестраиваются за считанные дни и без всяких видимых причин. Полная потеря любого контекста и смысла, ничего, кроме безумной активности, создающей иллюзию движения, скрывающую ослепительную правду «ничего не происходит».
Это Пекин-2010. Где же я видел все это раньше? Все это как будто детский сон, опыт жуткого, воспоминание одновременно утешительное и пугающее. Где я видел этих уличных продавцов, зонтики, вздымающиеся клубы пара, мусор брошенный на мокрые от дождя улицах и отражающиеся в них флуоресцентные огни? Где я уже чувствовал этот страх перед официальной властью, когда даже разодетый университетский охранник играет в полицейского, этакого вожака стаи, которого я должен постоянно умасливать? Где я уже чувствовал эту тревогу от предстоящего визита пожарного инспектора, ищущего способ превратить в прибыль «проверку безопасности» моей бетонной коробки-квартиры? Почему все это так хорошо мне знакомо?
И внезапно меня осенило: это конец света. Пекин — это «Ground Zero»*. Философ Славой Жижек в своей работе «Добро пожаловать в пустыню Реального» писал, что американцы были захвачены видом разрушения башен-близнецов, потому что это было реальным проявлением того, что они уже множество раз испытывали в своих виртуальных жизнях. Последовательность кадров — самолет, взрыв, дым и крики, героизм и траур, — была уже испытана ими сотни раз и в разных вариациях. И меня озарило, что притягательное в Пекине для меня — это возможность пройти через реальную катастрофу, связанную с моим виртуальным опытом, испытанным множество, множество раз.
Пекин — это апокалипсис, который я видел в фильмах вроде «Дитя человеческое», «Бегущий по лезвию», «Безумный Макс» и других. Не апокалипсис падения астероида, тектонической катастрофы или таянья льдов, не апокалипсис взрывов или землятресений, но психический апокалипсис, распад порядка и оснований, обеспечиваемых социальной логикой. Апокалипсис, который оставляет нетронутым скелет социального порядка, но запирает индивидуумов в их собственном частном аду. Это острие Капиталистического Апокалипсиса, окончательная реализация кошмара современности.
Пекин управляется логикой рефлексивных мотивов, о которых предупреждал Киркегор, оруэлловский кошмар, популяризованный ницшеанским последним человеком, который больше даже не смеет мечтать о марксистской, ленинской или даже о маоистской социальной утопии.
Этот факт трагически схвачен в истории о маленьком мальчике, который 30 лет назад спросил свою мать «Мам, когда же наступит коммунизм?», а получил подзатыльник и нагоняй за такой глупый (и политически опасный) вопрос. И вот в наши дни этот человек, которому уже перевалило за сорок, ухаживает за своей умирающей матерью. Она лежит на смертном одре в переполненной и бедно оснащенной общественной больнице, сломленная слезами отчаяния и тем, что ей пришлось пережить. И перед тем, как покинуть этот мир, она спрашивает: «Сынок, когда же наступит коммунизм?»
Китай часто изображают отсталой страной, которая пытается догнать Запад. Но печальная правда состоит в том, что Китай уже далеко впереди по магистральной линии движения: Китай уже усвоил пугающую истину социальной организации, базирующейся на линейной экономической модели капиталистического роста: в глобальном капитализме нет места мессиям. Здесь нет конца, нет надежды, нет мечты, нет цели. Только превосходящая всё подвижность без движения в каком-либо заметном направлении. Развитие без прогресса, изменение без контекста, работа без цели. Это конец нашего физического мира, смерть наших историй. И Пекин — эпицентр катастрофы.
На улицах и в повседневной жизни можно увидеть признаки распада общего смысла. Потеря различия между развитием и регрессом, между ростом и упадком, которая так четко обнаруживается в непрерывном строительстве и демонтаже и производным от этого строительном мусоре, который воспроизводится в каждой сфере социальной жизни. В результате, как только разрушаются все концептуальные категории, теряются все смыслы, а навигация через воды жизни становится практически невозможно.
Что такое преступление, когда оно неотличимо от ежедневной активности бизнесменов, правительственных лиц и правоохранительных органов? Как можно поддерживать оппозицию криминал\законопослушность, когда общепризнано, что логика роста и выгоды требует от каждого — от владельца самого мелкого магазина до самого высокопоставленного государственного лица — быть заинтересованным в том, чтобы переступить правила в целях «развития экономики»? Как можно поддерживать различие между родительскими обязанностями и насилием над детьми, когда в целях подтолкнуть ребенка к успеху в учебе необходимо жестко контролировать каждое его движение и выбор с помощью физического и психического насилия? Что такое здоровье или болезнь, когда врачи с ликованием отвечают на малейшее недомогание ковровой бомбардировкой любыми препаратами, которые они только могут продать своим пациентам?
Физическая и социальная очевидность распада смыслов в Пекине вписывается в душу любого, кто проработал достаточно долго, чтобы потерять детские иллюзии. Молодые умы оплодотворены продвигаемой государством иллюзией из коммунистического прошлого, разработанной для того, чтобы временно изолировать детей от реальности, психологические подпорки из чистоты защищающие до тех пор, пока необходимое программирование не будет закончено. Словами вроде «гармония» и «народ» окроплено каждое публичное заявление для того, чтобы скрыть разложение в самом сердце общества.
Сегодня отчаяние — обычное состояние для большинства молодых профессионалов и университетских студентов. Отчаяние, которое многократно выражалось моими студентами, когда их разум находится вне аудитории, где пребывают их тела, или моими друзьями, молодыми и хорошо образованными профессионалами, которые должны ожесточенно бороться за выживание внутри процесса распада, риторически вопрошая, глядя на ценники: «Для чего я живу?» Студенты вынуждены зубрить по 30 часов в неделю и больше предметы, что выбрали за низ родители и университеты. Молодые профессионалы работают на грани истощения меньше, чем за тысячу долларов в месяц, живя в тесных квартирах, принадлежащих практически криминальным картелям или агентствам недвижимости, обладающим монополией в условиях совершенно нерегулируемого рынка. Они платят по 500 долларов в месяц в качестве арендной платы, которая взимается, как минимум, за четыре месяца вперед, вместе с агентской комиссией, равной месячной стоимости жилья, и множеством других комиссионных сборов, которые агентства пытаются вытянуть хитростью и обманом.Большинство стараются изо всех сил свести концы с концами, поддерживая престарелых родителей. Единственный выход — изучить хитрости торговли для того, чтобы обжулить, нагреть, вынудить и подкупить всех и вся, что стоит на пути к социальной вершине, дарующей возможность хоть какой-то приличной жизни.
Это современная информационно экономическая версия сцены из «Метрополиса» Фрица Ланга, где молодой Фредер смотрит на массы рабочих, что становятся кормом для челюстей механического Молоха. Если бы этому поколению молодых людей дали хотя бы шанс вздохнуть, то они бы оказали благотворное влияние на общество, у них появились бы новые идеи, они стали бы хорошими родителями или внесли свой вклад в изменение общества, но вместо этого они безжалостно расходуют себя напоминая к сорока годам надломленные гниющие раковины, поколение страдающее от психологической травмы единственного ребенка в семье ведь многодетные семьи под запретом. И всё становится только хуже.
Мы на Западе любим критиковать Китай за то, что Пекин похож на муравейник, а китайцы — на бесчеловечных роботов. Мы любим обвинять китайское правительство в том, что оно ставит себя выше закона, порицаем его за деградацию китайской духовности и искоренение пятитысячелетней китайской культуры. Но реальность заключается в том, что китайцы всего лишь очень быстро учатся. Западное общество разработало и навязало всему миру модели социальной организации, лишенные концептуальных рамок, которые обычно находятся в центре социального и психологического смыслообразования. Простое бинарное выравнивание, серия числовых плюсов или минусов были адаптированы в качестве центрального фактора системы ценностей, стабильности и смысла. Нам на Западе посчастливилось накопить за прошлые столетия достаточно власти и ресурсов, чтобы до нынешнего момента изолировать себя от того психического обнищания, которое мы навязаем другим.
Китай понял истинную суть Нового Мирового Порядка без всяких прикрас быстрее и лучше других наций. Вот каким образом Китай стал эпицентром конца мироздания. Это не «конец» в смысле окончания или финальной точки, но в смысле реализации, разоблачения, результата. Это манифестация подсознательной мечты капиталистической системы о социальной организации, всецело основанной на бинарной логике экономического роста. Это Мир, который мы создали, и это Конец, разрушение старого мира смысла и сообщества. Начинается новый мир — без историй и различий, которые обеспечивали смыслом коллективную и индивидуальную жизнь. Пекин — это Конец Мира, это наша бессмысленная цель, это кошмар, в который все мы включены. На протяжение XX века все мы мечтали о будущем, состоящем из нолей и единиц, где человек и машина станут единым. Пекин — это Конец Мира не потому, что Китай — это будущее, но потому, что в будущем, которое мы выбрали,все мы будем китайцами.
*Ground Zero — буквально «нулевая отметкана земле», когда происходит воздушный ядерный взрыв — англоязычный фразеологизм, обозначающий точку, где произошло некое катастрофическое событие