Сегодня дядя мой бесславный
Как пушкиновский занемог,
Он градусник себе поставил
И лучше выдумать не смог.
Хоть уважать себя заставил,
Но был несносен и жесток.
Его пример - другим наука,
Поверьте, не такая скука,
Его болезни описать.
В соплях и кашле задыхаться,
Но заставлять всех пресмыкаться,
И на детишек всласть орать,
Любил мой дядя, он был... дЯДЬ.
Он табуретками кидался,
Микстурами вовсю плевался,
При этом был серьёзен он,
Серьёзней даже, чем Кобзон.
Хотя мой дядя был ужасен,
Но всё же был не так опасен,
Ножа ему никто не дал,
И руки к спинке привязал.
"Умрите, сволочи! Буржуи!
Схватили в плен какого... зря".
Где рифма? Нет её и мата,
Это стишок аристократа.
Он чуть не поперхнулся кляпом,
Но был же кто-то там нарядом.
А если б не было б - то умер,
"Сдох" - слишком грубо, вот и "умер".
Вздохнули б все, наверно, сразу
От облегченья, но зараза.
Дал мужику ещё пожить,
С тех пор наказан сторожить.
И до сих пор ведь сторожит,
Болеет, жизнью дорожит
Богатый дядя, но бесславный,
Зато болеюще забавный.