ПОЛНОЛУНИЕ
Солнце, казалось, стремительно падало в клубящееся варево тяжелых облаков. Тучи, белой пеной вскипающие в вышине, шевелящиеся серо-синими щупальцами во мгле своей толщи, клубились низко над холмами тяжелым, влажным и душным одеялом, надвигаясь с запада. Далеко на закате, в почти полной темноте, угадывались полосы дождя, засевавшие землю чащей толстых водяных нитей. Изредка ветвистые молнии пронизывали толщу облаков, роняя на землю свои яркие корни и озаряя облака иссиня-белыми вспышками. Грома слышно не было, лишь низкий тихий рокот докатывался до холмов, заставляя зверей настороженно остановиться. Надвигалась долгожданная весенняя гроза, первая гроза нового года, пришедшаяся на первое после весеннего равноденствия полнолуние. А прямо над головой безмятежная яркая голубизна была тронута бледными мазками перистых облаков, которые, не подозревая о набегающей буре, беспечно развалились на весеннем небе.
Люди на холме, казалось, тоже не обращали на приближающуюся стихию никакого внимания. Вокруг вершины, плечом к плечу, плотным кольцом стояли тяжело вооруженные легионеры. Несмотря на сочащуюся влагой духоту, разлитую в воздухе с самого утра, ни один из них не снял ни тяжелого шлема, ни нагрудника, не расслабился ни на мгновенье, чтобы опустить тяжелое копье или поставить к ноге огромный прямоугольный щит. Второе кольцо стояло ниже. В нем воины чувствовали себя свободнее. Длинные копья лежали на земле наготове, щиты были поставлены у ног, образуя невысокий – по грудь – частокол, за которым виднелись и отдыхающие легионеры, и пара костров, с котлами, дымящимися ароматным варевом, и разбитый на скорую руку белый походный полог. Время от времени раздавались негромкие команды, и воины, подобрав снаряжение, отправлялись на замену в оцепление. В нижнее – почаще, в верхнее – пореже. К стоящему на вершине холма кресту с распятой на нем неподвижной фигурой, начерченной, казалось, пером на фоне стремительно мрачнеющего неба, не поднимался никто.
На дороге, ведущей из города, показалась облако пыли, ленивой змеей ползущее в сторону отряда. Судя по размерам облака, скакал одинокий всадник, может быть, гонец. В этой местности, где всадники, благодаря клубам пыли, поднимаемой конем, были видны издалека, а приближение войска было заметным вообще за день, незаметными оставались только пешие.
Трое незамеченных путников сейчас находились к востоку за соседним холмом. В длинных плащах, в тяжелых тюрбанах, с большими свертками у ног. Неторопливые точные движения, общение на полувзглядах приметливому взгляду легко выдавали опытных воинов, но смотреть за ними было некому. Оружия видно не было, да и оружие им сейчас не помогло бы, ведь втроем прорваться через оцепление из тяжело вооруженных римлян было попросту невозможно. В этих краях каждый знал, чего стоит римский воин. С детства взращенный в бою, один римлянин в схватке стоил троих, а сотня в открытом бою унесет с собой не меньше тысячи, если в голову кому-то придет мысль ее уничтожить. Поэтому троица просто ждала, пока римляне уйдут. Ждала и надеялась успеть. Следить за отрядом надобности не было, тихий временный лагерь издавал столько шума, что следопыт обошел бы его даже в темноте за два полета стрелы.
Солнце уже упало за набегающие тучи и мрак начал выбираться из теней и расщелин, скрывая, как вода при разливе траву и мелкие камни. Тем временем гонец добрался до оцепления и быстрым шагом прошел к походному пологу. Скоро послышались отрывистые команды, отряд пришел в движение.
Путники поднялись по склону так, чтобы видно было, что происходит за грядой. Несколько человек гасили костры, переворачивали котлы, выливая остатки похлебки прямо на угли. Ездовые отправились за обозными повозками и верховыми конями на другую сторону холма. Нижнее кольцо собиралось в компактную группу. Только верхнее оцепление пока не сдвинулось с места. Гонец вернулся к своей колеснице, а от раскинутого походного полога на вершину в раскачку стал подниматься центурион в сверкающем нагруднике и оплечьях. Шлем он держал наотлет в правой руке, левой придерживал бьющий по бедрам тяжелый короткий меч. Вслед за ним поспешили два воина с копьями.
Мгла сгущалась, и первые порывы ветра в тщетной попытке рассеять скопившуюся за день духоту только подняли пыль на дороге. Путники опасливо покосились на небо, плотнее закутались в плащи. Тучи нависали уже почти над головой, заставляя людей беспокоиться, птиц смолкать, а зверей срочно искать укрытия, чтобы переждать близкое ненастье. Только яркое небо, еще видное на востоке, так, казалось, и не подозревало, что хозяином на земле вот-вот станет вовсе не весна или солнце, а близкая гроза. Налетел резкий ветер, поднимая с земли навстречу грозовым облакам тучи пыли. Ответ не замедлил себя ждать, и первые тяжелые капли насквозь пронзили клубящуюся пыль, оставив на земле глубокие следы. Пыль сдалась почти сразу, прижатая к земле, подоспевшим дождем. Резко похолодало, дождь укрыл почти все вокруг своим мгляным плащом, изредка высвечивая окружающее всполохами молний. Путники перестали прятаться, поднялись до гребня, внимательно следя за копошащимися на противоположном склоне фигурками. Центурия почти в полном составе уже ушла в город, скрылась за завесой дождя. Остались несколько человек с конями у подножия и трое наверху. Их нагрудники уже не рассыпали солнечную капель, прибитые дождем плащи облепили фигуры, сквозь шелест дождя доносился только глухой лязг оружия да негромкое ржание нетерпеливо перебирающих ногами оседланных коней.
Троица наверху повалила крест, склонилась над привязанным человеком. Потом почти бегом спустилась к ожидающим их коням, и последние воины центурии галопом устремились в город, вплетя напоследок в дробь дождя удаляющийся топот копыт. Ударила в соседний холм молния, ослепив путников и оглушив их на мгновенье нестерпимо громким ударом грома.
Путники пришли в себя и бегом спустились со склона. Подниматься в гору оказалось труднее, потоки воды и грязи заставляли ноги скользить даже на ровном месте, камни, такие надежные в сушь, в грязи превратились в ненадежные качающиеся опоры, а сам крутой склон не давал себя одолеть, превратившись в почти неприступный вал. Поэтому дорога наверх заняла минут десять, и, когда троица добралась до вершины, там ждал их только пустой и мокрый крест.
- Опоздали. Мы снова опоздали, – прервал молчание Старший. Каждое его слово казалось то ли последним, то ли вообще единственным. По крайней мере, любой собеседник, услышав его голос, всегда оставался в полном впечатлении, что стал свидетелем чуда.
Младший взялся за тяжелый кованый нож и развернулся спиной к кресту, внимательно оглядывая склон и окрестные холмы. Его голос был значительно выше и чище:
- Не повезло…
- И еще вопрос, кому не повезло больше, - деловито сказал Средний, отдирая с растрескавшегося мокрого дерева креста клочок черной мокрой шерсти. - Весна, и у него началась линька. Сегодня он превратился почти мгновенно. И это после дня на солнце, и, даже не дождавшись луны…
- Боюсь, что на этот раз не повезло нам, – сказал Cтарший, когда из грозового мрака раздался долгий торжествующий вой.
- Надо готовить оружие, римляне с ним так и не справились. Теперь наша очередь.
Средний бросил на землю свертки, начал торопливо разворачивать, открывая дождю дротики, серебряные клинки, короткие луки со стрелами со сверкающими даже в полутьме наконечниками.
- Наша очередь, это точно. Хоть так понимай, хоть так. – усмехнулся Младший, снимая тюрбан с головы и наматывая полосу ткани на шею.
Троица готовилась к схватке. Долгий вой опять разорвал стихающий шелест дождя, и в соседний холм ударила очередная молния.