Yvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
0
02:02, 19 февраля 2011

Самый страшный эксперимент

«Извините, пожалуйста, вы не уступите мне место?» — этот невинный вопрос являлся кульминацией исследования, которое проводила в московском метро группа молодых психологов. Они хотели понять, что такое социальная норма и насколько сложно ее нарушить. Эксперимент показал, что две трети граждан готовы выполнить просьбу незнакомого человека, даже если она ничем не мотивирована.

17 февраля 2011, №06 (184)
размер текста: aaa

Нет, не сейчас… Может, вечером. Или лучше — завтра. В конце концов, я вообще не обязан это делать. Я журналист, а не психолог. Мне положено интервью брать, а не самому эксперименты проводить. Я не хочу, я боюсь…

Но надо. Иначе как-то неприлично. Психологи, в том числе студенты, проделывали это сотни раз. Чем я хуже?! Да и бояться тут нечего. Это не чеченская война. Это Москва, вагон метро. Со мной ничего страшного не случится. Просто подойду и произнесу эту фразу из инструкции: «Извините, вы не уступите мне место?» Только и всего. Но…

Не могу… Что-то меня останавливает. Я здоровый мужчина средних лет. У меня ничего не болит. Я не могу просить уступить. Так нельзя. Я чувствую, что совершаю нечто недозволенное, неприличное. Это как снять штаны посреди улицы. Но ведь это же не просто так, это ради науки.

Нужно только подойти и сказать. Сейчас я войду в вагон и сделаю это.

«Адреналин подстегивал нас»

«Экспериментатор и наблюдатель заходят в вагон через разные двери».

«В вагоне все места должны быть заняты. Если хотя бы одно место свободно, эксперимент не проводится».

«В переполненном вагоне работать не следует: лучше смените линию».

«Не следует выбирать бомжей, пьяных, инвалидов, детей, явно больных, пассажиров с детьми, беременных, тех, кто спит, разговаривает по телефону».

«Попросить пассажира уступить место надо не затягивая время (но и не сразу же после входа в вагон). Лучше это сделать, когда поезд только разгоняется».

«Если место уступили, экспериментатор садится и сидит ровно 10 секунд. Затем встает, говорит так, чтобы слышали и соседи: “Извините, пожалуйста, это был научный эксперимент” (очень важно не забыть произнести слово “научный”, поскольку бытует мнение, что эксперимент — это хохма или прикол), и предлагает пассажиру снова сесть на свое место».

Это фрагменты инструкции, которую раздавали добровольцам. Главная задача — подойти к незнакомому человеку и попросить уступить место. Действие это кажется простым только на первый взгляд.

Все мои попытки проделать этот нехит­рый трюк оканчивались неудачей. Всякий раз я решал для себя: «Вот сейчас подойду и попрошу» — но кто-то незримый зажи-мал мне рот и привинчивал ноги к полу вагона.

— Скажите, а вам не было страшно? — этот вопрос я задаю Татьяне Аль-Батал, выпускнице факультета психологии Государственного академического университета гуманитарных наук (этот небольшой вуз создали «под себя» несколько институтов РАН — философии, социологии, психологии, истории). Для Татьяны эксперимент в метро стал основой дипломной работы.

— Если честно… было! Но адреналин подстегивал, придавал сил. К тому же мы работали парами: экспериментатор и наблюдатель. Это как-то успокаивает. Но все-таки страшновато. Особенно вначале.

Вопрос о страхе кажется мне не совсем научным. Даже как-то неудобно. Но, с другой стороны, ощущения, возникающие при нарушении социальных норм, — это ведь тоже часть науки.

— Вы помните, как в первый раз попросили уступить место?

— Конечно! Это был молодой человек, лет тридцати пяти, высокий. Он сделал это без лишних вопросов, как нечто само собой разумеющееся. Встал и отвернулся. Я села на его место — сразу захотелось достать книжку, чтобы закрыться.

Почему нельзя петь в автобусе

Подошел, спросил, записал впечатления. Спрашивается, где же здесь наука? Но для социального психолога метро или автобус — это то же самое, что ускоритель для физика-ядерщика. Частицы человеческого общества здесь собираются в пучки, разгоняются, сталкиваются, расщепляются. Ученые, работающие на Большом адронном коллайдере, любят повторять, что для понимания материи ее нужно как следует раздолбать, подобно тому как ребенок, познающий мир, расшибает о стену свой пластмассовый грузовичок. Аналогично гуманитарии поступают с общественными нормами. Чтобы их понять, надо их нарушить.

Вся наша жизнь нашпигована этими нормами. Их тысячи, миллионы. Президента избирать больше чем на два срока — незаконно, а ковыряться в носу на публике — неприлично. Этот багаж человечество нарабатывало с каменного века. Правила дорожного движения, законы уличной торговли, санитарные нормативы, должностные инструкции — все они относительно четко прописаны. Указаны и наказания. За одно — штраф, за другое — от года до трех, за третье — увольнение. Но это все нормы формальные. А бывают еще и неформальные.

Социолог Гарольд Гарфинкель писал: «Если у Канта нравственный закон “внутри нас” вызывал мистическое благоговение, то для социологии нравственный закон “вне нас” является технической задачей». Звучит вдохновляюще.

Нет такого писаного закона, который бы гласил, что на перекрестке, после того как зажегся зеленый свет, нужно как можно быстрее жать на газ. Однако нарушителя ждет санкция — злобные гудки автомобилистов сзади.

Но правила поведения на перекрестке мы хоть можем сформулировать и рассказать другим, а бывают такие нормы, которые вообще незаметны до тех пор, пока кто-нибудь их не нарушит. Можно ли, к примеру, петь в автобусе? Или попросить случайного прохожего зашнуровать вам ботинки? Или, скажем, подарить другу на день рождения десять пачек стирального порошка?

Ответ однозначный: нельзя. Почему? Просто нельзя, не принято. Это противоречит стандартным сценариям поведения в очевидных ситуациях: «салон автобуса», «просьба, обращенная к прохожему», «подарок». Но что же случится, если попробовать нарушить какое-нибудь из этих правил?

Между театром и наукой

ьБыл такой социальный психолог — Стэнли Милгрэм, которому удавалось очень убедительно препарировать отношения между людьми. На его эксперименты ссылаются все кому не лень, они встали почти в один ряд с библейскими притчами.

Самый драматичный из них — эксперимент с током. Обычным гражданам безо всяких психических патологий предлагали поучаст­вовать в исследовании механизмов памяти. Для этого нужно было наносить удары током другому добровольцу-испытуемому. Сначала напарник кричал, что ему больно. Потом — что у него плохо с сердцем. А затем просто замолкал, не подавая признаков жизни.

Почти две трети участников эксперимента дошли до последнего рубильника. Они, конечно, протестовали, но солидный ученый в белом халате все время говорил им: «Вы должны продолжать. У вас нет выбора. Вся ответственность лежит на мне». И они снова и снова врубали электричество.

Конечно, все это было подстроено: никаких ударов током не было, вопли воспроизводил магнитофон, а роль жертвы играл какой-нибудь младший научный сотрудник. Но эксперимент очень ясно демонстрировал, как легко склонить человека к нарушению нормы «не убий».

Результат страшный, но уж больно ситуация искусственная. Впрочем, Милгрэм провел немало опытов, вписывающихся в схемы самого что ни на есть повседневного поведения.

В конце 1970-х он читал в университете курс социальной психологии. На одном из занятий речь зашла о неформальных нормах, и чтобы студенты лучше поняли, что это такое, Милгрэм предложил им взять и нарушить, к примеру, какие-нибудь правила поведения в общественном транспорте. «Одно из них базируется на принципе “кто успел, тот и сел”. Другое предписывает воздерживаться от разговоров друг с другом», — писал позднее психолог.

Профессор предложил пренебречь обеими этими нормами: «Итак, вы подходите к незнакомому пассажиру нью-йоркской подземки и просто просите уступить место. Ну, кто готов?» Студенты отреагировали смехом, в котором чувствовалась легкая нервозность. Начались объяснения: мол, никто просто так место не уступит, нужно как минимум выглядеть больным и чахлым, а мы все здоровые и розовощекие. Никто не соглашался участвовать в эксперименте. Страх нарушить неформальную норму оказался сильнее дискомфорта, связанного с невыполнением задания профессора.

Но потом нашелся-таки герой, который взялся реализовать идею Милгрэма: это был студент Аира Гудмен. Вместе с напарником он отправился в метро. И вскоре по университету поползли слухи: «Они встают! Они встают!» Оказалось, что большинство пассажиров молча уступали место, не выражая никакого протеста.

Постепенно данных накопилось столько, что можно было проводить их статистическую обработку. 56% пассажиров уступали свое место в ответ на ничем не мотивированную просьбу — это усредненный результат, куда попали даже такие вопиющие ситуации, когда здоровый, бодрый юноша просил уступить место пожилую женщину.

Как честный преподаватель, Милгрэм решил сам поучаствовать в эксперименте. Позднее он рассказал об этом журналу Psychology Today: «Меня охватил совершеннейший безотчетный ужас. Но человек тут же поднялся. И здесь меня поджидал второй удар. Сев, я ощутил острую необходимость оправдать эту просьбу своим пове­дением. Я почувствовал, что бледнею, и скорчился так, что едва не уперся лбом в колени».

Когда Милгрэм заставлял испытуемых наносить удары током, они примерно так же бледнели и нервничали. Выходит, такая фундаментальная норма, как «нельзя истязать невинного человека», стоит не так уж далеко от бытового «нельзя просить уступить место, если у тебя нет для этого веских оснований».

Москва — Нью-Йорк

В 1984 году Милгрэм умер от сердечного приступа — редкий случай, когда психолог не дожил даже до 60 лет; обычно представители этой профессии живут очень долго. Благодаря своим экспериментам он стал легендарной фигурой в мире социальной психологии. Желание повторить его опыты появлялось у многих. Но мало у кого хватало духу претворить желание в реальные действия.

— Мы с ребятами на курсе как-то обсуждали работы Милгрэма, в частности его исследования в метро. И возникла идея — попробовать воспроизвести это в московских условиях, — рассказывает Татьяна Аль-Батал. — Сначала мы просто хотели проехаться и посмотреть, что получится, но мой руководитель Александр Ярославович предложил сделать из этого проекта курсовую работу, а потом и диплом.

Доцент ГАУГН Александр Воронов — наверное, самый крупный специалист в России по Милгрэму, в девяностые он даже пытался воспроизвести у нас в стране эксперимент с током, но западные грантодатели в один голос заявили, что такое сейчас финансировать никто не будет. Под руководством Воронова и началось исследование в столичном метро.

Женщины-джентльмены

Главный его результат такой же, как и в Нью-Йорке: «они встают». В ответ на ничем не мотивированную просьбу свои места уступили 68% пассажиров, то есть больше, чем две трети. Еще 4% подвинулись, а в 5% случаев место уступил другой пассажир, услышавший просьбу.

— Довольно распространенная ситуация: экспериментатор обращается с просьбой к пожилой женщине, та пытается встать, но ее останавливает кто-то из соседей и сам уступает место, — рассказывает Татьяна.

— Часто ли пассажиры проявляли агрессию по отношению к вам?

— Мы думали, что все будет гораздо хуже. Особенно Александр Ярославович за нас волновался. Но агрессия случалась очень редко. Да и то — скорее ворчание. Один мужчина очень грубо заявил, что весит сто двадцать килограммов и вставать не собирается. Он и вправду был довольно тучным.

Какая же категория людей реже всего уступает место?

Из статистики следует, что молодые уступают место гораздо охотнее, чем те, кому за сорок. Почти в полтора раза. А если с просьбой обращалась женщина, показа­тели были вообще рекордные — больше 90% вставших. Еще одна закономерность: чем меньше человек прожил в Москве, тем охотнее он уступает в транспорте место (кстати, многие наблюдатели отмечают, что чаще это делают именно «люди мусульманской наружности»).

Нормальный исследователь должен быть готов и к тому, что изначальная гипотеза окажется опровергнутой. Это нормально. Например, одно из предположений было таким: «Испытуемые мужского пола будут чаще, чем испытуемые женского пола, уступать свои места». Но исследование показало, что все происходит с точностью до наоборот.

— Реже всего места уступали мужчины старше сорока. У них самый низкий процент, — с некоторой грустью говорит Татьяна. — Даже когда к ним обращались девушки, они часто их игнорировали.

Если «жертвы» эксперимента обычно чувствовали себя вполне спокойно, то исполнителям приходилось несладко. Особенно когда юношам приходилось обращаться к женщинам — это ведь совсем грубое нарушение социальных норм.

— Один вместо четырнадцати проб сделал только две. Больше не смог, — рассказывает Татьяна. — А еще помню, у нас парень в эксперименте участвовал. Крупный такой, румяный. Понятно, что ему очень тяжело приходилось, когда нужно было обращаться к женщинам. И вот сидят две девушки лет по восемнадцать. Он к ним со стандартным: «Извините, вы не могли бы…» Одна из них тут же встала, а вторая начала юношу отчитывать: мол, с какой это стати?.. А он согласно все той же инструкции отвечает: «Я устал».

— Какова была реакция девушек?

— У них глаза от возмущения расширились. А он отсчитал положенные десять секунд, встал и начал объяснять, что это было научное исследование. Психологи называют это дебрифингом — выведением из экспериментальной ситуации.

— Это их успокоило?

— Конечно! Они рассмеялись.

Перегрузка, стыд и подчинение

Blog post image

«Благодарим вас за участие в научном изучении городской жизни…Просим извинить нас, если причинили вам неудобства» — бумагу с таким текстом вручали всем, кто стал жертвой эксперимента. Ученые считают, что таким образом происходит своего рода психологический обмен: экспериментатор «забирает» место пассажира, но дает в ответ документ на бланке с извинениями и информацией.

— Скажите, когда вы проводили исследование, у вас было чувство вины? Ведь потревожили человека, согнали с места.

— Это скорее не вина, а что-то похожее на смущение, — объясняет Татьяна. — Все-таки уступить место — не такая уж большая жертва. Я переживала из-за того, что нарушаю норму, а не потому, что лишаю человека чего-то значимого. Думаю, многие пассажиры, наоборот, испытывали некое удовлетворение от того, что совершили благородный поступок.

Возможно, это и есть объяснение того, почему люди так охотно уступают место. Некий воображаемый наблюдатель как бы говорит: «Ты молодец, уступил место — это хороший поступок». Психологи после эксперимента брали у пассажиров интервью, и там был вопрос: «Есть ли такой человек, который хотел бы, чтобы вы именно так отреагировали в этой ситуации?» 67% из тех, кто уступил место, ответили: «Да». То есть, вставая, человек видит себя глазами своей мамы, своей девушки, своего мужа — кого-то очень значимого.

Но у социологов с психологами на каждый случай есть десяток теорий. Может быть, дело не в воображаемом одобрении, а в такой штуке, как когнитивная перегрузка. Человек, живущий в большом городе, стремится свести к минимуму количество перерабатываемой информации. Каждый день мимо нас проносятся тысячи человеческих лиц, сотни рекламных плакатов. Если наш мозг будет всерьез работать с каждым из поступающих сигналов, то он просто взорвется и забрызгает стены вагона.

Наша когнитивная система вынуждена защищаться. Одно из средств обороны — готовые сценарии поведения. Человек в транспорте тут же зачисляется нами в одну из категорий: случайно встреченный знакомый (поздороваться, произнести ритуальное «Как дела?»), пьяный или сумасшедший (не вступать к контакт), попрошайка (дать или не дать денег — в зависимости от установок) и так далее.

Но ситуация «извините, вы не уступите мне место?» не вписывается ни в один из готовых сценариев, она непонятна. Можно, конечно, попытаться ее прояснить: «Конечно, я готов уступить вам место, но объясните, какие у вас для этого причины и почему именно я должен это сделать?» Но это дополнительные затраты серого вещества. Проще встать, чем вступать в коммуникацию. Впрочем, чтобы все это проверить, нужно проводить новые эксперименты, уточнять всякие методические тонкости.

А пока можно говорить лишь о самом главном.

— Татьяна, скажите, ваше мнение о мире, о людях как-то изменилось после этого исследования?

— Мнение о мире?.. В какой-то степени улучшилось. Понимаете, перед экспериментом мы проводили опрос. И люди предсказывали, что мало кто будет уступать место. Я и сама этого не исключала. Наверное, мир все-таки лучше, чем я о нем думала.

***

Отступать некуда. Сейчас я это сделаю. Захожу. Окидываю взглядом пассажиров. Несколько молодых мужчин — это слишком просто. Девушка лет двадцати — подумает еще, что я хочу с ней познакомиться…

Вот! Женщина в серой куртке. Лицо усталое и решительное. На вид 45–50 лет. Идеально. Иду к ней. Кажется, что на меня смотрит весь вагон. В животе холодно, как будто жабу проглотил. Собираю волю в кулак и произношу: «Извините, вы не могли бы уступить мне место?»

Ух… Я сделал это! Кажется, я даже не успел договорить до конца фразу — а женщина уже встает. Ничего не спрашивает, не выражает никаких эмоций. Я сажусь на краешек скамьи. В соответствии с инструкцией начинаю отсчитывать время. Один, два, три… кажется, весь вагон смотрит на меня с презрением… четыре, пять, шесть… женщина, уступившая мне место, стоит себе спокойно, внимания на меня не обращает… семь, восемь… такое ощущение, что скамейка, на которой я сижу, очень холодная… или, наоборот, раскаленная?.. двять, десять. Ура!

Я вскакиваю и кидаюсь к женщине. Вместо развернутого объяснения мямлю что-то вроде: «Ммм… это, простите, того… был эксперимент». Женщина садится на свое место так же спокойно, как и вставала. А я, расталкивая пассажиров, кидаюсь в дальний угол вагона. Стараюсь спрятаться от всех.

Как только поезд останавливается, выскакиваю наружу, хотя ехать мне еще три станции. Стою на платформе. Кажется, у меня очень красное лицо…

Самые известные эксперименты Стэнли Милгрэма

«Повинуемость»

Испытуемым-добровольцам предлагалось поучаствовать в исследованиях памяти. Один человек, «учитель», зачитывал пары слов, а другой, «ученик», должен был их запомнить и повторить. Если «ученик» ошибался, «учитель» должен был наносить ему удар током, каждый раз все более сильный.

Вот что пишет сам Милгрэм: «После применения тока в 135 вольт до испытуемого доносятся стоны ученика, после 150 вольт он кричит: “Эй! Выпустите меня отсюда! Я больше не хочу участвовать в вашем опыте!” Эти крики звучат после каждого последую­щего удара, становясь все более громкими и отчаянными. Получив удар в 180 вольт, ученик умоляет остановиться: “Мне больно! Я больше не вынесу!”, а удар в 270 вольт вызывает настоящий вопль. Все это время ученик требует, чтобы его отпустили, повторяя, что он не желает участвовать в эксперименте. После 300 вольт он в отчаянии кричит, что не будет больше отвечать учителю, после 315, издав пронзительный вопль, вновь повторяет свой отказ. Начиная с этого момента он уже не отвечает по своему тесту и только издает истошные вопли после каждого следующего разряда. Потом просто замолкает».

Конечно, напарник был сообщником Милгрэма, и реальных ударов током никто не получал. Однако наивные добровольцы были уверены, что все происходит на самом деле, — при этом две трети участников эксперимента дошли до последнего рубильника. Получается, что из любого добропорядочного гражданина не слишком сложно сделать садиста и палача.

«Вторжение в очередь»

Для большинства людей правила поведения в очередях — вещь куда более священная, чем Конституция или Трудовой кодекс. В одном из своих исследований Милгрэм попытался разобраться в том, что происходит при нарушении этих правил. Его студенты пристраивались в начало очереди у железнодорожных касс, произнося безразличным тоном: «Простите, я хотел бы здесь встать». Как правило, следовали протесты или по крайней мере осуждающие взгляды. Если «наглецов» было двое, то количество случаев недовольства превышало 90%.

Потом условия эксперимента чуть изменили. Один или два ассистента играли роль буфера — стоя изначально в очереди, они оказывались следующими за «точкой вторжения». Сценарий «он лезет без очереди» подразумевает, что первым должен начать протестовать тот, перед кем встали. А поскольку это были сообщники экспериментатора, они изображали полное равнодушие. В итоге уровень недовольства упал почти в 20 раз — до 5%.

«Здравствуйте!»

Очень простой эксперимент. Студенты-психологи ходили по улицам Нью-Йорка, пытаясь поздороваться за руку с произвольными прохожими. Затем то же самое они проделали в населенных пунктах поменьше. В мегаполисе рукопожатие состоялось в 38,5% случаев, в небольших городках — в 66,7%.

«Потерянные письма»

Социологи с психологами вечно мучаются: многочисленные опросы фиксируют лишь соображения людей о том, что нужно отвечать в той или иной ситуации, а вот как бы узнать, что они думают на самом деле? Милгрэм предложил следующий эксперимент. Исследователь незаметно оставляет на улицах, в парках и т. д. большое количество неотправленных писем с надписанным адресом и приклеенной маркой. Нашедший этот конверт должен решить, что ему делать: отправить письмо по почте? проигнорировать? уничтожить?

Оказалось, что выбор во многом зависит от того, кому это письмо адресовано. Вариантов адреса было четыре: «Обществу друзей коммунистов», «Обществу друзей нацистов», «Центру медицинских исследований» и некоему частному лицу по имени Уолтер Карнап. «Я сообщил ФБР о нашей работе, надеясь избавить правительство от затрат на раскрытие несуществующего заговора», — вспоминал социальный психолог.

Чтобы выборка была большая и равномерная, ученые пытались поначалу разбрасывать письма с самолета. «Но этот способ, как выяснилось, не самый лучший. Много писем попало на крыши домов, на проезжую часть улиц и в водоемы. Хуже того, многие из них задувало под элероны нашего летающего корыта, что грозило погубить не только результаты исследования, но и сам самолет вместе с пилотом и распространителем», — писал Милгрэм.

Результаты эксперимента оказались такими: было отослано больше 70% писем, адресованных центру медицинских исследований и частному лицу. Что же касается посланий нацистам и коммунистам, то их было отправлено только 25%.

Позднее эту методику применяли, чтобы выяснить, сколько китайцев, живущих в Гонконге, Сингапуре и Бангкоке, поддерживают коммунистическое правительство КНР.

«Пять с половиной рукопожатий»

Мир тесен — это знают все. Но именно Стэнли Милгрэму пришло в голову проверить этот тезис экспериментально. Выбирался какой-то ничем не примечательный гражданин — допустим, биржевой маклер из Бостона. Дальше самым разным людям по всей Америке, не знающим этого маклера, давалась инструкция передать некое послание другому человеку, который мог знать разыскиваемого с большей вероят­ностью, чем сам инициатор поиска. Выбранный им друг должен был повторить всю процедуру, и так до тех пор, пока послание не попадет к искомому лицу. Выяснилось, что средняя цепочка между двумя произвольными людьми составляет пять с половиной посредников.

Blog post image
http://rusrep.ru/article/2011/02/16/metro_experiment/
0
641
1