Взгляд в одну из приоткрытых дверей вовсе заставил остановиться. Он вовсе не хотел ни подсматривать, ни подслушивать, но и никак не мог заставить себя уйти … Слишком было заманчиво смотреть на то, как Йонне сидел, откинувшись на грудь парня с крупными, почти грубыми чертами лица. Как его изящные пальцы перебирали тонкие косы с вплетенными красными нитями. Снова этот Йонне! Вильгельм раздраженно мотнул головой, пытаясь отогнать упорные мысли о странном блондине, но все равно стал ближе к двери, чуть заглядывая в довольно-таки удобную для обзора щель. Он чувствовал, что это не совсем правильно, это даже отвратительно, но при этом так…волнующе…
Все эти парни, они лежали сейчас на одной кровати, переплетясь так, что непонятно, где заканчивается один человек и начинается другой.
- Вилле сказал, что до полуночи он приведет в порядок Криса, - сообщил парень с длинными, чуть отливающими рыжиной волосами. – Ну-ка, покажи, что он тебе на память оставил… - Он придвинул к себе лицо Йонне таким привычным жестом, как будто делал это очень часто,- Бл*… Это даже не замажешь.- Поморщившись и не говоря ни слова, блондин вырвался и снова улегся на красноволосого.
- Слушай, у меня огромное желание ему морду так поправить, чтоб вообще не узнали, - сказал лежавший рядом с кудрявым парень с короткими осветленными дредами, выпуская клубы сигаретного дыма.
- Не надо, а то я тоже не удержусь, - проговорил тот, на которого опирался Йонне. Он осторожно развернул его лицо к себе, тоже глядя на царапину и уже во всей красе расползшийся синяк. – Мы к тебе его больше не подпустим. Все. Хватит.
- Я не могу так… - начал говорить Йонне. Он хотел встать. Хотел уйти. Но его удержало целых восемь рук.
У Вильгельма перехватило дыхание, и он судорожно откинулся на стену напротив комнаты. Он ни хрена не понимал в этой долбанной компании и предпочел бы не понимать дальше, но эти их интимные жесты, эти слова «Мы к тебе его больше не подпустим» говорили только об одном…Вильгельм снова глубоко вдохнул и поспешил по коридору дальше. Он и так увидел слишком много, чего ему, да и вообще любому другому не полагалось видеть.
