Я сидела среди ваших вафельных проблем, прислушиваясь к крику сладких соплей, и не смогла страдать. В прошлой жизни я была певицей, и перепутав дистанции родилась в суровом Советском Союзе чуть позже Сталина. Я бы согласилась не родиться, если бы то же гарантировали про этого жестокого диктатора. Но история принудила родиться нас обоих. И в одну эпоху. Моя жизнь скакала то вверх, то вниз. Так вниз, что безысходность стала мне лучшей подругой. А лучшую подругу расстреляли вместе с ее и моей семьей. В словах-это три слова, на деле муки и отчаяния не менее трехсот тонн. Это я сумела вынести одна. Сдаться я не могла.
Тогда мне было надо сдаться еще до рождения, но раз эта чертова жизнь выбрала именно меня среди миллиарда потенциальных зародышей появиться на свет, и среди миллиарда мест родиться именно в этой, я была обязана бороться. Я стала петь. Наедине о ненависти к властям. На виду о любви безграничной. Я ненавидела эту систему. Я ненавидела убийц в свете геройства. Я ненавидела запреты, своими мягкими руками душащие мое тончайшее горло. Но петь я продолжила, и песнями я покорила. Я узнала прекрасных людей из этой страшной системы.
Я всегда была одинока, даже в окружении аплодисментов и множества партнеров. Но, кое-кто сломал мое одиночество. Он не прикрыл за собой дверь в мое сердце, дав возможность войти туда многим другим. Так у меня появился муж, друзья, подруга и любовник. Потом не стало мужа. И я опять ненавидела себя.
Я бросила все и ничего не оставалось как продолжать петь. Так меня полюбили и те вышестоящие, что первыми лицами СССР славились. Мне апплодировала страна многих стран. Все четыре большие буквы этой страны и все пятнадцать странишек. Меня любили, и я каждый день тренировалась снова любить. Я научилась. Я полюбила. Меня обожествляли, меня приглашали, меня окружали и даже защищали. Влюблялись и обещали. Мне казалось, что муки были мне даны, чтобы ценить величие настоящего.
Я в головокружении на 7 секунд забыла правила и выразила легчайший намек своего мнения. А СССР - это люди, правила и наказания. Меня 16 лет таскали по тюрьмам, моя спина сгнила, мне сделали 4 операции в условиях самых низших, меня там били, и мое лицо стало не моим. Я упала в дно, и там же нашла ученых, писателей, художников, политиков и генералов. Там были и другие. Там я узнала, что делают с теми, кому годами пишут письма, кому отправляют подарки на каждый праздник. Кого ждут. Их расстреливают, а письма и подарки проглатывают. Мы ели песок, и каждый день по одному человеку умирали. У нас даже игра появилась по этому поводу. Но трагичность от этого не уменьшалась. Я много путешествовала, будучи звездой, но так много как в ссылках по окраинам страны, изучая самое темное каждого угла - еще никогда.
Самое лучшее, что я сделала - не родила. Не пополнила ряды сирот и несчастных. А несчастных в этой счастливой стране было и так немало. Насилия было предостаточно. Так много, что мое горло высохло и петь я разучилась. Меня попросили спеть, я не смогла. Я разрыдалась. Я не рыдала со времен расстрела родных. Видимо, это был знак. Меня расстреляли.
Я загадала желание в следующей жизни родиться мужчиной в Японии. Уже внутриутробно меня разрезали полуслово и вытащили. Я не родился японским мужчиной, но умер им.
В последующей я родилась девочкой, и моя первая жизнь сделала мне два подарка: родиться при развае Союза, и со знаменитым певческим именем. Мой голос высох уже тогда, певицей я стать я не смогла бы никогда. А вот развал наблюдать окзалось не таким уж и веселым, на что я рассчитывала. Люди меня родившие, окончив ВУЗы потерялись, им что-то обещали. Стало ничего. Я поняла, что та ужасная система, убившая меня, имела и благородные стороны, красивые картины и светлую память. Но ничего прекрасней его развала я наблюдать не могла.
Я была в детском саду с недетской памятью, и в обеденный сон запела. Я пела ту песню, что написала и пела наедине в первой жизни. Песня ненависти к Сталину. Воспитательница поставила меня в угол. Угол казался мне ссылкой. Но что-то шептало мне, что эта страна даже без выхода к морю, со странной смесью сложного менталитета, разнообразием наций, несовершенством видения и идиотами у крана управления станет местом, что я полюблю. Полюблю жить.
Глобализация поменяла все в своих интересах. Удивительные Технологии создали новое. Границы стали менее видимыми. И, казалось мне, что в этом светло мороженом баре вместо того, чтобы радоваться возможностям, свободе и высокотехнологичным удобствам, каждый сидел и сочинял новые проблемы. Кто-то страдал от скуки, кто-то от того, что новый фен работал как было написано, кто-то оттого, что не знает иностранный, кто-то оттого, что его девушка забеременела, кто-то был озабочен написанием "киргиз" вместо "кыргыз", и так возмущался, что казался ей чайной ложкой. Кто-то переживал, что подруга "анфолловнула" на Твиттере, кому-то было плохо от запаха сигарет, кто-то делал, делал, а потом сожалел. Кто-то проспал любимый фильм, а у кого-то не хватало денег, но о работе и стараниях думать было сложно, легче было обвинить соседа, государство, всех имущих. Одна переживала по поводу своего избыточного веса, один переживал, что она переживала.
Во мне была неописуемая невыносимая легкость ветра и все проблемы ими выстраданные доставляли особую радость. Ведь они не думают как долго будут голодать, на какую ссылку отправят, кого из знакомых расстрелят, в чем новом их обвинят, и им не надо будет прятать заграничные штуки, и они могут свободно печатать в своих пространствах все, что хотят выразить. Они переживают по малым. Главное, не раздуть. Пусть такие переживания будут тоже. Людям все время хочется переживать и беспокоиться. Пусть, тогда будут такие малые причины. А побольше, что есть останутся в прошлом. Говорите. Я вас слушая, пишу в блоге.