ОТ МОДЕРНИЗАЦИИ ОБРАЗОВАНИЯ К МОДЕРНИЗАЦИИ СОЗНАНИЯ
Экономический кризис обнажил многие проблемы неэкономической сферы, выявив, что его причины следует искать в иной плоскости. Никитский клуб С. Капицы в числе неэкономических причин кризиса[1] рассматривает оторванность принимаемых властных решений от реалий, кризис идеологии, и полное отсутствие диалога между большим бизнесом и наукой. Другие эксперты говорят о концептуальном кризисе самой гуманитарной науки, состоящем в отсутствии единой методологической теории, общепризнанных современных авторитетов и, как следствие, потери ее социального престижа, а также в преимущественно прикладном характере исследований, подменяющем фундаментальный подход, утрате социальных и морально-этических ориентиров в современном обществе, что неизбежно приводит к кризису гуманитарной сферы.
Курс на модернизацию, заданный ПФИИР, в числе базовых приоритетов справедливо определяет развитие человеческого потенциала страны. Сегодня совершенно ясно, что без формирования интеллектуального общества построение экономики нового типа не только бесперспективно, но и невозможно в принципе. Однажды наша страна уже проходила этот путь – в 20-е годы прошлого века политика индустриализации задавалась целью превращения СССР (а в его составе и Казахстана) из страны, ввозящей машины и оборудование, в страну, производящую их. Помимо собственно индустриализации и коллективизации, она включала культурную революцию - ликвидацию безграмотности, создание национальной системы образования, науки и культуры, формирование интеллигенции, идеологии и нового образа мышления и жизни. Принципиальная разница, на наш взгляд, состоит в том, что тогда ставка делалась на заведомо этатистскую позицию государства. Сейчас, в условиях идеологии рыночной экономики, она по идее должна делаться, прежде всего, на само общество и его потенциал, определяемый критической массой экспертов и лидеров, которые зададут динамику процесса, сумев привнести свои созидательные ценности «в широкие массы». Полагаться целиком только на государство – это ошибочный путь, который уведет нас обратно, в прошлую эпоху.
NB Info
Этатизм – идеология, абсолютизирующая роль государства в развитии общества.
NB Info
Social pact (Общественный договор) – социально-философская теория, объясняющая происхождение гражданского общества, государства, права как результат соглашения с людьми. К необходимости подобного соглашения люди пришли, осознав невозможность обеспечить свои естественные права и безопасность вне государства.
Сегодня принципиально важно выстроить институциональную среду и систему, где каждый участник будет рассматриваться в качестве полноправного и эффективного партнера, и прийти к некому socialpact – основе гражданского общества. В таких условиях модернизация должна превратиться в «управление изменениями» – этот подход, как известно, означает не подстраивание под меняющуюся внешнюю среду, а сознательное управление, нацеленное на перевод индивидов, команд и организаций из текущего состояния в желаемое будущее.[2] Эта установка предопределяет не пассивную, а активную позицию всех институциональных участников. Сейчас мы видим, что логика «включающего» корпоративизма, взятая на вооружение Казахстаном (согласно ей социальная мобилизация должна осуществляться «сверху», путем формирования подконтрольных институтов, которые должны стать рычагом проводимых преобразований и одновременно средством контроля государства над обществом), не оправдывает себя на практике. Думается, что только самоформирование этих институтов «снизу» может дать в наших условиях сколь-нибудь действенный результат.
Между тем анализ текущей ситуации демонстрирует наличие ряда факторов, потенциально угрожающих не только устойчивости системы, но ставящих под вопрос саму возможность ее построения. Это, в первую очередь, проблема дефицита экспертного потенциала почти во всех сферах деятельности в стране. И если данная проблема с той или иной степенью успешности решается в бизнес-секторе благодаря наличию ресурсов и более или менее адекватной конкурентной среде, то в гуманитарной области из-за отсутствия обозначенных предпосылок и слабости консолидирующего фактора она вырисовывается все более остро. Во-вторых, приходится констатировать невысокую социальную активность и экспертов и лидеров в социально-гуманитарной сфере. Примеров успешной самоорганизации очень мало, в количественном выражении меньше, чем аналогичных примеров в бизнесе. Есть основания полагать, что причина кроется не в отсутствии гражданской позиции и безразличии, а скорее в скептицизме и привычке полагаться на патерналистскую позицию государства.
Гуманитарная сфера неоднородна, равно как неоднородно и ее развитие. Согласно общепринятому подходу, к ней относят культуру, искусство, науку, образование, здравоохранение, литературу, молодежную политику, спорт, туризм, СМИ. Даже не вдаваясь в подробный анализ, очевидно, что успешность этих сфер сегодня во многом определяется потенциалом и степенью их коммерциализации, и с этой точки зрения заведомо наличие не только лидеров, но и аутсайдеров. Вместе с тем развитие даже относительно успешных отраслей не приходится трактовать однозначно.
Нужна ли модернизация в гуманитарной сфере? Сегодня большинство экспертов сходится во мнении, что она необходима. Несмотря на то, что в отдельных областях (образовании, здравоохранении) преобразования идут, диктуясь как государством, так и изменяющейся внешней средой, требующей модернизации сферы, к сожалению, результат этих перемен нельзя в полной мере назвать успешным. Другие области (культура, искусство) и вовсе оказались в застойном (или даже застойно-кризисном) состоянии, и перспективы выхода из него вряд ли возможно обрисовать. Между тем модернизация гуманитарной сферы должна строиться не по принципу «не отставать от общего модернизационного тренда», а исходя из предпосылки, что именно эта область человеческих отношений является базовой, определяющей и формирующей индивидуальное и массовое сознание, общественные отношения, идею национального единства.
Негативные тренды последних лет, комплексно оцениваемые как глубинный кризис общества: девальвация общечеловеческих мировоззренческих ценностей (гуманизм, патриотизм, гражданская ответственность, чувство долга, честность), замена их прагматическими ценностными ориентирами (материальное благополучие, личное обогащение и ориентация только на личный успех), снижение уровня общественной нравственности и этических норм поведения человека в обществе, ставшие причинами беспрецедентного развития коррупции и преступности, падения норм профессиональной компетенции, равнодушия и апатии, упадок образованности и духовного развития, – все это и многое другое ассоциируется со сферой гуманитарных отношений. Именно она должна предложить обществу лекарство от этих болезней, по крайней мере, таковы ожидания общества.
Что означает модернизация применительно к гуманитарной среде? Сегодня практически по каждому элементу гуманитарной сферы (культура, образование, здравоохранение) разработаны и внедряются те или иные государственные программы, направленные как раз на модернизацию и развитие. Вопрос в том, как они взаимоувязаны между собой и насколько эффективна их реализация. Проблема во многом кроется именно в отсутствии системного подхода к преобразованиям, без чего немыслимо ожидать синергетического эффекта реформ. Другой отправной точкой является формальный подход к преобразованиям, когда содержание реформ во многом не соответствует заявленной форме, в результате чего все начинания лишь подгоняются под прокрустово ложе неких с той же степенью формализма разработанных требований. К сожалению, на практике это часто приводит к тупиковому результату, загоняющему ситуацию еще больше вглубь, но позволяющему внешне поддерживать видимость статус-кво или даже позитивной динамики. В этой связи назрела необходимость общественной экспертизы проводимой модернизации гуманитарной сферы и выявления ее соответствия реальным потребностям развития общества. Здесь важно проявление общественной активности конструктивного характера, нацеленной на эффективный диалог с полисимейкерами и другими участниками институциональной среды в части совершенствования проводимых реформ либо их полного пересмотра.
Анализируя ситуацию в социогуманитарной сфере, мы приходим к выводу, что модернизацию целесообразно начинать с системы образования, как основы, начала начал и одновременно расхожего места всех процессов и явлений. Тревожные тренды нашего общества, с одной стороны, идут из сферы образования (т.е. являются следствием), с другой – сами определяют формирование системы (т.е. выступают причиной). Попробуем проанализировать ситуацию.
Сказания мудрых
Уровень образования в СССР, как среднего, так и высшего, традиционно принято считать высоким, что в целом оправдано ввиду значительного развития науки (по крайней мере, отдельных ее областей), огромных субсидий, как в денежной, так и в неденежной форме, направлявшихся в эту сферу, доступности образования и ряда других факторов. Безусловно, ей были присущи и недостатки, к числу которых, отдельные эксперты относят, например, крен в сторону фундаментальных знаний при относительном игнорировании прикладного аспекта. Однако в целом уровень развития советской системы образования и науки справедливо оценивается как высокий. На этом фоне особенно странно выглядят стремительный спад показателей и беспрецедентная девальвация образования, имевшие место после распада Союза. В этот период страна оказалась перед выбором модели трансформации образования, что, в первую очередь, означало решение принципиального вопроса – сохранять традиционную систему приоритетного государственного финансирования этой сферы либо переходить на рыночную модель, снижая государственное и развивая рычаги коммерческого финансирования. Казахстан выбрал преимущественно второй путь, во многом предопределив этим дальнейшую траекторию развития.
Вообще, вопрос финансирования системы образования весьма неоднозначен и по форме, и по содержанию. На сегодняшний день ни одна страна в мире не имеет чисто рыночной или нерыночной модели, поскольку образование, имея, с одной стороны, колоссальный потенциал коммерциализации, с другой, традиционно относится к числу «общественных благ», которые, как известно, финансируются государством. Одни страны приняли на вооружение преимущественно рыночную модель – наиболее показательны здесь опыт США и вообще англосаксонская модель, сделавшая ставку на коммерческий потенциал (в первую очередь это касается высшего образования). Другие – например, Старый Свет – придерживаются патерналистской позиции в отношении финансирования сферы образования. Кстати, в этом смысле соперничество двух моделей представляет интерес: обнаружив, что традиционная европейская система образования с бэкграундом в форме вековой истории и лидирующей научной школы стала проигрывать молодому, но динамично развивающемуся образовательному продукту США, европейские мастодонты приняли решительные меры, оформившиеся в ряд документов и процессов, которые вошли в историю как Болонский процесс. Безусловно, причины Болонского процесса лежат глубже проблемы финансирования и касаются, главным образом, объективной необходимости сближения и унификации, но, как нам кажется, вопросы финансирования, ведущие к извечному спору о коммерческой целесообразности, играют здесь не последнюю роль.
NB Info
Болонский процесс – процесс сближения и гармонизации систем образования стран Европы в рамках Болонского соглашения с целью создания единого европейского пространства высшего образования.
Если не вдаваться в детали локальных особенностей, можно четко проследить общемировую динамику процесса, которая характеризуется следующим. Рыночный механизм хозяйствования предопределил стремительное развитие тех сфер образования, которые имеют коммерческий потенциал – бизнес-образования, технического и технологического, медицинского, прикладных наук (таких как социология и демография, например). Другие же сферы, оказавшись несколько не у дел (фундаментальная наука, среднее образование), были взяты под крыло государственного попечения. Вместе с тем делается большой акцент на интеграцию системы образования с другими сферами – так, на Западе не теряют актуальности вопросы взаимодействия образования и науки с бизнес-средой, местными сообществами, госсектором экономики. Эти тенденции предсказуемы и оправданны, принимая во внимание вызовы последних десятилетий, – глобализацию, стремительный технический и технологический прогресс, растущую конкуренцию на рынках (в том числе на рынке труда).
Наши ссылки на мировой опыт неслучайны – выбирать свой путь развития логично, исходя из глубокого и всестороннего анализа опыта других стран. В этом смысле анализ постсоветского развития системы образования Казахстана демонстрирует, что изначально была установка на рыночный вариант, однако в последнее время государство, судя по всему, постепенно разворачивается в сторону увеличения государственного финансирования и государственного контроля системы образования.
Наш айсберг тает…
Казахстан, выбирая траекторию реформирования, взял курс на вестернизацию, что означало формирование рынка образовательных услуг, смену модели финансирования, ориентированность на западные образовательные стандарты. Окончательное оформление эти реформы получили со вступлением в Болонский процесс и принятием тем самым всех принципов европейской образовательной системы. Было бы однако очень узко оценивать модернизацию только с точки зрения выбора модели финансирования и наполнения образовательного контента. Любая модернизация, прежде всего, должна иметь в своей основе целостную концепцию, некий единый подход и парадигму, иначе отдельные предпринимаемые действия не приведут к задуманному результату, какими бы эффективными они не были. Осуществлять отдельные реформы, не предлагая четкой парадигмы, означает не видеть леса за деревьями. Именно этим, на наш взгляд, обусловлены те негативные последствия, которые мы получили в результате позитивных перемен. Остановимся на них детальнее.
Пожалуй, каждый эксперт, оценивающий систему образования и науки в Казахстане, отметит в первую очередь слабость базового элемента этой связки – науки. Как ни печально констатировать сей факт, но он остается фактом – развитие национальной науки не просто не дотягивает до мировых стандартов, во многих областях науки нет в принципе. А если нет науки, то говорить о динамичном развитии образования напрочь лишено смысла, поскольку именно наука в этой связке определяет содержание. Однако наука, в первую очередь прикладная, никогда не развивалась искусственно: будучи локомотивом преобразований в производстве, с одной стороны, она, с другой, является ни чем иным как результатом этого развития. Простой экскурс в историю становления науки в Казахстане дает наглядную картину – зародившись в начале ХХ века, она явилась ответом на запросы производства: первоначально развивались такие области научного знания, как ветеринария, зоология, биология, экономика сельского хозяйства (поскольку Казахстан был преимущественно аграрной страной). Позднее по мере развития промышленности стали прогрессировать сферы науки, ориентированные на индустриальные нужды. Вывод простой – никакая господдержка не сможет простимулировать научные области, не востребованные экономикой. В Казахстане, являющемся сырьевым государством, ориентированным на экспорт природных ресурсов, вряд ли возможно развитие высокотехнологичных научных знаний. Страны, известные сегодня как «азиатские тигры», осознав несколько десятилетий назад ту же проблему, нашли выход – импорт научного знания и трансферт технологий. Тот же путь, но чуть раньше, прошли Япония и Израиль. Опыт этих стран наглядно демонстрирует – только перенимая и впитывая знания, произведенные другими, можно надеяться в перспективе на зарождение собственного научного знания. И тогда, возможно, наука возьмет на себя роль локомотива экономики, не подстраиваясь под нужды рынка, а диктуя и определяя их.
Другой больной вопрос казахстанской системы образования – общее падение квалификации работников данной сферы и расцвет коррупции в учреждениях образования. Отбросив пока морально-этический фактор, попробуем разобраться в экономических механизмах столь губительного по последствиям явления. На наш взгляд, причины лежат в отсутствии конкурентной среды. Теоретически разрушить коррупционную среду в рамках, например, одного учебного заведения усилием воли его руководства возможно. Более того, руководство, как правило, осознает сложившуюся ситуацию и вряд ли оценивает ее положительно. Почему же тогда ничего не делается для ее изменения? Ответ простой – если в отдельно взятом вузе вдруг не станет коррупции, а преподаватели начнут предъявлять ко всем студентам одинаково высокие профессиональные требования, то поток учащихся в этот вуз прекратится, а значит, деятельность его перестанет быть рентабельной. Увы, в сложившейся среде, когда учебные заведения предлагают примерно одинаковые по наполнению и качеству образовательные услуги по относительно невысокой цене, конкурентоспособность вуза с точки зрения покупателей этих услуг определяется совершенно другими факторами. Развитые страны нашли возможность предотвратить подобные угрозы: они создали систему, в которой одни университеты предлагают очень востребованные рынком и, соответственно, дорогие образовательные услуги для элиты, а другие целиком и полностью финансируются государством, дающим возможность развиваться без рисков и угроз и предлагать не менее качественное массовое образование. Морально-этический аспект, безусловно, тоже немаловажен (а скорее, наиболее важен), но можно ли обвинять в падении морального облика граждан, которые фактически со школьной скамьи попадают в среду, где коррупция оказывается повсеместным явлением? Получается замкнутый круг, разорвать который возможно только коренной перестройкой всей системы и каждого ее элемента в отдельности.
Массовость образования, его низкое качество, на практике означающее несоответствие профессиональным требованиям, и вымывание духовно-нравственной составляющей, – это две стороны одной медали. В СССР образование было доступным, но не массовым. Здесь следует уточнить, что доступность образования определялась не его денежным эквивалентом, а пригодностью получателя образовательных услуг к освоению этих услуг. Кроме того, люди, не получившие высшего образования, тем не менее имели шанс не остаться не у дел, поскольку могли получить хорошее образование более низкого порядка, обусловленное теми или иными их способностями, и найти ему применение в хозяйственной жизни страны. Конечно, это объяснялось самой структурой командной экономики, при которой априори не было безработицы, а имманентно присущая ей уравниловка обеспечивала примерно одинаковый уровень жизни как белым воротничкам, так и синим. Но если посмотреть на экономику развитых стран, то и здесь (хотя и с гораздо более болезненными социальными последствиями, объективно являющимися расплатой за рыночную эффективность) рынок труда берет на себя функцию регулятора процессов перераспределения рабочей силы по секторам экономики. В этих условиях заведомо исключено возникновение ситуации, когда все поголовно спешат за заветным дипломом о высшем образовании, хотя в этих странах образование, как правило, обеспечивает отдачу. Согласно отдельным исследованиям, в условиях казахстанской экономики отдачи от образования практически нет, что, согласно логике экономической теории, означает, что стимулы для инвестиций в образование, по крайней мере на уровне принятия решений отдельных экономических субъектов, выражены слабо. По всей видимости, учитывая постоянный рост числа людей, получающих высшее образование, диплом служит лишь «пропуском» на рабочее место, не обязательно обеспечивая при этом адекватный уровень дохода и тем более – адекватный уровень знаний. Таким образом, постсоветская система образования следует так называемой теории фильтра, согласно которой задача системы образования – не передача знаний и навыков, а проверка способностей обучаемых, существовавших до и помимо обучения. Поэтому наличие высшего образования только подтверждает определенный уровень потенциальной продуктивности и фактически служит «пропуском» на рабочие места. Опасность такого механизма отбора ясна – рациональное поведение на индивидуальном уровне может приводить к иррациональным последствиям на уровне общества. Если высшее образование становится почти всеобщим, то как сигнал оно теряет свою информационную ценность. Это приводит к «дипломомании» – саморазвивающемуся процессу, ведущему к глубоким структурным диспропорциям и дальнейшему обесцениванию образования.
Причина наблюдаемой у нас неравномерной динамики таких показателей, как количество дошкольных, школьных учреждений, колледжей и вузов в части перевеса их в сторону заведений высшего образования и, соответственно, снижения его качества, кроется далеко не только в государственной образовательной политике. Речь идет и о перекосах на рынке образовательных услуг, в свою очередь вызванных перекосами на рынке труда, а точнее, отсутствием цивилизованного рынка труда. Проблема существующей системы образования отчасти состоит в фундаментальном дисбалансе спроса и предложения на стихийно регулируемом рынке, что приводит к негативным тенденциям – таким как, например, привлечение иностранной рабочей силы вследствие острого дефицита национальных кадров одних категорий при явном перепроизводстве других. Поэтому увеличение числа вузов, предлагающих «престижные» специальности, закономерно – это естественный ответ отправленных в свободное рыночное плавание вузов на спрос населения на образовательные услуги. С другой стороны, наличие множества лазеек в государственной регулирующей системе порождает возможность так или иначе решить вопрос нехватки поставщиков данных услуг, тогда как способность (точнее, неспособность) обеспечить их качественный уровень остается на заднем плане. В результате мы имеем множество вузов, предлагающих доступные по цене образовательные услуги соответствующего качества. Таким образом, задача видится не столько в работе с вузами как поставщиками образовательных услуг, сколько в изменении парадигмы на рынке труда, изменении отношения к спросу на знания, прежде всего, со стороны работодателей, определяющих этот спрос.
Подытоживая, отметим, что сейчас казахстанское образование оказалось в ситуации, когда прежние административные рычаги в силу перехода в иную формацию общественных отношений оказались неэффективны, а новых – присущих рыночной парадигме – так и не создано. Более того, приходится констатировать, что они не могут быть созданы, пока не сложится диверсифицированная рыночная экономика с присущей ей конкурентной средой, рыночным механизмом и внятным государственным регулированием. Образование – не что иное, как индикатор, отражающий все негативные явления, процессы и перекосы, существующие в экономике и в обществе. Другой важный вывод – вытащить образование из системного кризиса невозможно усилиями только одного элемента системы – государственной политики, необходимо, прежде всего, создание институциональной среды и формирование партнерских отношений между всеми его участниками. Предлагая давно отработанную на Западе европейскую образовательную модель, государство в лице Министерства образования и науки всего лишь предлагает форму, а наполнение этой формы содержанием – задача, объективно стоящая главным образом перед всеми участниками системы: вузами, школами и другими учреждениями образования. И как показывает практика, именно здесь мы имеем огромный пробел.
Объединять и направлять
Вестернизация видится нами как единственно возможный путь модернизации системы образования, в этом смысле государство выбрало правильное направление. Мы пока ни интеллектуально, ни духовно не дозрели до поиска своего «национального пути», а раз этого нет, то следует изучить и насадить те принципы, которые успешно работают в других странах. Важно, что они должны быть не просто навязаны, они должны быть осмысленно использованы, общество должно понять суть и проникнуться идеей. В противном случае, любые реформы будут носить сугубо формальный характер. В этом смысле мы целиком поддерживаем такие правительственные инициативы как Фонд «Болашак» (позволяющий казахстанцам не только получить западное образование, но и проникнуться сутью социальной жизни этих стран), а также развитие на нашем пространстве вузов и школ, строящихся по западным стандартам с системным привлечением иностранных специалистов. Как показывает практика, именно такие вузы стали наиболее конкурентоспособными и именно на них можно возлагать надежды на построение на образовательном пространстве страны новой концептуальной поведенческой модели, отвечающей мировым стандартам.
Необходимо продуктивное взаимодействие. Сегодня оно представляет собой однонаправленную пассивную модель, вместо которой нужно создать форму многосубъектного многостороннего взаимодействия:
Для этого субъекты должны получить институциональное оформление и сознательно принять на себя активную роль. Это сложный процесс и, вероятно, наиболее значительную сложность здесь вызовет сопротивление участников, не привыкших к активной роли и сопряженной с ней ответственности. Построение институциональной структуры необходимо изначально связывать с идеей общественного договора – каждый участник должен осознавать прямую причастность к общему делу и осуществлять согласно этому свой вклад. Только так мы сможем построить общество, в котором принимаемые решения и действия станут результатом совместного солидарного интеллектуального труда.
Сейчас такие связи между участниками есть, но они неструктурированы и не увязаны между собой, и, как правило, опять же обусловлены диктуемыми сверху задачами. Рассмотрим это на примере бизнеса. Бизнес причастен к системе образования с двух позиций: во-первых, как потенциальный работодатель (но эта роль весьма формальна, скорее «для галочки», по вине самого бизнеса или вузов, – в данном случае не суть важно), во-вторых, как участник системы социальной ответственности - известно, что сегодня все крупные компании осуществляют инвестиции в человеческий капитал (насколько эффективно это делается, также не беремся оценивать в рамках данного материала). Однако думается, что вместо того чтобы на деньги компании обучить двух сотрудников в зарубежном вузе, целесообразнее инвестировать в проекты, направленные на совершенствование национальной системы образования, что даст в перспективе большую отдачу. В развитых странах крупные компании инвестируют от 3 до 5% своего годового оборота в образование, причем немалые средства направляются непосредственно в бюджеты университетов. Даже Россия в этом плане в сравнении с Казахстаном шагнула далеко вперед – в 2010 году был обнародован первый национальный рейтинг бизнес-партнеров вузов, согласно результатам которого каждый российский вуз за год получил по всем направлениям сотрудничества с бизнесом в среднем 122 млн рублей. Партнеры российских университетов инвестируют значительные средства непосредственно в образование, науку и инновации, поддержку талантливой молодежи и другие проекты. В Казахстане в настоящее время разрабатывается, а некоторыми вузами применяется механизм эндаумент-фондов, но показатели пока далеки от международных стандартов. В этом контексте немаловажная проблема заключается и в том, как заинтересовать бизнес не только «откупаться деньгами», но и вкладывать в развитие национальной системы образования силы и душу, измеряемыми затраченным временем и энергией. Для этого должны быть созданы эффективные механизмы и рычаги мотивации, и инициированы проекты с реальной отдачей, которая была бы ясна для всех.
Образование не будет развиваться, являясь закрытой системой, она, как никакая другая, должна быть открыта внешней подпитке и экспертизе. Иллюстрирующих эту истину примеров в истории немало, наиболее яркий – опыт Чили, которая в 90-е годы ХХ века впервые добилась прорыва в развитии благодаря масштабной акции, инициированной гражданским обществом и направленной на повышение качества человеческого потенциала через образование. В стране был создан Национальный совет по преодолению бедности, куда вошли представители предпринимательских кругов и профсоюзов, ученые, деятели церкви и различных фондов, провозгласивший своим приоритетом развитие системы образования. В результате только бюджетные расходы, выделяемые на образование, выросли в 1995 году на 12%, в 1996-м – на 16%, не говоря уже о росте других показателей, в совокупности способствовавших прорыву страны на фоне соседних латиноамериканских государств.
Сегодня все представители широкой общественности созрели для осознания своей причастности и ответственности за то, что происходит в стране, будущее которой формируется на школьной скамье и в аудиториях университетов и колледжей. Все мы, так или иначе, являемся стейкхолдерами, способными вложить свой посильный вклад в «эндаумент-фонд» для модернизации национальной системы образования – только так мы сможем преодолеть колоссальный разрыв, отдаляющий нас от развитого мира. Еще Сократ говорил, что воспитание — дело трудное, и улучшение его условий — одна из священных обязанностей каждого человека, ибо нет ничего более важного, как образование самого себя и своих ближних.
© National Business №12 (82) 2010
[1] Применительно к России, что, полагаем, с той или иной степенью поправки достоверно и для Казахстана.
[2] Jeff Hiat «The definition and history of change management»