Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 772 постов41 подписчиков
Всяко-разно
1
03:54, 25 мая 2011

Чтобы помнили...

Blog post imageВот мастер снайперской науки,
Фашистской нечисти гроза.
Какие золотые руки,
Какие острые глаза
Он сочетает и уменье,
И выдержку большевика.
Он бьет, и каждой пули пенье
Уносит нового врага.
Он бьет – и насмерть поражает,
И, помня Родины приказ,
Он славный счет свой умножает
И неустанно приближает
Победы нашей славный час.

В. И. Лебедев-Кумач, июль 1942 год
Посвящается доблестному воину Номоконову С.Д.

 

Припозднилась как-то я с записью, День Победы давно прошел. Но все же не могу не рассказать о моем земляке, о котором ходили легенды в германской армии в годы Великой Отечественной, и слагали стихи советские поэты. Я вам расскажу о снайпере Красной Армии Номоконове Семёне Даниловиче.

Эту фамилию я хорошо знала с подросткового возраста, так как нашей школе работал один из сыновей великого ветерана. Хоть его фамилия переводится с бурятского как «мягкий», «кроткий» (от бур. «номогон»), этот человек был несгибаемой силы воли и выдержки.

Номоконов был невысоким, смуглым, как большинство хамниганов. Хамниганы (эвенки) – это маленький народ Забайкалья, который давно и прочно ассимилировался с бурятами. Сходу и не разберешь сейчас, кто есть кто. У меня у самой мама наполовину хамниганка.

На войну Семён Данилович попал будучи взрослым, довольно зрелым мужчиной, познавшим жизнь в самых горестных ее проявлениях – до войны у него во время эпидемии скарлатины умерли жена и пятеро детей. Ему было 41 год.

Сама судьба распорядилась, чтобы опыт следопыта и охотника, полученный Семёном еще в детстве, не остались без применения. До службы снайпером кем только не пришлось послужить будущей грозе немецкой армии, он был и кладовщиком, и санитаром, и хлеборезом, и даже успел поработать в похоронной команде, пока по воле случая он не стал снайпером. Но как только он взял в руки трехлинейку, о нем почти сразу заговорили по обе стороны фронта: фашистские войска - с благоговейным ужасом, а нашей армии его успехи дарили бодрость духа и надежду на победу. Конечно, ведь среди уничтоженных фашистов были не только простые солдаты и снайперы, но также дичь покрупнее, в виде офицеров и генералов. Немцы прозвали его «сибирским шаманом», за чью голову было обещано приличное вознаграждение. Его и переманить пытались, суля несметные богатства, но безуспешно.

Существует множество баек о службе Номоконова. Его охота на «фашистского зверя» походила скорее на театральную постановку мастера, все как положено, со сценарием и переодеваниями, так виртуозно он играл зеркалами, выманивая врага из укрытия, он дергал за веревочки, привязанные к палкам с надетыми на них касками, заставляя таким образом немецких снайперов выдать себя. Каждого убитого немца «сибирский шаман» отмечал выжженной точкой (солдат) или крестиком (офицеров) на своей курительной трубке. Даже его трубка стала настоящей легендой. На одном из заданий Номоконова ранило осколком, другой же осколок разбил его трубку, с которой он ни на минуту не расставался. Ему подарили новую. И впоследствии ему дарили разные трубки со всех концов света до конца его жизни. Всего должно было быть 367 точек и крестиков: 360 гитлеровских солдат и 7 солдат японской императорской армии в Маньчжурии...

Blog post image

У Номоконова был верный друг и напарник – еще один достойный сын Забайкалья бурят Тогон Санжиев. Они вместе ходили «бить» немца, вместе коротали время в военных походах, вспоминая об общей малой родине. Но Тогону не суждено было вернуться с войны живым. Тяжело пережил Семён потерю друга. Известный поэт-песенник Михаил Матусовский (все наверное помнят веселую песню «Хорошие девчата» из киноленты «Девчата»?) был настолько впечатлен трогательной дружбой двух сибиряков, что написал поэму «Друзья» о двух снайперах – Номоконове и годящемся ему в сыновья Санжиеве. Тогон так и называл Семёна: «аба», что означает на бурятском языке отец.

…Тунгус хитер был, осторожен, зато горячим был бурят.
Как ножик, вынутый из ножен, глаза веселые горят.
Он шел по тропкам шагом скорым, он спал, не закрывая век.
О нем тунгус сказал с укором: весьма бедовый человек...

…Всегда готов любой ценою
Помочь товарищу в беде…
Они сдружились на охоте
В орлином снайперском гнезде.
В дождливом месяце – апреле,
Когда холодным был привал,
Полою собственной шинели
Тунгус бурята укрывал…

…Меняя шаг на остановках, в седой пороховой пыли,
На двух прославленных винтовках его товарищи несли.
Его зарыли под горою, где ельник выжженный поник,
Винтовку павшего героя в наследство принял ученик.
В ней сохранилось два патрона, винтовка тёплою была,
Как будто в ней от рук Тагона ещё осталась часть тепла.
А где же снайпер Номоконов? Скажите, где сейчас Семён?
Он, как всегда, ползёт по скатам, по гнёздам снайперским своим,
Тропой, где он ходил с бурятом, известной только им двоим.
Он словно ястреб, не моргая, глядит в сырую темноту,
Опасный путь перебегая с погасшей трубкою во рту.
И смерть фашистам в том болоте, когда он ходит в тишине!
И чтоб не ошибиться в счёте, зарубки ставит на сосне…

Отрывки из поэмы М. Матусовского «Друзья»

Blog post image

Читая истории о Номоконове, я невольно провожу параллель с историями о другом «лесном» человеке, которым я бесконечно восхищаюсь. Может, кто-то догадался, о ком я говорю? Своей природной скромностью, добротой и мягкостью забайкальский хамниган Номоконов напоминает самого известного дальневосточного гольда – Дерсу Узала. Оба маленькие, сухонькие, всегда улыбающиеся, привычные к аскетическому образу жизни, крйне скромные, со своей житейской мудростью и особой, гуманной философией. Конечно, подвиги Номоконова могут вызвать большие сомнения относительно их гуманности. Но для меня сей факт неоспорим. Номоконову пришлось устранять врага единственным доступным ему способом, ибо это был единственный выход, когда родину оккупировал враг. Наверное, снайпер старался не принимать близко к сердцу смерти немецких солдат, шла война, и это было неизбежным злом. Но исход одного из изнурительных снайперских поединков его все-таки поразил. Семён как обычно после долгожданного поражения цели пошел проверить соперника и с ужасом обнаружил, что его противником была… женщина. Это открытие буквально перевернуло душу снайпера, в его понимании война была абсолютно неженским делом. Но что поделаешь, в стремлении уничтожить заколдованного «сибирского шамана» Германия бросала свои лучшие силы, даже, если они были в образе женщины-снайпера.

После войны Семёну Даниловичу писали много, со всего Советского союза приходили письма, трубки… Но одно письмо впечатлило всех. В Агинскую степь Номоконову через редакцию «Комсомольской правды» обращалась женщина из Германии:

«В вашей газете я узнала, — говорилось в послании неведомой Луизы Эрлих из Гамбурга, — сколько фашистов убил Семён Номоконов в годы всеобщего смятения. Как я поняла, он, убивая фашистов, считал их посредством отметок на своей курительной трубке. Мой сын тоже погиб на войне, как мне сообщили очевидцы, — от руки русского стрелка, недалеко от Ленинграда. Спросите Номоконова: может, на его трубке была отметка и о смерти Густава Эрлиха? Может, он помнит, как упал от его пули и этот фашист?

Я прочитала, что ударник Номоконов живёт сейчас в Забайкальском крае. Не стало у него трубки с отметками о наших сыновьях, обманутых Гитлером, и солдаты нового поколения подарили ему новую. Чтобы он не забыл о войне и крови? Номоконов перенёс на новую трубку отметки о своих жертвах? Он готовит новых истребителей? Женщина, потерявшая на войне последнего сына, хотела бы знать: молится ли человек со столь большими заслугами?».

Ее вопросы больно резанули сердце бывшего солдата. Что мог он ответить бедной матери? После долгих раздумий бессонными ночами и страшных воспоминаний старик, наконец, продиктовал своему сыну письмо для Луизы Эрлих из далекой Германии:

"Я не запомнил всех грабителей и убийц, которые пришли с войной и оказались на мушке моей винтовки. Свои грехи пусть замаливают люди, на совести которых преступление. Есть такие в Западной Германии, откуда нет да нет идут недобрые вести в мой дом. Радиоволны доносят. Неужели недобитые Генералы опять обманут матерей?   А на моей трубке сейчас только следы капелек пота. Падают они, когда я плотничаю, помогаю что-нибудь делать в своём родном колхозе имени Владимира Ильича Ленина..."

Свой рассказ о легендарном стрелке, ветеране Великой Отечественной, так и не удостоившегося Звезды Героя, я хочу закончить отрывком из биографической повести С.М. Зарубина «Трубка снайпера»:

 

… Ответит Номоконов, ответит…

Сам не умеет писать. Сынишки выжили, окрепли, грамоте научились. Продиктует им…

Да, он прошёл большой и очень трудный боевой путь. Грозой фашистской нечисти прозвали его фронтовые товарищи. Бродячим таёжным шаманом, хитрым и страшным, называли его враги. Как-то со своего переднего края по радио говорили о Номоконове. К себе звали «шамана», обещали «большой калым», а потом о деньгах сказали, которые за его голову назначены.

Но теперь Номоконов уже не снайпер. Плохо слушаются, дрожат руки. Глаза потеряли орлиную зоркость.

Вот он, недавний, очень недобрый день-вестник.

Чита, спортивное стрельбище… Высоко над берёзовой рощей, окаймляющей большое ровное поле, висело жаркое летнее солнце. Играл духовой оркестр. Сотни зрителей с нетерпением ожидали начала стрелковых соревнований. Молодые загорелые парни в лёгких спортивных куртках оживлённо переговаривались. Сильнейшие стрелки Урала, Сибири и Дальнего Востока, участники всесоюзных и международных соревнований, собрались здесь. На груди у многих спортсменов поблёскивали золотые и серебряные медали. Давно должен был начаться парад. Волновался, бегал по полю маленький полный человек в белом костюме, с рупором в руках, часто смотрел на часы. Накануне в газетах было объявлено, что соревнования откроет искусный и старейший стрелок, участник Великой Отечественной войны Семён Данилович Номоконов. Может, именно поэтому на стрельбище приехало в тот день так много народу.

На обрыве у реки сидели ребятишки и поглядывали на дорогу, но знаменитого снайпера все не было.

…Телеграмма в таёжное село пришла поздно вечером, а утром надо было быть в Чите. Номоконова просили встретиться с участниками крупнейших стрелковых соревнований, рассказать о боях-походах, о своей жизни в послевоенные годы. Машина едва успела к ночному поезду. Спортсмены встретили Номоконова на вокзале и сразу же повезли на стрельбище.

Он опоздал почти на час.

Вышел из машины сухощавый пожилой, чуть сгорбленный человек, спокойно осмотрелся и, наклонившись, стал вытирать пучком травы запылённую обувь.

— Вот он каков, — критически осматривал Номоконова главный судья. — Маленький, сухонький… Нет, пусть постоит… Другой понесёт Знамя…

Не участвовал в параде бывший солдат, стоял в сторонке, любовался твёрдым шагом молодых людей. А когда выстроились стрелки на линии огня, вдруг подошёл к нему главный судья соревнований и сказал:

— Теперь — прошу! Пятьсот метров… Все хотят видеть ваше искусство, товарищ снайпер.

Стрелять? Не для этого ехал в Читу Номоконов. Какое искусство в его годы? Но главный судья уже протягивал новенькую винтовку с массивным оптическим прицелом.

— Слышите? Уже объявляют! Вот из этой… Отличная, пристрелянная…

Далеко над притихшим полем разносился звучный голос передвижной радиоустановки: «На линии огня бывший снайпер, участник Великой Отечественной войны Номоконов. Пятьсот метров, — громыхали слова. — Лёжа, с упора… В крайнюю левую цель… Попадание — красный сигнал, мишень перевёртывается. Промах — белый сигнал. Подсчёт очков после пяти выстрелов».

Номоконов строго посмотрел на судью, оглянулся на спортсменов в разноцветных шапочках, увидел ободряющие и любопытные взгляды. Пятьсот метров… Дело нешуточное… Отступить? Сказать, что ему вот-вот исполнится шестьдесят лет, что у него болят израненные руки… Только вчера таскал бревна… Эка, устроили дело!

В предгорьях Хингана, много лет назад, он в последний раз выстрелил из винтовки с оптическим прицелом. Но откуда это знать людям? А разъяснять поздно…

Номоконов решительно подошёл к ячейке, прилёг, зарядил и стал целиться. Будто дразнила, плясала и уходила в стороны хорошо различимая мишень, горячим и неловким показался приклад, жёстко упёршийся в переломанную на фронте ключицу. Капелька пота упала со лба на пуговку затвора. Перевёл дыхание Номоконов, замер и, вдруг поймав на острие перекрестия нижний краешек тёмного яблока мишени, выстрелил.

Будто горсть дроби сыпанули позади на лист жести. Не слышал рукоплесканий стрелок — увидел в оптический прицел красный кружок, словно выскочивший из-под земли. Попадание! Долго целился Номоконов, застывал, плавно нажимал спусковой крючок. Снова и снова попадания! После пятого выстрела на краю поля появился белый сигнал. Промах!

Стрелка поздравляли, показывали огромную бумажную мишень, пробитую четырьмя пулями, говорили: «Неплохо, неплохо». Мало очков набрал Номоконов, заметил, что мишень, на которой широко расселись его четыре пули, вскоре бросили на траву. Ветерок подхватил её и покатил по полю.

Гремели выстрелы. Звучавший из радиорупора голос сообщал о блестящих результатах молодых мастеров стрелкового спорта. Никто не заметил, как отошёл Номоконов от огневого рубежа и затерялся среди празднично одетых людей.

…Шумел лес. Возле костра, пылавшего на полянке, сидел на корточках маленький человек и задумчиво курил трубку, присланную из Германии. В памяти отчётливо вставали друзья-товарищи, бои, опасные поединки с врагами. Тогда он не знал промахов.

 

Литература

  • Статья полковника А.А. Кудрина «Жить – Отечеству служить»
  • Статья Т. Ламбаева, газета «Азия Эксперсс» от 10.05.2007г.
  • Зарубин С. М. Трубка снайпера
  • Е.Воробьев Публицистика периода ВОВ и первых послевоенных лет, апрель 1945г.
  • Данилов А. Семён Номоконов – почетный солдат, 1975 г.
1
2411
3