Стой! Просто не шевелись сейчас. Это что, ты? Ты что, всегда был такой? Как странно.… И руки… Они такие, как у всех людей. А тогда они были больше, чем руки. И глаза… Они какие-то потухшие. А тогда они подчиняли меня себе полностью. И фразы твои. Немного корявые, избитые, они уже не расширяют мои зрачки. А тогда.… От них перехватывало дыхание, и предательски увлажнялись глаза.… И ты постарел на моих глазах за эти пять минут. И я выросла на твоих глазах за эти же пять минут.
Просто у нас с тобой всегда были разные глаза. Мои – серо-зелёные, лукавые и всегда немного скучающие. Твои – голубые, воинственные и смотрящие внутрь себя. Я попала в их фокус, в их ледяной интерес. И ты всё сразу придумал. Ты написал мне книгу. Я её прочитала и поверила, я же люблю сказки. Моему воображению нужен был только толчок, и ты его дал. Ты ведь не рассчитывал, что у меня такое хорошее воображение. Ты слишком любил впечатлять, а я, как никто, умела быть восторженной и впечатлительной.
Спрашиваешь, жалею ли? Не совсем подходящий вопрос. Это всё равно, что интересоваться у излечившегося душевнобольного, жалеет ли он, что у него было помутнение рассудка…
Да, именно сумасшествие. Я устойчиво стояла на своём уме, а ты меня незаметно сбросил, и я с него – с ума – сошла. Зато после болезни у меня выработался иммунитет. Выходит, я могу теперь отметить галочкой аллергию, простуду… и тебя.
Мы с тобой тогда стояли на узкой дороге на пути друг у друга. Вокруг всегда было слишком много любопытных. И ты сказал мне: «Ложись. Я переступлю через тебя». И я легла…
Мы ещё не раз с тобой окажемся на той же узкой дороге. Я скажу тебе: «Отойди, я пройду». И ты отойдёшь.… Хотя нет. Знаешь, что? Стой, где хочешь. Вернее стой, где стоишь. Я уже прошла. Теперь уверена, что уже это прошла...