Отец Роба смотрел телевизор с закрытыми глазами, его сестра с закрытыми веками уставилась в дешевый дамский журнал, мать, что то слепо пекла в маленькой кухоньке, откуда валил синий дым перегорающего масла. Роб жмурился и наблюдал за семьей. Он уже слышал о местным просветителе Джоне Апдайке, которого ненавидел весь квартал. Типичное южно-американское гетто, именно такое, каким вы его представляете: белье во дворах и на окнах, подростки под креком залипают на ступеньках типовых домов, матери получают пособие, их уставшие глаза спят, а уставшие руки продолжают стирать те самые бесконечные простыни, которым можно обернуть Луну, если в этом возникнет необходимость.
Стены квартиры окрашены в темно-зеленый, выберите именно этот цвет и получите подарочным комплектом раннюю мигрень и чувство безысходности. Свои чувства не выбирают, свои мысли не выбирают, чужие тоже. Отец Роба оторвался от экрана, встал и пошел на запах чего-то жирного и вкусного, с сомкнутыми глазами он огибал препятствия, срезал острые углы косяков, перешагивал пороги мало квадратурного жилья. Цель вела его, жареные мясные галушки с тестом ждали его, и если бы не это, его тело бы просто уперлось в ближайшую стену и продолжало перешагивать с ноги на ногу, буксовать на месте.
Он откусил смачный кусок, и одинокая блестящая капля полетела вниз с уголка рта, размазалась о кафельный пол, как завершающий штрих всего интерьера. Еда заменит тебе радость жизни. Роб не хотел, но ел, потому что привык, ела вся семья, потому что надо было есть, ел весь квартал, потому что чем жирнее, слаще, обильнее, больше, тем ты чувствую себя лучше. Еду не выбирают.
- Почему ты не помогаешь нам, Роб? - сквозь губы сказал его мать.
Он молча продолжал играть с масляными кружочками на поверхности бульона.
- Хорошо, что работает, - с набитым ртом отрезал отец.
Все сидели с закрытыми глазами, как будто с наслаждением смакуют обед, как спящие лунатики, проснувшиеся среди ночи.
- Где мои колготки! – заорала сестра Роба из комнаты.
- Ты их носишь или я!? – тем же тоном вторила мать.
- Ты их тоже носишь! – парировала дочь.
Завязался спор, как узел, который мешает пробиться к взаимопониманию, точно так же, как венозный тромб затрудняет движение крови по вене. Будни. Будни не выбирают.
Роб вышел на улицу, закрыл за собой металлическую калитку, сел и закурил. Солнце освещало его зажмуренное лицо. Даже если ему когда-нибудь удастся расслабиться, маска морщин навсегда повиснет на его напряженном лице, для тридцати лет это не сойдет за показатель мудрости. Роб не помнит когда уснул, когда то он хотел выбраться отсюда, когда мы все хотели. Он мял пальцами сигаретную пачку, снимал с нее целлофановый пакетик и снова одевал. К нему подошел низкорослый чернокожий, ехидно улыбался и не стеснялся демонстрировать свои зубы, расстояние между которыми можно было заполнить любым предметами в полдюйма.
- Чувак, слышал о Джоне? Мою ма реально проперло, ходит на собрания, говорит о любви, мне копеечку чаще подкидывать стала, ништяк да? - сказал и загоготал парень, поднося сложенные кисти рук к груди.
- Не, не слышал, - эпически ответил Роб. - Чего тебе?
- Ну, может копеечку подкинешь, ну так, не в воздух, а на разжиться, ха - снова заистерил чернокожий.
- Я похож на твою мамочку? - с каменным лицом ответил Роб, намекая парню удалиться.
- Хаааа, - по-наркомански выдавил юнец и ушел, не размыкая глаз.
Джон, о котором упомянул мелкий, казался непогрешимым носителем света, прозревшим зерном на прокаженной почве бессилия, ликом надежды или просто душкой, как назвала бы его мать Роба. Хотелось верить, ведь в глубине души он надеялся проснуться, окинуть чистым взором свою жизнь и найти выходы из лабиринтов лестничных клеток и вонючих прачечных, в которых он работал и делал карьеру. Судьбу не выбирают, родителей тоже, и жену, детей, друзей, только жвачку в супермаркете, и то, не без сомнений. Поэтому Роб ждал, всю жизнь ждал, и быть может сейчас, появился тот, кто поможет ему выпутаться из этого сна, ясно увидеть бессмысленность такого существования, просветлеть, если уж следовать трендам современного мира.
На кухне по-прежнему шипело и дымилось перетопленное масло, в зале смотрелся телевизор с новостями и листался уцененный журнал. Ячейка квартала напоминала остальные. Запертые квартиры, как железные ящики сейфа в швейцарском банке, только дочиста обнесенные и выпотрошенные, невежеством и жадностью своих же владельцев. От швейцарского, здесь осталась только точность, с которой люди умудрялись вредить себе и своим родным. Жизнь здесь не кипела, люди в помещениях перемещались плавно, как в густом масле, словно овощи на плите матери Роба. Его отец, что то кричал ей, выглядело это как медленное открывание рта спящей рыбой, которой хотелось корма, корма в виде ссор и агрессии, мы все хотим знать, что живем. Роб озвучил орущим свое намерение пригласить Джона в дом, хотя и не знал его, отец-рыба затих, повернул голову на сына, молча не глядя кивнул, и пошел смотреть, точнее, слушать всю правду мира в маленьком ящике с пультом, единственном источнике подлинных эмоций. Остальным, впрочем, было так же все равно.
Кто такой Джон? В течение месяца он все чаще слышал о нем, хорошее и плохое, но ничего конкретного. Мысли не покидали его, Роб хотел познакомиться. Может быть, стены не раздавят его, небо не прижмет окончательно к полу, простыни не укутают его в мумию и не застелют колыбелью мечты о другой жизни. Он лежал лицом в подушку, вытянул руки вдоль тела, знобило усталостью, потертые руки рассказывали историю его трудовой деятельности. Все вокруг было таким, каким и должно быть, типичное южно-американское гетто: темним, уставшим, с характерным привкусом истерики, от того, что терять уже нечего.
На нем был синий костюм, белая выглаженная рубашка, светлые волосы аккуратно зачесаны на бок. В руках он держит книги и брошюры, на груди весит знак отличия от всей этой нищеты в виде улыбающейся физиономии. Галстук в полоску окружил шею, не уже и не туже, точно выверено сидит на нем. Казалось, он таким и родился, и если попытаться просунуть палец под рубашку, то окажется, что она слита с телом, как на кукле, просто выпуклости выкрашены разными цветами. Все это был Джон, отличник корпуса мира, надежда обездоленным. Сейчас он войдет в дом Роба, и Роб увидит в нем друга и соратника, узнает товарища, и построит, наконец, свое светлое будущее. "Кто то, ведь должен вытащить меня из этой задницы?" - явно забегая вперед, думал Роб.
Дверь открылась, на порог ступил Он.
- Здравствуйте! - с дурацкой улыбкой воскликнул миротворец
Если бы за кадром звучала музыка, она со скрежетом бы остановилась.
- Привет, - глухо ответил Роб.
- Вы ждали нас? Мы знаем! Вы нас ждали! - продолжал неуклюже торжествовать спаситель.
Робу показалось, что этот парень просто ошибся этажом.
Улыбка Джона расплылась на все лицо, глаза плотно сомкнуты, грудь выпячивала, выпрямленные руки отведены назад, солдатская выправка, вылитый герой рекламы моющего средства.
- Мы знаем, Вы просто потеряли веру! Что Вы знаете о конце света?
- Что?
- Вам просто нужно вступить в наше сообщество! Купите наши листовки и обретите спасение!
Роб вспомнил о делах в прачечной Стива, ему захотелось спать, еще больше чем обычно, он зажмурился сильнее, попросил гостя извинить его. Джону же, было не важно, кому говорить и что, он постучал в соседнюю на этаже дверь и продолжил свою миссию. Роб забыл, о чем думал до прихода Апдайка, захотелось просто работать и смотреть, много смотреть телевизор, все дни напролет.
Олег Астахов
23 ноября 2011