Собственно, здесь только несколько строчек и стих мой. Самой миниатюра очень понравилась, прочитав ее, удивилась романтичности образов. Не ожидала такого от человека, приговаривавшего: "Вам не хватает здоровой доли цинизма..."
…Они стояли тут всегда. Сколько я себя помнил. И всю свою и мою жизнь они были такими: полуразрушенными, обветшалыми, запустевшими.
Никто не знал, откуда взялись эти два Дома; ни в каких архивах их не было, а старожилы при расспросах отделывались невнятным «ну, стоят себе и пусть стоят».
Впрочем, это никого и не интересовало. Хотя, если задуматься, ничего подобного у нас никогда не строили. Огромные Дома, нечто среднее между афинским храмом, православной церковью и средневековым замком средней величины, с парадным входом, украшенным мраморными колоннами, большим центральным помещением покрытым непонятными уже фресками, множеством небольших комнат по бокам и наверху, с ведущими к ним винтовыми лестницами, и двускатной крышей с барельефным фронтоном.Безусловно, люди, построившие их, должны были выделяться собой или своими целями, ради которых затевалась эта стройка, однако история умалчивала об этом. Да и в настоящем эти Дома не имели ценности ни для горожан, ни для администрации города. Археологи не суетились, власти не защищали, даже туристы не заходили сюда. Дома одиноко стояли в степи, достаточно далеко от города, в паре километров от трассы.
Никто не мог сказать точно, сколько им лет, но по внешнему виду было ясно, что этот возраст измеряется веками: обветренный фасад Домов подернулся сеткой морщин, изумрудные прожилки мха покрывали покореженные стены, кое-где виднелись шрамы от ударов молнии. Эта ветхость, впрочем, тоже была не так проста: за то время, что я приходил сюда, ни один, даже самый крохотный, камушек не упал, и ни одной новой трещинки не появилось. Казалось, будто в жизни этих непоколебимых Домов однажды произошло нечто, не позволившее им быть новенькими и целыми, и с тех пор их уже не могло тронуть ничто.
Было в их внешнем виде еще кое-что иррациональное. Внутри они были больше, чем снаружи. Несмотря на их достаточно большие размеры, каждый поражался, заходя внутрь. Огромные центральные залы, множество верхних комнат – все это занимало больше пространства, чем было видно снаружи. По внутренним помещениям можно было ходить часами. Все попытки измерить размеры «снаружи» и «внутри» ни к чему не привели, даже подсчитать количество оконных проемов не удавалось, не сбившись на седьмом-восьмом десятке.
Впрочем, как я уже говорил, нас это не особо интересовало. Мы просто приходили сюда и были тут. И все.
…а «мы» - это кто?
Хотя Дома не были обитаемыми, сюда нередко приходили люди. Люди это были одни и те же, так что со временем вокруг Домов сформировалось некое общество. Между собой мы называли это «пойти к двум друзьям» - так прозвали Дома их посетители.
Здесь были тихие неформалы всех мастей, которые приходили сюда из-за необычности места, они всегда были спокойны, уважали остальных. И Дома тоже.
Здесь часто появлялся чудаковатый старик в очках, с вечно взлохмаченными седыми волосами; он был архитектором, постоянно осматривал стены, проемы, фундаменты, и часто повторял, что у Домов есть душа. Именно так, одна.
С этим никто и не спорил.
Сюда часто приходила моя бывшая одногруппница; подзаработав денег, она решила занять одну из верхних комнат. Выбрав комнату шестиметровой высоты, площадью в две-три обычных квартиры, новоиспеченная хозяйка вознамерилась соорудить под потолком стеклянный аквариум, тесный и без воды, но с полной обстановкой для жизни. Из-за пространственных аномалий шум рабочих никому не мешал; иногда мы не видели их неделями, хотя работа продолжалась. Дома никак не реагировали на это вмешательство, как бы принимая всех под свой кажущийся одновременно ветхим и вечным кров.
Я приходил сюда по своей причине.
Дома были построены таким образом, что стояли на небольших возвышениях парадными входами друг к другу, образуя некий двор, в который выходили два огромных каменных крыльца, каждое высотой в несколько метров. В задней стене одного из Домов был большой пролом, дверей в по-церковному высоких, в три человеческих роста дверных проемах не было, и сев на крыльцо одного Дома, можно было видеть второй Дом и бескрайний пейзаж за ним одновременно. Этот вид действовал на меня гипнотически: я расслаблялся, полностью уходил в себя и нередко терял счет времени. Главное, это был не просто некий транс, в котором, как говорят буддисты, «не чувствуешь ни радости, ни печали», это было бескрайнее и необыкновенное счастье, которого в своей повседневной жизни я не испытывал никогда.
Для странствующего в раздумьях взгляда второй Дом казался вратами в нечто светлое и доброе.
Однажды она тоже пришла сюда. Наверное, ей стало интересно, где я пропадаю вечерами. Присела на ступеньки чуть повыше меня, положила рядом сумку, посмотрела вдаль и… застыла. Я понял, что она тоже почувствовала это.
Я знал, что она меня поймет.
***
…Все произошло внезапно.
Я сидел в главном зале одного из Домов и наблюдал за стариком архитектором, который внимательно осматривал пол, выложенный камнем, и, как обычно, что-то рассказывал о тамплиерах и масонской кладке. Вдруг я увидел небольшую, но быстро разраставшуюся трещину, которая появилась в полу и за считанные секунды кольцом разделила Дом на две части. Никто даже не успел испугаться, когда эти части начали расходиться в стороны. Все тут же начали выбегать из Дома, лишь я стоял, завороженно глядя на расходившийся потолок. Почему это случилось? Был ли кто-то из нас виноват в этом? Что связывало эти Дома? Вопросы пригвоздили меня к месту, и как только до меня начал доходить ответ на все сразу, как волна потолочных камней сделала то же самое физически…
…я не знаю, сколько времени прошло, но когда мне помогли выбраться, вокруг царила голливудская суматоха: скорые, мигалки, чьи-то родственники. Как ни странно, я остался совершенно цел, стоило подумать об остальных. Но как только я выпрямился, люди перестали меня волновать.
Второй Дом исчез.
Совсем.
Полностью.
Он не остался стоять, не разрушился и даже не сдвинулся в сторону. Он просто пропал, растворился в воздухе. На том месте, где он стоял, теперь находился такой же пустырь, как и окружавшая нас степь.
И тут мысль, которая начала появляться там, в Доме, окончательно вспыхнула в моей голове, и все кусочки мозаики сложились воедино.
Эти Дома не были друзьями.
Они любили друг друга.
Так же, как любят люди, доживающие свой век вместе: без пожирающих страстей, без ревности и измен, не обращая внимания на остальных. Именно у них, любивших искренне и безотчетно, была одна душа на двоих. Именно любовь была той призмой, через которую преломлялся мой взгляд, заставляя видеть в этом мире светлое и прекрасное. Именно любовь заставила одного уйти вслед за другим (другой?) в никуда. А маленькая трещина в камне была испытанием, без которого любовь невозможно отличить от игры в любовь.
Золотистой росою забрезжит рассвет,
Бархат мрака кисейным сменяя,
Переливами зорь умывается степь,
А Душа… Души – благостью рая.
Упоительны взоры небесной пери,
Внемлет дева скорбящим мотивам,
Перевиты в них звон колокольный и клик
Верных вере и дням муэдзинов.
Умилителен сон на развалинах стен,
Свежих памятью, вящей в молчании,
О любви без укоров, без крика измен
Без игривой греховности спален.
Берегите любовь от смеха страстей.
Плачешь? Плачь, пусть слезы отчаянья
Белой искоркой снова вольются в ручей,
Очищающий души страданьем.
Там, где лица уродуют трещины в сеть –
След от старых обид, неурядиц, -
Там слепит красотою божественный свет,
Души в райскую сень приглашая.