Yvision.kzYvision.kz
kk
Разное
Разное
399 773 постов41 подписчиков
Всяко-разно
0
18:41, 15 января 2011

виной сему является вино

Осень. Опавшие листья, перемешавшись с растаявшим снегом не позволяли двигаться ему походкой уверенного франта. Привыкший проводить свободное время в кроссовках или, что еще чаще бывает - в домашних тапочках, он неуклюже переходил дорогу под цокот своих новых лакированных туфель. Бабочка упрямо скатывалась куда-то набок, а сорочка так и намеревалась выползти из под пиджака. “Кого я пытаюсь обмануть?” думалось ему в момент, когда швейцар с безукоризненной улыбкой открыл перед ним дверь. “Вас ожидают?” “Ожидают ли меня... Интересный вопрос, наверное на первом свидании всегда кого-то ожидают. Ожидают увидеть протянутую руку помощи, узнать родственную душу, найти будущего партнера для совместной и вечной любви до гроба, или же грубо, безо всякой сентиментальности - раскрутить партнера на секс.” Ничего из вышеперечисленного не являлось для него мотивом, да и сам он не знал чего ожидает от этой встречи.

“Стол на Мисс Лили, пожалуйста.”

***

Если человек разговаривает сам с собой, это еще не признак сумасшествия. Для Лили это был способ решить проблему, не привлекая других. Любуясь на своё отражение, а вернее делая короткие спринтерские забеги от зеркала к беспорядочно раскинутым косметическим средствам и вываленным на кровать платьям, она продолжала свой внутренний монолог: "Свидание... С кем? Неизвестно. Зачем? Непонятно." Он появился в её жизни, вернее в её виртуальном мире пару недель назад. Не просился в друзья вконтакте как десятки или даже сотни молодых людей до него, не писал банальных "Привет, как дела?", не комментировал её фотографии в восторженно-влюбленном ключе... Только однажды, прочитав её статус: “there is a certain pleasure in crying,” он не сдержался и прокомментировал, что "если остались слёзы, значит ты ещё жива". Безусловно такой комментарий не оставил её равнодушной, но отвечать анониму не было в её правилах, ведь в ней всё ещё жила верность своему уже давно бывшему, но бойфренду, Родену Фальке. Через несколько дней, тем не менее, короткое смс от неизвестного номера заставило её лихорадочно готовиться к очередному первому свиданию в своей жизни. "Пятница, 20.00 , ваш любимый ресторан. Слёзы или радость - неважно, будьте там.”

Несколько месяцев скрываемой ото всех депрессии, всегда натянутая улыбка при печальных глазах, и вдруг, один короткий комментарий, безапелляционное смс, и вот она уже подъезжает к назначенному месту встречи. Что она ждет от этой встречи?! Скорее всего это очередная попытка почувствовать себя вновь слабой - ей нравилось это чувство зависимости, волнующее, непредсказуемое, пугающее... Медленно глотать воздух и ощущать порхание бабочек в животе... Неизбежно промелькнут мысли о прошлом, когда она так же опаздывала на первое свидание; взлетят воспоминания о том, во что это переросло и как всё закончилось... Отогнав печаль о былом, Лили проходит мимо швейцара, направляясь к столику.

 

***

“Свершилось! она пришла! что теперь? что делать? встать, отодвинуть ее стул? помочь ей снять пальто? а если я сниму пальто, то как я отодвину стул? поцеловать ее? слишком рано, мы ведь даже не друзья. пожать руку? так ведь это совсем официозно...” Вихрь мыслей пролетал в его голове, что он даже не заметил того как официанты уже отодвинули стул, а гардеробщик тащит ее пальто, белоснежное, из меха какого-то дикого животного (интересно как она в нем ходить в такую погоду, на улице слякоть и мокрый снег?), а она стоит перед ним, во всем своем величии, и как бы с легкой улыбкой, вернее с усмешкой смотрит на него и беззаботно протягивает руку:

"Я Лили!"

Пытаясь скрыть своё смущение, она улыбается и любезно поддерживает первый завязавшийся разговор о погоде и пробках, успев при этом оглядеть всё вокруг: приглушенный свет, пару свечей, оркестр исполняющий хит Франка Синатры “Strangers in the night” в другом конце зала... Отметив хороший вкус своего собеседника, Лили наконец удается увидеть его вблизи - безукоризненный костюм, чисто выбритое лицо, волосы как будто уложенные набок. “Видно долго готовился,” подметила она. Oна сама провела не менее двух часов перед зеркалом, и выбрала черное платье футляр, лакированные туфли под клатч, мелкие камни в ушах, сдержанный макияж и струящиеся до лопаток локоны. “Должно быть мы хорошо смотримся со стороны,” подумала Лили, поймав одобрительный взгляд пожилой женщины, сидящей неподалеку. Все располагало на хорошое времяпрепровождение, на то чтобы узнать друг друга получше...

Разговор плавно перетекал из одной темы в другую, уже невозможно было определить с чего началась волна их взаимосвязи. Они оба любили Синатру, хотя РнБ и Тиесто-компания им не раз поднимали настроение; нежным прикосновением своих пальцев она обрывала его на полуслове и продолжала его мысль. Дзен-буддизм, живопись, аррогантность итальянцев - такие разносторонние темы были интересны им обоим, не ради того чтобы выпячить свой интеллект или блеснуть мудреным словечком; в этих беседах они всё больше познавали друг друга. Он впервые рассказал о своем детстве... О том, как плакал ночью, слыша ссоры родителей. О том, как всю жизнь он был вторым ребенком в семье, спорте, учебе, жизни; постоянно второй, и лишь по амбициям - вечно первый. Он говорил о себе, не таясь, не прячась, и ему становилось невыносимо легко. Даже о самой страшной своей трагедии он рассказал, зная, что она поймет.

На половину из того что он рассказывал, она просто не акцентировала внимание, лишь про себя отмечая насколько они похожи. Она впервые встретила человека, который как и она, под оболочкой глупых увлечений и пафоса думает о чем то большем. Вспомнив эзотерику, Лили сразу подумала о теории существования в мире родственных душ, тут же ловя себя на том, что не стоит забегать вперед, и делать поспешных выводов. Но это настолько увлекало, настолько пугало... Она зачарованно слушала его рассказы, а паузы во время разговора не казались неловкими или затянувшимися. В эти моменты она пристально смотрела ему в глаза. Его взгляд был тосклив, но она ощущала в нем загадочную глубину...

Сомелье все подливал вино в бокалы, салаты сменялись один за другим, горячее как незаметно было подано, так незаметно было и уничтожено, затем десерт, чай, дайджестив, но время для них остановилось. Говорят взрослые живут бременем прошлого и ожиданием будущего. Они как дети, жили настоящим, именно жили, нет, не существовали, а порхали в своем счастье и единении. “Скоро конец,” подумал он, “идиллия не вечна, а я поверил в чудо, на миг преобразился, в кого? В мужчину без забот, в аристократа по жизни, в героя не нашего, а ВСЕХ времен; но я ведь обычный никчемный человек... И завтра вновь на грязной электричке плестись мне на работу, вдыхая запах её духов на моем шарфе... А Она, махнув рукой, и удивив бесценной красотой, пойдет за счастьем таким, что я там буду убогим.”

***

Лили так была потрясена тем чувством родства и взаимопонимания, что возникло между ними, что позабыла совсем о необычности их встречи. Откуда он мог знать про её любимый ресторан? Её личный мобильный номер?

***

Эрик, нищий брат Родена, наследника империи семьи Фальке был в замешательстве. Его охватила страсть - импульс души, всеобъятное чувство влечения к Лили, замкнувшее все его обязательства и обещания. Хрупкий по своему душевному раскладу Эрик, отправив разум в ссылку севернее Сибири, не отводит глаз от своей собеседницы. Лили пугает такая настойчивость, но в ней сейчас играет плеяда разносторонних чувств: любовь к своему бывшему парню Родену, влечение к этому странному, необычному, но всё понимающему парню, который так душевно и искренне чувствует её состояние...

Любовь - это вечность, а страсть - мгновение. Слабохарактерный, зависимый от мнения и решения других людей, Эрик ощущает на себе взгляды других посетителей этого элитного ресторана, когда встает и приближается к Лили. Время в очередной раз остановило свой ход. Находясь в дурмане страсти, Эрик не замечает десятки циничных, откровенно смеющихся над ним глаз, для него существует только Лили. Её запах затмевает все другие чувства... Вкус её губ он не замечает, его глаза во тьме, но душа порхает выше Рая...

- Шпанкс! - и ведь не больно совсем, но обидно до слёз и ужаса. Tолько в кино пощечина - это красиво и безболезненно. В реальности - это позор.

- Позвольте заказать Вам Такси, Мисс Лили... Простите, но страсть, как микроцунами, овладело моим разумом и я…Неважно…

Ах как важно это было для неё... Не требовать, но услышать всё что чувствует мужчина в такой момент.

- Такси! Куда Вас доставить, Мисс Лили? - вопрошал потерянный Эрик.

- А Вы разве не хотите пригласить меня к себе?

Шокированный, заблудший, он в очередной раз убедился в своей слабости перед этой женщиной. Никакого наигранного "я живу с мамой", тем более после такого фиаско в ресторане. Никакого кокетства и наигранной жеманности. Он забыл зачем шёл на эту встречу....

***

... а в это время в окно шикарного ресторана, где за столиком со свечами сидела необыкновенно красивая пара, тоскливо глядел молодой человек в шляпе. Он был подшофе, но во взгляде мелькала то злость, то раскаяние, он как будто обезумел. Усевшись на скамейке в сквере напротив ресторана он стал ждать. Ждать пришлось долго, но после нескольких часов парень с уложенными волосами и девушка в роскошном манто выпорхнули из зала в сырую ночь, и стали ловить такси. Но кэбов поблизости не было, и они двинулись пешком в сторону главных улиц. Молодой человек привстал, но тут же сел. Мысли быстро быстро бежали в его голове, но он ничему не верил. Словам, которые могли бы описать его состояние, он не находил название. Он был, но его не существовало....

***

Утро... Навязчивая трель будильника отчаянно прогоняла его вон из сладостной полудрёмы, в которой он был по-настоящему счастлив. Эрик изо всех сил цеплялся за это радостное полубытие, ведь пробуждение, как и в тысячу раз до этого, означало конец его счастливому бытованию. Он чувствовал, что открыв глаза, её уже не будет рядом.

Предчувствия его не обманули. Проснувшись в номере гостиницы, в которой перед сном Вам предлагают восемь разных типов подушек, а полотенца всегда сложены в форме причудливых зверюшек, он был один. Ушла... Он знал это ещё вчера, когда без сил закрывал глаза после страстной ночи с девушкой, которая угадывала его малейшее желание.

Телефон всё пищал, не прекращая свою навязчивую трель.

- Да?

- Почему?

Один только вопрос, и к Эрику вновь вернулись все его сомнения и угрызения совести. "Почему? Родену этого никогда не понять", думал Эрик.

- Прости, брат...

Ту-ту-ту...

Отношения с братом, что вроде только начали налаживаться, достигли конечной станции, так и не сделав ни одной правильной остановки...

***

Лили бежала прочь от этой гостиницы, прочь от этого наваждения, далеко от этой странной, но красивой ночи. Прочь! Прочь от человека, который заставил её почувствовать себя уязвимой. Она привыкла играть своими поклонниками, видеть как они млеют от своих чувств к ней. Разрушая их стереотипы, она знала наперёд, что скажет тот или иной из её поклонников, или что он захочет сделать. С Эриком всё было иначе. Он не пытался казаться человеком у которого всё под контролем, а свои недостатки он не только не скрывал, но даже выпячивал, и как-то печально гордился ими. Он был силен в своей слабости, и это её как и пугало, так и притягивало к нему. В отличие от всех других мужчин, он не боялся быть слабым, вернее он просто был самим собой. Не готовая быть собой, она убегала, прогоняя прочь все мысли и мечты. Она просто шла навстречу очередному дню...

***

Послеобеденное солнце проигрывало схватку полчищам темно-серых туч, которые смеясь скакали наперегонки в сторону исторического центра этого многоликого города.

Эрик лениво отмахивался от предложений навязчивых торговцев, предлагающих ему то зонты китайского происхождения, как спасение от уличной влаги, то флаера в “новый”, 5 лет от роду бар, как спасение от душевной дряги.

Лужи растекались в маленькие озёра, но его туфли упрямо продолжали свой путь куда глаза глядят, вернее туда, куда его тянуло всей душой, туда, где он впервые встретил её - причину своей нынешней апатии и верную спутницу своих снов и мечтаний. Воображение рисовало ему сладостные картины неожиданной встречи, но недремлющий разум, вкупе с леденящими каплями осеннего дождя, быстро возвращал его в одинокую серую реальность.

Джинсы, потертые как и его жизнь, и рваные, как его сердце, были натуго подпоясаны старым, видавшим своё ремнём, но для Эрика, настоящим ремнём, всё ещё крепко держащим его на одном уровне с реалиями этой жизни, были лишь воспоминания об одной блаженной ночи и слабая, потухающая мечта о невозможном, ускользающем, будущем счастье. Но к сожалению, зелёный капюшон, скрывающий от посторонних глаз наушники, в которых лилась музыка из его плейера, олицетворял их отношения с Лили - полный Kaputt.

Швейцар лыбился своей неизменной улыбкой, видя Эрика в четвёртый раз на этой неделе; улыбка этого незаменимого предмета ресторанного экстерьера воскрешала в памяти Эрика надменные ухмылки тех, с кем он осмелился поделиться своей проблемой. Большинство украдкой ухмылялись, в то время как весь их внешний вид твердил одну простую истину: “Она просто не для тебя;” немногие сопереживали вместе с ним над превратностями судьбы, и лишь старичок без определённого места жительства, с которым он разговорился как-то в полупустом вагоне метро, извергая флюиды крови в алкоголе, текущем по его венам, опровергая всем своим видом присутствие в каждом Хомо Сапиенс хоть какого-то гигиенического воспитания, цитируя “Инвиктус” Уильяма Херли, покачал головой и так тихо-тихо произнёс: “Как же мне это знакомо…”

Проходя мимо таких вот грязных и немытых людей, мы лишь изредка бросаем им монетку, чаще не замечая их вообще, и ни на секунду не задумываемся о том, что довело их до такого состояния, и какая была их прожитая жизнь. А ведь это урок, важный жизненный урок, которому не научат ни в одном университете.

Вспоминая историю этого бродяги, глаза Эрика каждый раз наполнялись влагой, и сейчас, картина их единственной встречи вновь всплыла в его памяти:

Путь с работы в маленькую квартиру на окраине Лондона, что на последние три года превратилась в его дом, занимал ни много ни мало полтора часа на метро. Из промышленного Докландс, до конечной станции Метрополитэн Лэйн, мимо неумолкающего Уест Энда и школы для молодых аристократов - Хэрроу. В этот обыденный послерабочий вечер, Эрик сидел в полупустом вагоне поезда, погруженный в свои думы; он не замечал пару обдолбленных наркоманов, нервно щебечущих в темном углу, и компанию молодых школьников, весело попивающих пиво и напевающих Боратовский гимн Казахстана. Пассажиры этого поезда не привлекали его внимание, пока они не остановились на Харроу Хиф. “Ещё сорок пять минут и я дома,” думал он. В этот момент к его вагону подошел старик, позднее назвавшийся Кристианом. Перед тем как шагнуть в открытую дверь, он замешкался, по-детски помотал головой в разные стороны, и все-таки ступил на порог поезда. Над автоматической дверью, и соответственно над бедным старичком загорелась красная лампочка, сигнализирующая об отправлении поезда. Но старик этого не увидел, он всё продолжал глупо стоять в дверях. Он был слеп... Автоматика безжалостна, двери закрылись, придавив слепого старика. Но более безжалостны были соседи Эрика по вагону: парочка наркоманов всё так же тихо кайфовала в углу, а компания школьников, как стая розовопопых макак, покатывалась со смеху, глядя на этого беднягу. Именно громкий смех тинейджеров и заставил Эрика открыть глаза. В дверях зажат был слепец, отчаянно теребящий своей палкой по полу. Он был слеп, но не глух, и наверное поэтому ни один крик о помощи не слетел с его уст, но по его щеке текла одинокая слеза. Внутренности Эрика устроили акробатический концерт, на его глаза тут же навернулись слёзы, а всё его тело трясло от людской жестокости. Вскочив со своего места, он бросился K старику и двумя руками раздвинул безжалостные двери поезда. Затем он взял беднягу под руку и усадил его на место для инвалидов. Всё это время никто не проронил не звука. Замолкла даже шайка малолетних алкоголиков...

- Спасибо Вам. Простите, я не знаю молоды вы или нет, красивы или уродливы, мужчина или женщина, но одно я знаю точно: в Вашей груди бьется настоящее человеческое сердце.

Эрик хотел плакать, но видя с каким мужеством этот слепец преодолевает свои лишения, Мистеру Фалке стало стыдно. Стыдно перед этим бомжом, стыдно за свою слабость, стыдно за весь мир, стыдно за такую несправедливость.

- Простите меня, пожалуйста. Мои глаза были закрыты, когда вы вошли в этот вагон. “Вот я идиот!” подумал Эрик. “Мои глаза были закрыты! Кому я это говорю? Человеку, который ничего не видит...” Старик понял почему замолчал Эрик, но продолжал улыбаться искренне и человечно.

- Извините меня ещё раз. Не понимаю что говорю. Меня зовут Эрик, я молод, скорее некрасив, и я, как Вы наверное уже догадались, мужчина.

- Не стоит извиняться, молодой человек. Ваши поступки говорят за Вас. Знаете, как в известном выражении: “судят людей по поступкам, а не по словам.” Меня зовут Кристиан. Как видите я стар, слеп, но я всё ещё мужчина.

Эрик улыбнулся этой милой ремарке бродяги, от которого пахло алкоголем, и весь вид которого вызывал отвращение. Но голос этого милого старика был приятен на слух: мягкий, с уже позабытым аристократичным акцентом настоящих старых лондонцев. Незаметно они разговорились. история, произошедшая между ним и Лили камнем лежала на его душе, спрятанная в самых дальних уголках его памяти. История, которую он прятал от тех немногих людей, что он с уверенностью называл своими друзьями, он выложил на одном духу. Не скрывая никаких подробностей, он рассказал о неожиданном звонке Родена за несколько недель до свидания. О том, как он бежал на назначенную встречу с братом; о том, как ожидал он наконец услышать от того слова поддержки, слова о любви, о том как скучал тот без него. Но Роден не изменился - все та же капиталистическая машина по зарабатыванию денег. Его не интересовало то, как жил Эрик эти три года; все скитания и лишения его брата были для него пустым местом. Он пришел предложить Эрику сделку. Три года: ни звонка, ни записки, ни слова, и тут на тебе - сделка.

Первой мыслью Эрика было убежать. Как и тогда, три года назад, когда не вытерпел он семейного давления. А богатые семьи умеют давить - сначала ненавязчивые разговоры о семейной корпорации, об этой семейной реликвии, гигантской промышленной глыбе. Затем следуют прямые указания идти работать в корпорацию Фальке. Молодой выпускник Гумбольдского Университета, полный мальчишеских грёз и тинейджерского максимализма – Эрик, упрямо упрямо хотел добиться успеха в жизни сам. Без родительских связей и золотых мастеркардов.

Тогда его заставили быть постоянным участником всех корпоративных мероприятий и переговоров, ну а финансовую помощь он получал только после полной недели проведённой в офисе отца. Будучи по натуре человеком легко ведомым, на этот раз он проявил неожиданную стойкость, и не выдержав очередного конфликта на этой почве, Эрик собрал вещи и ушел.

Натерпевшись за эти три года всяких лишений, Эрик тем не менее выслушал предложение Родена. Проявляя наследственное слабоумие в вопросах межличностных отношений, Роден, безусловно за определённую плату, попросил Эрика познакомиться и пригласить на свидание Лили, бывшую девушку Родена.

“Понимаешь, ей всегда нравились такие парни как ты. Хммм, мягкие что-ли... Ну которые плачут над печальным концом в кино, которые разбираются во всяких там СЫРреалистах и модернистах. Она ушла, понимаешь, от МЕНЯ ушла! Видите ли, я недостаточно тонок для её натуры... Что она вообще имела в виду? Короче, познакомишься, пригласишь её на свидание, пообщаешься, и она поймёт наконец что ей нужен не какой-то плакса, а настоящий мужчина. Как я. Ну ты же меня понял? А я тебя нормально отблагодарю. Ты как вообще? Деньги есть у тебя на еду хоть?”

“Глотая все оскорбления брата, я согласился, как дурак! Понимаете, я ведь никогда не пытался понять как ОН думает... Может это я был не такой как все? Используя его безлимитную кредитку, я следил за ней, постепенно узнавая о Лили всё больше и больше. И влюбился. Да, я влюбился! За один вечер она опровергла все мои представления об их богатом мире. Но я никогда не осмелился бы сказать ей правду, а на утро она ушла... Мне стало намного легче с одной стороны, ведь объяснения что она могла потребовать, разбили бы нашу сказочную историю на несклеиваемые кусочки. Но с другой стороны, её образ никак не выходит из моей головы. Что мне делать, Кристиан, я совершенно потерян,” почти плача, вопрошал Эрик слепого бродягу, который совершенно случайно оказался рядом с современным Ромео.

Старик улыбался, и это ужасно раздражало Эрика. Если бы не физическая недееспособность старца, он может не сдержавшись и накричал бы на своего собеседника, но чувства стыда, что мы всегда испытываем перед инвалидами, заставляя нас отводить от них взгляд при каждой встрече, не позволило Эрику проявить нетипичную для него несдержанность.

“Молодой человек,” начал слепец, “Вы не понимаете какое чудо произошло с Вами. Не стоит горевать, поверьте моему горькому опыту, а лучше послушайте мою историю. В далекие веселые семидесятые годы, Вы наверное слышали про тогдашнюю молодежь, детей цветов - хиппи. Так вот, я был одним из представителей той несравненно веселой субкультуры. Мои глаза в то время могли лицезреть, и поверьте мне, это было яркое время. Не потому что я мог видеть, но конечно и поэтому, но мы в те времена не заморачивались о завтрашнем дне. Мы жили так, будто завтра наступит конец света! Я был молод, недурен собой, подвешен на язык и неразборчив в связях. Когда мои друзья коллекционировали женские тела, что поддались на их уговоры, я собирал сердца. Переспать с девушкой, во время глобального движения свобод (занимайтесь любовью, а не войной - это ведь лозунг моей бесшабашной юности), не составляло никаких проблем. Но я шел по другому пути, я питался не женским телом, а чувствами. Провести ночь с девушкой было для меня, ну как для Вас сейчас добавить в друзья красивую девушку в фейсбуке. Да-да, юноша, я не совсем еще выжил из ума и слежу за тенденциями современной молодёжи. Майспэйс, фэйсбук, твиттер... А раньше мы писали друг другу письма: чернила, листок бумаги, марка, конверт, и запах женских духов на полученном письме... Вам не понять всей прелести того средства связи. Но я что-то отвлёкся. Так вот, переспать с кем-то было очень легко, и поэтому не очень интересно. Пока другие испражнялись в разных необычных физических слияниях и соитиях, я завоёвывал сердца. Не тела, а именно сердца. Влюбляя в себя молодых легкомысленных девушек, я испытывал необыкновенное блаженство. То что с ними происходило потом меня совершенно не интересовало: большинство проклинало меня, единицы даже пытались покончить с собой, но я шел дальше. Это было время таких как я, как мне казалось. время бескомпромиссных, жестоких прожигателей жизни. Но возраст мой тихо подкатывался к этим печальным сорока, когда уже не хватает сил на бесконечные сейшены. Да, так в наше время называли Ваши современные тусовки. Я влюбился, вернее влюбил себя в одну молодую художницу, Карину. Я был старше её, и видимо ей это нравилось, потому что через акких-то полгода мы поженились. Она искала приключения, а я был как современный Билли Боб Торнтон: полон разных экстравагантных идей и желаний. К счастью, мы так и не завели детей. Почему к счастью? Потому что на третий год нашей женитьбы, исполняя каскадёрский трюк для одного фильма, что так кстати и не вышел в прокат, я потерпел аварию. То ли тормоза отказали, то ли я ехал слишком быстро, но мотоцикл, на котором я ехал, влетел в телефонную будку. Я выжил, но осколки стекла так сильно поранили мои глаза, что с тех пор я не могу видеть даже Ваше печальное лицо. Моя Карина проводила рядом со мной бессонные ночи, пока я лежал в госпитале. Операция шла за операцией, но зрение ко мне так и не вернулось. Она была маленьким журчащим ручейком света в моей отныне темной жизни. Смеясь, она рассказывала как рисовала меня пока я спал. Она не была тактичной, но она всегда была позитивной, и смеясь пыталась объяснить какая интересная получилась картина. Мне, слепому, она рассказывала свои картины. И я представлял эти картины. День за днём, час за часом, я рисовал в своём воображении те картины, что она рисовала. К сожалению, Карина, как и тогдашняя медицина, оказалась бессильна перед моим недугом. Она отвернулась от меня, как и те врачи, что почти четыре месяца врачевали мои потухшие глаза. Я остался один, уже немолодой, слепой старикашка...”

“Истратив все свои сбережения на бессмысленное лечение, я оказался в приюте для инвалидов. Попав туда впервые, я был удивлен позитивным отношением к жизни обитавших там людей. Калеки, слепые и глухие, безрукие и безногие, отсталые в развитии взрослые люди смеялись, пели песни и делились со мной своими мыслями. Не имея возможности видеть, я тренировал слух, и уже через некоторое время мог различить скрип инвалидной коляски Альфредо или цоканье каблуков главврача - Мисс Ангелины Рикацетели. Сбежавшая из одного из кавказских районов грозного СССР, она нашла пристанище в Лондоне. Широчайшей души женщина, привыкшая к постоянным пререканиям в очередях за предметами бытовой необходимости на своей Родине, она с бесконечной энергией и упрямостью билась, боролась, ругалась с представителями министерства здравоохранения, писала жалобы везде и всюду - мэру Лондона, министру здравоохранения, нашему премьер-министру. Разве что до королевы не дошли её письма, хотя точно судить я не берусь. Это была Железная Леди нашего приюта, рядом с которой Маргарет Тэтчер казалась обычной слабохарактерной школьницей. И она билась за комфортный быт совершенно чуждого ей народа, за комфорт таких как я, от которого отвернулись все - и родные, и любимые, и государство. Но у всех обитателей приюта была она - Наша Железная Леди.”

“Признаться честно, первое время я её боялся. Но со временем, привыкнув к её строгому нраву и безапелляционному мнению на разные вещи, мы очень сблизились. Забыл сказать что обитатели приюта постоянно устраивали друг другу сюрпризы. Старые, брошенные, лишенные всех физических возможностей люди поздравляли друг друга с днём многодетной матери в Зимбабве или с 50-летием окончания школы нашим дворником, завхозом, охранником, и главным заводилой, Джоном Дигби. Каждый день мы жили по наставлениям великих хиппи, мы жили каждый день как последний, хотя для многих это на самом деле и был последний день. Старуха смерть была таким же частым гостем в нашем приюте, как и серые тучи в этом северном округе Лондона.”

“Печаль по поводу ухода Карины как-то незаметно покинула мою голову. Желание увидеть Ангелину Рикацетели всё больше и больше овладевало моим разумом. Мы очень много разговаривали, но как Вы знаете я никогда не осчастливился лицезреть её вживую, и в одну из наших встреч, я попросил её описать себя. Впервые я почувствовал её смущение. Она извинилась, и сославшись на неотложные дела, покинула мою палату.”

“Как рассказал мне потом наш незаменимый мистер Дигби, прибыв в Великобританию, наш главврач быстро выскочила замуж за какого-то прожженного болельщика Челси, а тот, будучи подшофе, бил её изо всех сил после каждого поражения своей любимой команды. Так как Челси в те времена еще не встретил своего волшебника на голубом вертолёте в лице Романа Абрамовича, проигрывала его команда гораздо чаще чем выигрывала. С тех пор она и скрывается в этом монастыре лишенных и потерянных, пряча от остального мира своё изуродованное шрамами лицо.”

“История этой милой женщины, этого ангела в моём занавешенном мире настолько усилила в моём сердце скорбь и горечь, что больше месяца мы не произнесли друг другу ни слова. Затем наступила весна... А, я забыл сказать что у меня в начале апреля день рождения. Так вот, я очень ждал наступления весны. Не ради солнца и весёлого чириканья птиц, а ради своего день рождения, этого праздника детства, что мы так не хотим отмечать, становясь взрослыми.

Седьмого апреля мои братья и сёстры по несчастью устроили мне аудио концерт. Русский лейтенант Алексей Мересьев, с протезом вместо ноги, танцевал чечётку. Затем, пели сиамские близнецы из Италии со смешной фамилией Путика, а наш заводила Джон Дигби подыгрывал на гитаре хору из кривых, косолапых и изуродованных инвалидов. Под конец вечера на сцену вышла она. Я понял это по тихому шепоту окружавших меня друзей. Я понял это по разряду электричества, пробежавшем по комнате. И наконец, я понял это по бешеному стуку моего сердца.”

“Она запела. О Боже, как она пела! Она пела о том, как красив этот мир. О том, какие яркие краски окружают нас в этом прекрасном мире. Она пела “what a wonderful world,” и она пела его для меня. Вокруг всё замолкло, окружающие затаили дыхание. Ничего не было слышно, кроме её божественного голоса, и поверьте мне, молодой человек, когда слепой говорит Вам что в комнате звучал только её голос, это так и было. Вам, зрячим, этого не понять. Её песня звучала как песнь о верёвке в доме повешенного. О, как прекрасен этот мир, разливался её голос по комнате, но этот мир я видеть был не в состоянии. Она закончила... Ни единый шорох не нарушил этой тишины, никто не решился похлопать. Время остановилось, все были в ступоре. Я понял что она ушла, когда ощутил солёный вкус слез на своих губах. Я плакал, как маленький мальчик в детском саду. Я плакал, и никто не смеялся над моей слабостью. Мы были как Гуинплен и Дея, за исключением того что я был слеп, а она уродлива. Наутро я узнал что она вернулась в Россию.”

Слезы разливались Темзой по лицу Эрика. Он уже не скрывал своих чувств, а плакал навзрыд в пустом вагоне, уткнувшись носом в плечо этого грязного бродяги. Поезд давно бросил якорь на конечной станции своего пути. Ушли все, только они вдвоем сидели в тишине своей общей печали.

“Но... как Вы живете сейчас? Кристиан... Я не знаю... На Вашем месте я скорее всего убил бы себя...”

“Думаете я не мечтал об этом? Каждый день... Час... Момент... Я хотел разрезать себе вены... Однажды я даже решился на страшный грех; я ушел из приюта, оставив всё. С собой я взял только её песню и пошел умирать. С улыбкой на лице я шел по тихим улочкам Лондона, в надежде встретить свою смерть. Но её образ не выходил из моей головы, а её песня всё звучала в моей душе. С тех пор прошло 18 лет... Я не могу уйти из этого мира, пока все ещё помню её...”

Теперь уже старик ревел, не сдерживая слёз. Эрик был потрясён. Он пытался найти слова поддержки, но не мог. Он заглянул внутрь своей души, но там зияла черная пустота - печаль слепца овладевала его душой. Не в силах больше делить со слепым стариком горечь его лишений, Эрик молча встал и ушел...

Цокот каблуков вывел Кристиана из ступора. “Ангелина, неужели это ты?” радостно спросил он пустоту перед собой. Тишина. Полнейшая тишина. И вновь цокот каблуков. Её каблуков. Он не спутал бы этот звук ни с чем. “Ангелина?” уже потерянно вопрошал старик. А вокруг только тишина - могильное безмолвие откружающего мира. “Она пришла за мной,” понял Кристиан...

***

Слезы неровной черной струйкой лились из ее глаз. Кто она эта девушка в зеркале? Та, которая любит настолько, что порой теряет рассудок или просто несчастная особа, отчаянно пытающаяся придумать себе любовь? “А может он и есть моя любовь? А вдруг это судьба? Ну как же я могла? Ему ведь больно? Кому именно, Лили? Зачем? Какая же ты сука, Лили. А кто меня пожалеет?” В голове вертелись сотни мыслей. Данный процесс, миссис Хендрикс, психоаналитик Лили, называла водоворот мыслей, только вместо убийственного водоворота, который может утянуть на тот свет, она просила представлять водоворот в масштабах унитаза. Смешно, но, согласитесь, помогает? Лили попыталась “смыть” мысли, но они просто не покидали ее голову. Хотелось просто уснуть и проспать месяц, а может даже и год, чтобы все прошло, забылось и притупилось. Но злодей сон так и не посетил ее, впрочем, как и тысячу других людей пытающихся убежать от себя. Сон для многих является, своего рода, искусственной комой. То место, куда они уходят, дабы отвлечься от внешнего мира. Лили часто так делала, и сегодня очень на это надеялась, вот только не получилось, да и время было обеденное.

Не умываясь, с остатками боли и слез на лице, Лили присела на подоконник. Перед ней открывался прекрасный вид на длинную и красивую улицу, куда съезжаются люди со всего мира, дабы потратить свои кровные в этих бесконечных магазинах. Скоро Рождество, вдруг подумала она. Ей всегда было интересно наблюдать за тем, с какими лицами люди выходят из магазинов. “Почему, почти все, кажутся такими счастливыми?” думала она. Из раза в раз, заходя в эти магазины, она так ничего и не поняла.

Лили потянулась за пачкой сигарет и вдруг, поняла, что ей совсем не хочется курить. “Может вина? Хотя к черту вино, виски. Напиться так, чтобы не помнить, как меня зовут?! Нет… это не вариант, на утро будет еще хуже, если не физически, то морально. Плюс ко всему, до утра еще надо дожить. Может позвонить Франческе и наконец-то попробовать ее эликсир счастья, вернее, порошок счастья? Как же я устала!” твердила она сама себе. Устала любить, устала прощать, делать глупости и наедятся на чудо. А водоворот все крутил и крутил Лили…

После нескольких часов проведенных в думках, она, наконец, обессилила, и старый знакомый, злодей – сон, сжалился над ней.

Лили проснулась с твердым осознанием того, что она больше не хочет страдать и что с прошлым надо, непременно, покончить.

Быстро сбежав с кровати, она направилась в душ, после чего одевшись и накинув на себя свой любимый серый шарф из лавки для туристов – единственный подарок Родена, сделанный не по случаю очередного праздника, а просто так, по случаю неожиданного снегопада. Лили направилась к выходу, лишь на секунду задержавшись у зеркала. “Я ведь решила покончить с прошлым? А ведь этот шарф и есть самое дорогое, что есть у меня из прошлого! Дороже всех Damiani по случаю дня рождения”. “Нет”, подумала Лили, “я могу проститься с прошлым и так, но с этим шарфом я вряд ли расстанусь”.

На улице стемнело, а Лили нравился ночной Лондон. Было в нем, что-то такое завораживающе-манящее. Еще ей нравился тот факт, что ночью не было видно вечно-серого лондонского неба, которое тяжким грузом лежало у нее па плечах. Она словно физически ощущала вес неба на себе. Она просто шла и не заметила, как ноги привели ее в ее любимое кафе, скорее, их любимое кафе. У самого входа она увидела его силуэт, единственный и неповторимый. Его широкую спину, за которой можно спрятаться от всех бед на свете. Его шелковистые волосы, в которые она так любила запускать пальцы. Его, родной, запах, смешанный с табачным дымом. В ушах стоял гул, и единственное, что она слышала, это стук своего сердца. Замерев на минуту, она продолжила ход. Немного обогнув столик, она вдруг поняла - это был не он…

***

Все мегаполисы мира устроили предрождественскую гонку вооружений: Нью-Йорк, Париж, Москва и Токио соревновались за право называться самым красиво украшенным городом уходящего года. Даже в Абу-Даби установили ёлку ценой в десять миллионов долларов. Многочисленные экспозиции, разнокалиберные санта-клаусы и переливающиеся гирлянды украшали густонаселённый Лондон, а его обитатели, поддавшись предрождественскому "Раппелю", сметали с прилавков магазинов всё, устраивая при этом нешуточные баталии в борьбе за право быть первым в очереди.

Не одна неделя прошла со времён того незабываемого свидания, а Эрик всё продолжал свои пешие прогулки по ночному Лондону. Последовав совету Кристиана, он больше не пытался изгнать образ Лили из своей памяти, скорее наоборот, собрав все сладостные воспоминания об их сказке, взял и спрятал на самую верхнюю полку в хранилище своей памяти. В моменты особо тяжелой депрессии он извлекал оттуда кусочек из их счастья и проживал его вновь. Вновь и вновь. Пока не становилось легче. К сожалению, легче не становилось.

Когда-то давно, рождество и новый год были любимыми праздниками Эрика. Он любил это зимнее ожидание сюрприза, необычного чуда, что должно было произойти скоро, вот-вот, но чем старше становился Эрик, тем более горько было осознавать, что чуда никакого не будет, а Санта Клаус - это не добрый дедушка из печки, а всего лишь пьяный переодетый дядька.

В этот судьбоносный предрождественнский вечер Эрик брёл с железнодорожной станции в сторону своей берлоги, чтобы поскорее окунуться в объятия старого знакомого, волшебника - сна, который как Санта Клаус, иногда одаревал его снами о Лили... Путь со станции занимал около трех четвертей часа, но в этот раз должен был затянуться подольше. На тротуар огромными хлопьями валил снег, а лютый ветер тормозил уверенную поступь Эрика. Маленькие домишки в этом отдаленном районе Лондона были красиво украшены перед наступающими праздниками. Дорога была пуста, все пешеходы давно разбрелись по уютным креслам, к горящим каминам и любящим семьям. Воровато заглядывая в чужие окна, Эрик видел как люди собираются за семейным столом и, крепко схватившись за руки, произносят молитвы Богу; но сам, как брошенный всеми бродяга, настойчиво продолжал борьбу с лютым морозом и пронзающим ветром. Ни один автомобиль не проехал мимо, даже собаки, что всегда ревниво провожали его гавканьем и рыком, попрятались по тёплым конурам.

За окном красного дома с черепичной крышей сидела типичная семья: строгий отец, мать в фартуке и с большой кастрюлей в руках, патлатый тинейджер и девочка лет семи. Девочка, поедая свой Твикс, с интересом глядела в окно на одинокого странника жизни.

Вдруг входная дверь этого милого дома неожиданно распахнулась, и на проезжую часть выбежала девочка - ребенок, в домашних тапочках и пижаме, со смешним бубенчиком на голове. Её большие голубые-голубые глаза смотрели прямо на Эрика, а раздраженные крики ее матери, бегущей босиком по свежевыпавшему снегу, она не замечала. Её крохотные ручки бережно протягивали ему нетронутую палочку Твикс: "Хочешь?" спросила она громко, абсолютно не стесняясь декабрьского снега. Обледенелыми от мороза руками, Эрик беспомощно схватил протянутый ему подарок. На миг, он потерял нить связывающую его с реальностью. Он потерянно смотрел на эту девочку, что так сильно напоминала ему его мать. Когда Эрик пришел в себя после мимолётного замешательства, девочка уже брела в сторону своего дома, весело потряхивая бубенчиком на своей голове. А её мать продолжала ворчать на своего ангелочка, крепко держа её за руку...

Придя домой, Эрик обнаружил под своей дверью большой голубой конверт с алой каёмкой. Фамильный герб Фальке гордо красовался на этом конверте, но Эрик, потрясённый неожиданным поступком своего личного Санта Клауса - этой маленькой девочки, без сил рухнул на кровать. Здравствуй, старый знакомый, волшебник - сон.

***

Вспоминая как маленькой девочкой она нетерпеливо бежала к новогодней ёлке за своими подарками, Лили размеренно, как и подобает настоящей леди, разрезала голубой конверт с алой каёмкой специальным лезвием. Внутри лежало приглашение на ежегодный бал-маскарад, проводимый в загородном имении семьи Фальке. Франческа давно прожужжала ей все уши про этот маскарад. "Лорд Дербишир, Мистер и Миссис Фальке, даже Гарри с Уильямом должны быть там! Весь свет Лондона, все аристократы, дети всех милллионеров, леди и сэры! Мы обязаны пойти, Лили! Ты понимаешь какая возможность это для меня? Ладно, тебе, бывшей девушке самого наследника империи Фальке это неинтересно, но пойдем же, прошу тебя! Ради меня, оставь свою печаль, давай оторвемся наконец! Это будет карнавальная ночь, и если захочешь - твоё лицо никто так и не увидит," пиликала Франческа в бешеном предвкушении карнавала.

"Томик любимой Остин, бутылка вина, и одинокий вечер у камина... Или бешенная ночь в компании моей любимой подруги?" Все складывалось в пользу одинокого вечера дома, пока неожиданный звонок родителей не вывел её из раздумий.

"Лилиан, какие планы на новый год? Мы забронировали билеты в Лондон! Встретим праздники как в детстве, ты, папа и я. Надеемся у тебя нет никаких планов?" быстро-быстро раздавался голос матери в телефонной трубке, но ещё быстрее бежали мысли в голове Лили: "Новогодняя ночь с родителями? Нет уж, увольте! Бесконечная трель о том как им хочется поскорее стать уже бабушкой и дедушкой, о том какие они с Роденом прекрасная пара, как их брак поможет отцу разрешить наконец свои проблемы с налоговым департаментом Франции..."

"Простите, мама, меня пригласили на новогодний бал у Фальке... Боюсь мне придётся пойти, я уже пообещала Франческе и ..."

Оборвав Лили на полуслове, в трубке раздался восторженный голос матери: "а Роден тоже там будет? Ну что за глупый вопрос, прости свою старую мать, совсем из ума выжила. Конечно ты должна туда пойти! Я просто читала в одной из желтых бумаг что у вас с Роденом не всё так гладко. Врут, как всегда, журналистические утки! Помни, лучше Родена тебе не найти! Чудо-мальчик."

"Да-да, мама, Роден тоже там будет..."

"Не к чему ей было знать что мы уже больше полугода не общаемся, и хотя он продолжает настойчиво звонить, я для Родена давно потеряна. К счастью для нас обоих..."

Костюмы греческих богинь, которые Франческа нашла в одном из магазинчиков Камдена, не только подчеркивали все прелести её фигуры, но и полностью скрывали её лицо, поэтому данный наряд во многом поспособствовал её согласию на участие в гламурном праздновании новогодней ночи в имении Фальке.

***

Зима. Очищенный от всякого снега асфальт в усадьбе Фальке не мешал двигаться ему уверенной походкой франта. Сменив домашние тапочки на лакированные туфли, он шел в эпицентр того мира, от которого сбежал три года назад. Старый, но все ешё сохранившийся смокинг, который они вместе с Роденом покупали перед свадьбой их кузины, делал его неотличимым от остальных мужчин на этом празднике для власти и денег.

"Кого я пытаюсь обмануть?" думалось ему в момент, когда швейцар с безукоризненной улыбкой не открыл перед ним дверь.

"Вас ожидают?" И снова, как и тогда, перед свиданием с Лили, он не знал что ответить этому непременному предмету экстерьера любой гламурной тусовки.

"Сейшен, назвал бы это Кристиан", с печальной улыбкой вспомнил Эрик. "Мое имя Эрик Фальке."

Швейцар, охранники, и весь люд, скопившийся на входе в усадьбу Фальке, замерли в шоковом удивлении. Не обращая внимание на таинственный шепот зрителей, наблюдавших за этой картиной, Эрик быстро напялил на себя маску, что протянул ему один из организаторов вечера, первым пришедший в себя.

"В этом наряде Вас не отличить от брата, мистер Фальке," краем уха услышал Эрик, вступая в главный зал - место развратного отдыха людей, образу жизни которых позавидовал бы сам Эпикур.

Главный зал, украшенный средневековыми гобеленами и картинами, был полон красивых и ухоженных людей. Прекрасные пары, сливающиеся в танце под классические мелодии живого оркестра, резво снующие туда-сюда официанты и прочий обслуживающий люд, тёплый свет ламп - всё создавало впечатление средневекового бала времён отважных рыцарей и милых принцесс, если бы не горький привкус пафоса и загубленных судеб. Старые, уже никому не нужные британские аристократы всё ещё пытались держать марку в свете молодых, безшабашных нуворишей из стран дальнего востока и средней азии, светские дамы искоса поглядывали на красивых молодых девушек, продвигающих себя на этой ярмарке тщеславия. Девушки соревновались в красоте платьев и блеске бриллиантов, и казалось, что даже горничные и домработницы устроили соревнование на самые острые и гладкие складки на складках мужчин.

"Я наверное единственный на этом празднике, кто сам гладил свои брюки," думал Эрик, хватая бокал красного вина с подноса проходящего мимо официанта. Делая первый глоток, Эрик поморщился, не в силах скрыть своё отвращение к этому выбору вина. "Pauillac где-то конца восьмидесятых," вспоминал он обязательные уроки виноделия для всех членов семьи Фальке, "как всегда, безумно дорогой и безвкусный выбор местного виночерпия." Вино было чересчур сладким, даже слащавым. Никакие уроки виноделия не заменили бы ему опыт, полученный в выборе вина для вечеринки у друзей в Камдене - стесненные в деньгах, они за снешные для продавца пять или восемь фунтов находили поистинно настоящие шедевры винного искусства.

"Даже и не думайте пробовать белое вино - это кислятина какая-то," произнесла вдруг девушка в греческом костюме, обращаясь к нему,

"Как она поняла что мне не понравилось вино?" пронеслось в голове Эрика, пока он проводил рукой по своей маске, чтобы убедится что его лицо всё ещё надежно скрыто от окружающих. Бросив незаинтересованный взгляд на свою случайную собеседницу, по его телу неожиданно пробежал разряд электричества. Длинные вьющиеся волосы, немного откровенный наряд, что так старательно подчеркивал все прелести её несколько худощавой фигуры, и маска, старательно скрывающая ото всех её лицо... Эрик не сомневался - это была она. Он помолчал наверное минут пять, видя как она внимательно изучает его, и затем произнёс:

"Надеюсь на этот раз Вы не испаритесь так быстро."

Вдруг замолкла музыка вокруг. Весь собравшийся люд в унисон начал отсчёт до наступления Нового Года.

10,9,8… Громко отсчитывали люди.

9,8,7… Не в силах поверить в происходящее, он как зачарованный смотрел в её глаза, которые он узнал бы и под тысячей других масок...

6,5,4… Она смотрела ему прямо в глаза. Их глаза говорили друг-другу всё-то, что так стеснялись сказать они оба... "Я нашел тебя, моя любимая дура..."

5,4,3… "Прости что я ушла... Но мне надо было так поступить... Чтобы понять наконец кто ты для меня... А я ведь до сих пор не знаю кто ты, таинственный захватчик моего сердца..."

4,3,2… "Никогда больше не покидай меня... Слышишь? Умоляю... Заклинаю... Я больше такого не переживу..."

3,2,1… “Иди же ко мне наконец..."

0…

0…

0…

Народ, опьянённый наступлением Нового Года, скандировал "Ура" и "С Новым Годом". Все вокруг обнимались, целовались и поздравляли друг друга, будто на праздновании в университетской общаге, а не на великосветской тусовке. Для Эрика же ничего не существовало кроме вкуса губ Лили на своих губах, он обнимал её, не в силах поверить своему счастью... Эйфория охватила всё его тело, ему хотелось кричать от радости, орать, не стесняясь своего голоса, громогласно проинформировать весь мир о том как он счастлив! В состоянии полнейшей радости, он крепко держал Лили в своих обьятиях, и не было человека, счастливей его на этом свете. "Остановись мгновенье, ты прекрасно!" прокричал бы Эрик не задумываясь своему Мефистотелю. взрыв хлопушек, мерцание бенгальских огней, радостный ор окружающих его людей и наступившый Новый Год были интересны всем, но только не этой красивой паре, слившейся в любовных объятиях...

Обессиленный от такого резкого поворота событий, Эрик застыл на одном месте. Вихрь мыслей пронослился в его голове, мечты, вдруг, на миг воплотились в его серую реяльность; но вкус её губ всё ещё ощущался не его губах, и он знал, что с ним произошло необыкновенно чудо. Накапливаясь в его мыслях как снежный ком, его мечтания обрели наконец реальную физическую оболочку, и лавиной ворвались в его бушуещее сердце...

Он открыл глаза, только осознав что больше не сжимает её в своих объятиях. Ушла... Не ушла тихо-тихо как в их последнюю встречу, а резко вырвалась из его объятий, скрывшись в толпе празднующих людей...

***

Долгие ночи раздумий и безповоротное решение не играть с огнем своих емоций, жестокиы страх перед внезапным чувством любви к Эрику – всё исчезло в тот миг, когда она поняла что этот мужчина в маске и есть он, таинственный любитель Синатры и вина. Лили, как и в первую их встречу, потеряла всякий контроль над собой, и была полностью под чужой властью. Она не привыкла и просто не могла быть зависимой, не могла играть в эту детскую сказку – любовь. Читая любовные романы, она всегда смеялась над женскими персонажами: смеялась над их наивностью и слабостью перед людской, а в особенности мужской жестокостью. Не раз клялась она себе что никогда не позволит постороннему мужчине контролировать и манипулировать ею.

Когда отголоски разума вгрызлись таки в её голову, она стремглав вырвалась из столь любимо-ненавистных обьятий, и как заправский спринтер, убежала в сторону дамской комнаты, абсолютно не стесняясь своего глупого поведения. “Ты ведешь себя как обыкновенная шлюха,” жестоко твердил ей разум, “на празднике родителей Родена, которые в тебе видели свою будущюю невестку, находятся люди, коварным языкам которых позавидовали бы самие ядовитые кобры.”

Аккуратными движениями, чтобы не размазать праздничный макияж, Лили умывает лицо ледяной водой, дабы смыть остатки наваждения, что так резко захватило её мир. “Все, я готова снова быть собой,” решила Лили, уверенной поступью возвращаясь в место скопления гостей.

Будучи частой гостьей на такого рода мероприятиях, Лили знала что лучшее место для рандеву со своими мыслями – в самой гуще людей. Мирно попивая свой напиток, она наблюдала за разными людьми, что окружали её; но мысли об Эрике всё не выходили из головы. Мимо проплывали вальсирующие пары, а пожилые дамы завистливо поглядывали на молодёжь.

“А не превращаюсь ли я в такую же старую лягушку?” думалось ей. Пример брака сильной женщины четко рисовался в её голове: почти насильно выданная замуж за её отца, мать Лилиан контролировала все семейные дела, лишь в обществе поддерживая сильный волевой образ своего супруга. Отец Лили тяготел к искусству, но к сожалению не обладал каким-то великим талантом, и поэтому его единственным и самым верным фанатом оставалась лишь его дочь. Её отец во многом заменил ей мать, для которой работа была единственным развлечением в жизни.

Тем не менее, больше похожая на мать в своей целенаправленности и своим отношением к жизни, Лили не знала что предпринять в сложившейся ситуации, и мечтала о совете отца, который всегда был для неё авторитетом в вопросах о подростковых влюбленностях и разбитых сердцах.

“Как я буду без тебя, пап?” не раз спрашивала отца дочь, перед отъездом в Англию.

“Ты будешь великой женщиной, Лили. Но тебе пора вырасти и научиться принимать решения самой. Я в тебя верю. Не бойся риска, главное рискуй, когда ты уверенна в своей цели.”

“Эх, знал бы он каких дров я наломала за своё пребывание здесь…” Переехав в Лондон, она почти утратила связь с отцом, который полностью погряз в темных афёрах её матери, но помня о наставлении рисковать ради своего счастья, она вдруг решает что пора бы уже следовать словам самого близкого ей человека.

Полная решимости, Лили начинает медленно осматривать окружающих людей. Примерно в двадцати метрах от себя она видит Франческу, которая, как будто специально поджидая её, помешивала в руках два бокала с шампанским. Не дав Франческе вставить ни слова, она выхвативает один из бокалов и как заправский алкоголик, залпом осушает его, со словами:

“Прости, подруга, но я пошла за своим счастьем!”

***

Три года упорной работы над собой, три года в компании своей заклятой подруги, три года молчаливого терпения всех меланхоличных заходов Лили, и вот этот момент настал – её первый выход в свет. Всё было так как она представляла себе в бесчисленных мечтах и снах – красивые беззаботные люди, ощущение чрезмерной власти, мысль о том что она теперь в их кругу, и никто не осуждает её за прошлое, никто не чурается её, скорее наоборот, мужчины заинтересованно поглядивают на эту милую девушку. “Им не понять каких усердий стоило мне попасть на это мероприятие,” удовлетвренно думала Франческа. Миллионы разных вечеринок, тысячи людей, постелей и танцев; проститутки, бандиты, актеры, художники, музыканты, наркоманы и даже десятки эмо – она видала много в этой жизни, но высший свет Британии несомненно был её целью с раннего детства. “Знали би мои дружки с Хакни где сейчас находится Франческа, дочь вечно пьяной сутенёрши, “мамочки”, как называли её мать все мимолётные отцы и папаши Франчески; они кусали бы себе локти от зависти,” не переставала радоваться лучшая подруга Лили. Каких-то три года понадобилось ей, чтобы сбежать из ада Хакни на вершину Британского Олимпа – Новый Год у Фальке.

Чувство радости затмевал лишь тот факт, что пока ни один из присутствующих мужчин не обращал должного внимания на эту покорительницу Олимпа. Большинство её потенциальних женихов были давно женаты, а те немногие молодые отпрыски великих семей давно и безнадежно были помолвлены с фифочками из таких же богатых и известных семей. Сегодня был её первый шанс, и скорее всего единственный; поэтому Франческа решила взять дело в свои руки, впрочем как и всегда.

Рецепт был известен давно: крохотная таблетка экстази, растворённая в стакане любого алкогольного напитка и всё, человек начисто теряет разум.

“Новый год говорите? Ну пусть будет шампанское тогда. Напиток аристократов с презентом от Ризы – моего старого поставщика,” ехидно проносились мысли в голове этой авантюристки, пока она раслабленно взбалтывала два бокала с Периньёном. Покурив марихуану в далеком отрочестве, она перепробовала всё что предлагали её многочисленные знакомые – грибы, кексы, амфевитамины, кокс, экстази… И если дети буржуа ещё могли как-то бороться с плохим настроением, попивая алкоголь и куря сигареты, то для Франчески наркотики давно были единственным спасением от душевных недугов, а с недавних пор, и методом достижения поставленных целей.

Франческа никогда не была такой червствой и алчной, она даже любила… Вдвоем с Кристофером они планировали счастливую жизнь вдали от Хакни, вдали от бандитских разборок и жестоких убийств. Ей было семнадцать лет, и она любила самой чистой и искренней – первой любовью. Любовь была обоюдна, как ей казалось, и она даже не думала оберегать себя какими-то контрацептивами, желание доставить Кристоферу удовольствие было для неё важней каких-то глупых мер предосторожности, недаром говорят что любовь – это превалирующее желание доставить удовольствие своему партнеру, не задумываясь о своих ощущениях. Ей оставалось четыре месяца до своего совершеннолетия, когда доктора поставили ей жестокий для молодой девочки вердикт: она была беременна. На крыльях радости неслась она тогда к Кристоферу, в надежде поскорей обрадовать его счастливой вестью. Однако его реакция была неожиданной для Франчески: будучи под дурманом какого-то наркотика, он начал жестоко избивать будущую матерь своего ребёнка, ориентируя свои удары на самое сокровенное беременной женщины – её будущее дитя. Захлёбываясь в луже своих слёз и крови, она вдруг отчетливо поняла, что этому ребенку не суждено увидеть белый свет.

“Если Вы ещё когда-либо забеременеете – медицина этого объяснить не сможет,” отрезал все её мечты пожилой гинеколог.

С гибелью её младенца, погибла и прежняя Франческа – открытая яркая девочка из Хакни, но появилась другая Франческа – такая как на балу у Фальке.

***

Поглощая вина бокалы один за другим, Эрик растерянно осматривал главный зал имения Фальке. Только сейчас, он понял чего так не хватало на этом праздновании Нового Года. Голубой, зеленой, настоящей или же искуственной, но все таки новогодней ели. Когда эта мысль врезалась отчетливо в сознание мистера Фальке, он перестал понимать, находится ли он в реальном мире, или всё это сон. Много разных людей подходило к нему и уверенно заявляло: "Поздравляем Вас, мистер Фальке," заставляя его вновь хвататься за маску, и убеждаться что она всё ещё на месте. Внешняя, просто абсолютно идентичная шожесть с Роденом в этом костюме просто никак не приходила ему в голову, как объяснение столь загадочному поведению гостей этой усадьбы.

Количество выпитого алкоголя не могло позитивно влиять на его восприятие окружающего мира, но девушку в греческом костюме он никак не мог не заметить. Черные волосы, шикарная фигура и бокал шампанского в руке.

"Я лучше украду Ваш напиток, пока Вы не вылили его мне на голову," сказал Эрик, опорожняя бокал оторопевшей от такого неожиданного подхода греческой богини, "и куда это Вы так неожиданно сбежали?" Эрик говорил совсем не то, что так долго репетировал в своей голове, а его собеседница, как-то игриво улыбнувшись опорожненному Эриком бокалу, вдруг прильнула к нему, и страстно прошептала:

"Мистер Фальке, сегодня я готова исполнить любое Ваше желание..."

Неожиданнно мир вокруг Эрика обрел краски, и складывалось ощущение что до этого момента он был слеп. Музыка отдавалась в его ушах каждой нотой, и казалось что он слышит даже скрип каблуков дирижера. Мелькающие мимо дамы вдруг превратились в средневековых принцесс с длинными вьющимися платьями, а головы мужчин украшали парики времен Марии Антуанетты. Обнимая и целуя Лили, Эрик почему-то ощущал нить неестественного, а сама Лили меняла свой облик с периодичностью минутной стрелки на старых часах. Толпа сливалась со среневековыми гобеленами, и казалось что все Сэры и Леди покинули свои картины и слились в медленном танце. То-ли Лили вела его прочь от всего этого разноликого сброда, то-ли Эрик бесжалостно тянул её в сторону гостевых спален, понять было невозможно. Эриком овладевало желание, животное влечение каждого мужчины к особи женского пола, и не совладая с собой, он резко срывал платье с плеч своей Лили. Проклятое видение не покидало его, Лили резко меняла облик, представая перед ним то в образе средневековой дамы, то в образе дешевой фулхамевской проститутки, то вновь, на миг обретая свой истинный ангельский вид. Эрик в бешенстве кричал, не замечая длинных ногтей своей спутницы, царапающей его спину. Его разум играл с ним жестокую шутку, нейроны в его голове рисовали ему жестокие картины ада, и единственной мыслью в голове Эрика было поскорее взорвать послушное тело Лили. Он не слышал, да и не хотел слышать того как она кричала, извиваясь под мощью его объятий. Его разум потерял всякую связь с происходящим, он чувствовал себя животным, вдруг выпущенным из клетки. Эта ночь нисколько не походила на ту сказку, что произошла с ним после первого свидания с Лили...

***

Лили не раз ночевала в этом красивейшем уголке Сюррей, но в другом флигеле усадьбы – в хозяйских спальнях. “Главное, я рядом с любимым мужчиной,” спросонья думалось ей. Как часто бывало после бурной и веселой ночи, она проснулась до пения петухов. Радостная от наступления первого дня в Новом году, она была счастлива чувствовать рядом мирное посапывание Эрика. Конечно, прошлая ночь нисколько не была похожа на сказочную круговерть первой встречи. Её партнер был резок, как совершенная противоположность её любовнику в первую ночь, он был зол, зол на неё. “Неужели он не может понять, что я ушла, потому что испытывала слишком сильные чувства к нему?” не могла разобраться она в столь странном поведении своего любимого, “Эрик был неотличим от Родена прошлой ночью, и его странное нежелание снимать свою маску…” Ее тело разрывала боль от резких и жестких ночных прикосновений, поэтому она серой мышью выскользнула из под одеяла, пытаясь не разбудить спокойно спящего Эрика в глупой карнавальной маске.

“Вторая ночь вместе, а мы уже играем в ролевые игры,” пыталась обратить прошлую ночь в шутку Лили, направляясь в сторону кухни, дабы выпив кружку свежесваренного кофе, хоть чуть-чуть прийти  в себя…

***

Проснувшись в гостевой спальне Фальке, Эрик не помнил что произошло с ним накануне. Резкая головная боль и мимолётные воспоминания о Лили, об их сладостном поцелуе затмили его разум. Открыв глаза, он увидел её, свою греческую богиню.

"Лили! Лили!" теребил он её, не в силах поверить в своё счастье. Наконец он разбудил её своими неуклюжими движениями.

"Какая *** Лили, я Франческа, ты ***!"

Приглядевшись, Эрик наконец увидел то, что никак не мог разглядеть прошлой ночью: перед ним лежала девушка, внешне похожая на его любимую Лили. Но всё-таки это была не она...

Пропуская мимо ушей все оскорбления, что неслись в его адрес, Эрик, быстро напялив на себя нижнее бельё, ускакал в сторону кухни, чтобы успокоив жажду литром-другим воды, разобраться наконец во всем происходящем...

***

Первым кого увидела Лили возле кофеварочной машины был… Эрик! Протирая глаза, события вчерашней ночи начали постепенно выстраиваться в логическую цепочку… Неожиданная встреча с Эриком, слезы в женском туалете, её возвращение, залпом выпитый бокал шампанского из рук Франчески, снова потерянный Эрик, и чересчур откровенное поведение Лили. “Я совратила Родена, совершенно того не желая,” вдруг отчетливо осознала Лили…

Глядя на потерянного Эрика, раздетого, лишь в каком-то смешном нижнем белье, с всё ещё потным и разгорячёенным телом, Лили не нашла ничего лучше чем сказать: “ну да… Мы ведь друг другу никто…” Сдерживая слёзы, что водопадом падали из её глаз, она убежала. В очередной раз - в третью их встречу. А Эрик молча продолжал глядеть в пустоту, туда, где буквально секунду назад стояла девушка, которую он так любил…

***

Прошло несколько месяцев со столь насыщенного событиями Нового Года, далеко позади остался столь ненавистный Лондон, и в этот весенний день Эрик был в Праге, ни разу ни кем не завоёванной столице Чехии. Своим старым полароидом он продолжал фотографировать молодоженов на Карловском мосту. Будучи лишь сторонним наблюдателем на чужом празднике любви, он продолжал свой путь за группой молодёжи, что кривляясь и шутя следовала за новоявленными мужем и женой. Он был один, в этом странном городе центральной Европы; деловые переговоры давно закончились, и Эрик наслаждался неожиданным снегом на лощёных тротуарах Праги.

Пшик-пшик, звучал его фотоаппарат, пытаясь запечатлить кучу снуюших туда-сюда туристов. Улыбки, ухмылки и слёзы – ничего не ускользало от его опытного взгляда. Привыкший путешествовать в одиночку, он в сотый раз фотографировал местные достопримечательности, не мечтая запечатлить свою потерянную натуру в этом необычном городе.

Чешский Карабас-Барабас, управлял своим “Буратино” с достоинством настоящих британских сэров, и улыбался падающему снегу и мелькающим мимо туристам. Эрик, привычним движением бросил ему 50 крон, как и дюжине уличных музыкантов, весело наигрывающих национальные мелодии на мелких улочках Праги. Эрик любил уличных бродяг, не всех, а только тех, кто не стеснялся прохожих и творил музыкальные шедевры, в надежде найти не только пропитание на сегодняшний день, но и ценителей своего искусства. Эрик вспоминал десятки, и даже сотни лиц великих и известных музыкантов, что играли свои мелодии с выражением полнейшей апатии и пофигизма на лице. Эрик любил бродячих музыкантов за их любовь к жизни, за их позитивный настрой.

Уличные торговцы терялись в догадках, видя этого красиво одетого мужчину на Карловском мосту. Он не был похож на типичного туриста, его фотографии не являлись копией стандартных фотографий гостей столицы Чехии. Он фотографировал только те вещи, что были интересны ему: выражения лиц восхищённых прохожих, картины местных Гогенов и Эль Греко, и утомлённые взгляды местных жителей.

Он был лишним в туристической Мекке Чехии, на старинном Карловском мосту; как впрочем был он лишним и в любом месте, где бы не появлялся – будь то новогодняя тусовка среди Британской аристократии или же распутная пьянка в неумолкающем Камдене. Он был лишним везде, но казался своим всюду. Чехи говорили с ним по-чешски, французы по-французки, а немцы по-немецки. А ему не было разницы – он легко говорил на языках Мольера, Гёте, и даже Ярослав Гашек позавидовал бы его знанию чешского – сказывались университетские вечеринки у друзей из Чехии.

Лили надолго испариилась из его жизни. Бесчисленные сообшения, письма, звонки… Она всегда с усмешкой относилась к современным видам общения, предпочитая им реальный разговор: “меня раздражают люди, без конца печатающих на своих блэкберри,” часто повторяла она. А Эрик, не будучи дураком, сдерживая желание сквозь зубы, писал ей не чаще одного раза в три недели, хотя на самом деле горел желанием знать о каждом прожитом ею дне, часе, мгновении.

“Ну да, мы ведь друг другу никто,” отчетливо звучал её голос в его голове. “Никто…” Это “никто” убивало его день изо дня, но к счастью это “никто” позволяло ему поддерживать редкую связь с девушкой, которая столь неожиданно захватила его сердце.

Он отчетливо помнил каждое из её писем, особенно ярко он помнил момент, когда она написала ему в шесть утра. Избитый бессоницей, он закрывал свой лептоп, без какой-либо надежды на её скорый ответ, намереваясь поскорее погрузиться в царствие старого друга, волшебника-сна, который продолжал изредка радовать его снами о ней. Неожиданно запищал его блэкберри. Не прошло и минуты, как отозвался айфон, уведомляя о новом письме, и, уже полностью прогоняя его сон, заиграл свою мелодию его лучший друг – Мак. Письмо было от неё, письмо было ни о чем, лишь сухим ответом на его многочисленные вопросы. Но её приветствие – “мой загадочный путешественник,” рисовало в его голове картиниы, достойные руки Тициана. Он так и не заснул в ту ночь, думая над каждим слогом своего ответа, над каждой буквой. Но в итоге, так ничего и не ответил, продолжая играть по классическим правилам современных Дон-Жуанов и Казанов.

Сейчас, возвращаясь в свою огромную комнату где-то в старинном районе Праги, он сразу кинулся за компьютер, мирно посапывающем в углу апартмента. Открывая дверь своего местного дома, Эрик не переставал радоваться обилию университетских друзей из Чехии: его номер был размером с небольшую квартиру, с собственной кухней и даже гостиной, и всё это за какие-то копеечние 36 евро в сутки. Помня миниатюрные номера в пяти-звездочных отелях мира в свои Фальковские времена, он убеждался в очередной раз, насколько переоценёнными являются тысячние номера во всех Ритцах и Грандах, и насколько недооцененна ныне настоящая дружба.

Новое письмо. Эрик не удивился, ведь работая в сфере айти-менеджмента, он получал письма каждые два часа, если не чаще. Но это письмо поступило на его личный почтовый ящик, о чем радостно уведомлял его компьютер. Написала она…

“Мы вот завтра вылетаем Лондон – Милан, там будем дня два-три. Будет прикольно если мы там где-нибудь увидимся.“

Опрокинув прочь все мысли о классических Дон-Жуановксих техниках и стилях, Эрик, как влюбленный школьник, быстро-быстро пишет ответ, пока её профайл всё ещё висит онлайн.

“Какая неожиданная новость! А я как раз завтра еду в Милан на поезде из Праги, у меня там важная встреча. Как по-поводу ужина в Ля Рикатта послезавтра в 20.00?”

Он чуть ли не прыгает от счастья, в предвкушении неожиданной встречи. Выдающийся математик, человек, привыкший логически мыслить на двадцать шагов вперед, Эрик отправляет письмо, совершенно не проверив факты. Её письмо, полное детских смайликов, он читает так часто, что знает его содержание назубок, как школьный стих… Лишь через час, получив положительный ответ и опустошив бутылку чешского вина, он узнает что в виду международного женского дня, все авиарейсы до Милана полностью выкуплены, а столики в Ля Рикатта забронированы на две недели вперёд. Не медля ни минуты, он собирает свои скромные пожитки, и садится на поезд до Милана, чтобы проделав четырнадцать часов в пути, и совершив две пересадки, прибыть в город куда так неожиданно пригласила его Лили.

Милан охватила предпразничная эйфория, в магазинах выстраивались длинные очереди в предверии международного женского дня; в гостиницах номера были забронированы за много дней до его приезда. Недолго думая, Ерик идет в Гранд Отель, и оплачивает номер золотым мастеркардом Родена, не задумываясь о последствиях и аморальности данного поступка. Из малюсенького номера гостиницы, в которой останавливались Верди и Карузо, Эрик, на смеси английского и итальянского, заставляет таки консьержа забронировать ему столик на двоих в Ля Рикатта.

***

Дуомо, Палаццо Реале, Ла Скала… Лили не раз была в этом Эдеме шопоголиков, но каждый раз этот город оставлял в её памяти незабываемое впечатление. Пока туристы щелкали фотоаппаратами, она пила свой латте маккиато в одной из многочисленных кофеен Милана. Родители, как типичные представители туристической массы, убежали опустошать свои кошельки в многочисленных магазинах Милана, и Лили наконец-то была предоставлена сама себе. Бодрящее кофе и неспешная прогулка по далеким от туристических маршрутов улочкам дивного города… Этот день должен был помочь ей разобрат’ся в своих чувствах и мыслях, круговерть новогодней ночи всё еще не выходила из её головы, и хоть она теперь и была теперь официальной невестой Родена Фальке, этот странный Эрик всё еще занимал немаленькую полку в её хранилище памяти. “Непонятный он какой-то… Вроде легко ведомый и управляемый, а на самом деле человек с твердым стержнем внутри и с мудрейшим взглядом на жизнь…” Лили была не рада самой себе, что всё-таки ответила на многочисленные письма Эрика, рассказав о том, что находится в Милане, на отдыхе с родителями, которые в последнее совершенно время не понимали что с ней происходит…

Вокруг сидели деловые итальянцы, попивая свой кофе и что-то печатающие на своих лептопах. Глядя на этих молодых и решительных работяг, Лилиан решает проверить свою почту, и на удивление видит там письмо от Эрика. Он всегда отвечал долго, и поэтому Лили не торопилась со своими ответами.  “Завтра, Милан…” читала Лили, и мысли скоростным поездом неслись в её голове. Желая поскорее разобраться в своих чувствах, она соглашается на ужин с братом своего бойфренда, с человеком, который так неожиданно осчастливил её жизнь, и так же неожиданно разбил все её мечты…

***

Капли дождя медленно опускались на мостовую, наводя тоску на разноликих туристов. Но не на этого молодого человека в сером пальто, уверенно и весело перепрыгивающем через лужи. Весенние осадки смывали с грязных тротуаров Милана пыль и грязь, и Эрику чудилось, что он находится внутри картины своей любимой, но малоизвестной художницы – настолько яркими казались ему краски окружающего мира. Красочные брюки всегда модных итальянцев воскрешали в его памяти школьные годы, когда со своими лучшими друзьями они примеряли зелёные и красные штаны в одном из дорогих бутиков, посмеиваясь и хихикая над своим внешним видом. Для законодателей мод данная форма одежды не являлась моветоном, наоборот, украшала стройные тела пожилых синьоров и синьор. “Насколько закомплексованы всё-таки люди в своём большинстве,” думал Эрик, в радостном предвкушении скорого свидания с Лили. “Пора бы и мне уже поучиться у этих жизнерадостных и болтливых людей, и сменить свой чопорный наряд”. Столь разнообразными мыслями он прогонял прочь всякие думы о Родене и их отношениях с Лили. Сегодня он наконец увидет её.

Эрик прибыл намного ранее условленных 20.00, и с удовольствием оглядывался вокруг. Один из лучших ресторанов Милана поражал своей простотой и гостеприимностью, домашнюю атмосферу подогревали и два гея – хозяева ресторана, которые любезно развлекали его беседой до прихода Лили.

Как же она была красива! Скромный, даже чересчур скромный наряд, почти полное отсутствие косметики на лице и неизменные наушники в ушах – такой была Лили в настоящей жизни. Не строгая леди в вечернем платье, а обыкновенная девочка, без пафоса и вызывающей красоты. Она была красива, более того, прекрасна в своей скромности и робкой застенчивости.

Извинившись за классическое десятиминутное опоздание, что бесжалостно разбило всю уверенность Эрика, который, как все по-настоящему влюбленные парни, провёл последние полчаса в нервном ожидании её появления; Лили сразу безапеляционно приветствует его: “здравствуй, мистер Фальке.”

“Она всё знает,” понял Эрик, не в силах скрыть своё смущение. К счастью, её распологающая улыбка утверждала что всё старое осталось далеко позади.

Мирно протекающий разговор нисколько не был похож на их первое свидание. Раскрыв перед ним все карты, Лили на этот раз была осторожна в своих высказываниях и мыслях, поддерживая четкую границу их отношений. Они старательно избегали разговоров на тему отношений, любви и семьи, сосредоточив всё своё красноречие на искусстве и смешных жизненных ситуациях. Даже за маской отчуждения и отстранённости, Эрик понимал насколько близка ему эта необычная девушка. А её взгляд… Он не только поглощал всю его душу в глубине её очей, но собирал в кучу все мельчайшие нейроны в его голове, заставляя их бесконечно взрывать его разум. Мечтая упасть в бездну её глаз, он искал в них ответы на свои многочисленные, невысказанные вопросы, но не находил ответа. Волшебные огоньки мерцали в больших карих глазах Лили, в бездонном омуте которых, он видел самое счастливое, что доступно человеку - он видел нежный взгляд их будущих детей. Настолько глубокими были озёра в её глазах, а длинные ресницы настолько гармонично окружали её зрачки, что Эрик заблудился в своих мыслях, раз за разом говоря совсем не те слова, что долго репетировал в своей голове. Он терялся в догадках, не в силах разгадать, что скрывается за милым взглядом этой волшебницы. Понимая что временами несет полнейшую чушь, он не переставал говорить. И с не меньшим интересом, он вслушивался в каждое произнесённое ею слово. Её голос был для него как песня Ангелины для Кристиана.

Посмеиваясь над немолодым официантом, который так робко и застенчиво обслуживал их, что казалось, будто они - жестокие ресторанные критики из Рататуя, Эрик и Лили выходят на улицу. Мелкий весенний дождь в это время уже перешел в жестокий ливень, и не в силах расстаться друг с другом, они решают переместиться в ближайший бар, дабы продолжить увлекательную беседу. К сожалению для их здоровья, но к счастью для Эрика, они решаются на пешую прогулку под дождем. Промокшая до нитки Лили хватает своего спутник за руку, чтобы не окунуться в лужи на проезжей части, и со стороны кажется, ничто не отличает их от пары влюблённых, весело топающих вместе с дождем.

К сожалению все ближайшие бары были закрыты, и им пришлось поймать такси. Нежно поцеловав свежовыбритую щеку Эрика, Лили упорхнула в ночную даль, а он продолжал стоять, счастливо ловя жидкие карамельки с неба…

***

На протяжении нашей жизни мы встречаем множество разных людей и каждый из них оставляет в нашей жизни неизгладимый след. Некоторые помогают нам обрести себя, другие заставляют нас двигаться вперёд и лишь единицы способны оставить в нашем сердце боль, неизлечимую временем. К счастью, человек имеет тенденцию оставлять прошлое за бортом современной жизни, но горечь утраты никогда не покинет наших сердец.

К счастью, основным катарсисом людских отношений является не любовь, а дружба. Именно союз двух и более единомышленников заставляет нас совершать самые важные поступки – без оглядки на последствия или психологическую тяжесть решений. С детсадовских времен, сотоварищи являются нашими психотерапевтами, И когда родители малых покорителей жизни бывают заняты на работе, или просто не удосужились настроит’ откровенный диалог в семье, на помощь спешат малолетние помошники и советники: и пусть помощь их не всегда способствует верному решению, сам факт того, что ты не одинок в своих рассуждениях, делает твою жизнь намного легче, а проблемы - менее трагичными. С раннего детства, Франческа была предоставлена самой себе, а недостаток семейной опеки она с успехом заменяла не одним десятком преданных друзей. Первая любовь, первая сигарета, первый бокал вина – ничто из перечисленного не являлось должной темой для разговора с матерью. Ну а её сподвижники - лучшие подружки и друзья, всегда делились той крохой знаний, что они успели накопить за свою короткую жизнь. Конечно, эти детские разговоры не отличались абсолютной искренностью, но именно из таких капель информации и складывалось видение жизни молодой Франчески.

Оставив своё Хакнивское прошлое позади, Лили стала для Франчески единственной, по-настоящему преданной подругой. Несмотря на кардинальную разницу в социальном статусе и жизненной позиции, они держались друг за друга, и их тянуло навстречу, как противоположные заряды в химии. Их дружба была основана на противоположных взглядах, но близких им обеим интересах.

Взаимные интересы, вкупе с разными целями, не раз становились камнем преткновения в отношениях Лили и Франчески. Воспитанная в лучших традициях европейских школ, Лилиан, стремилась обогатить свои знания лишь в той области, которая была ей наиболее интересна, в то время как Фанческа желала знать всё обо всем, пусть поверхностно, но главное – она была в курсе всего. Обсуждая аполярность их взглядов, Лили не раз приводила пример Шерлока Холмса, который не знал что Земля крутится вокруг солнца, но мог по следу ботинка определить типаж и телосложение человека.

Тем не менее, они не раз выручали друг друга из тяжелых ситуаций, и как всегда бывает в дружбе, в моменты особо плохого настроения, одну тянуло к другой.

Однако в данный момент, Франческа не осмелилась связаться с Лили. Их общение свелось к абсолютному нулю после дикой новогодней ночи в усадьбе. К счастью, Лили так и не поняла, для чего в шампанском оказалась растворенная таблетка убийственного наркотика, тем не менее, сам факт того, что Франческа провела ночь с Эриком, поставил крест на их дальнейшем обшении. Как писалось ранее, пути достижения заданных целей кардинально отличались у некогда лучших подружек, И Лилиан считала её поступок за предательство. Не понимая и не принимая абсолютное чувство собственности своей подруги над некогда её любовником, Франческа не хотела просить прощения за своё поведение на новогоднем балу, а Лили не никак не могла понять мотивов своей лучшей подруги. Вот так и закончилась дружба двух столь разнообразных девушек.

Вопреки всякой обиде, Франческа очень сильно нуждалась в поддержке своей лучшей подруги. Её тело начали одолевать необъяснимые спазмы, голова разрывалась от карусельных головокружений, и казалось что почва уходит у неё из под ног. Но ей было не к кому обратится, с превеликим сожалением она осознала, что в последние несколько лет, у неё не было в этой жизни никого, кроме Лили, И ни алкоголь, ни дурман наркотиков не мог помочь ей вернуть свою лучшую подругу. Только наступив на свою гордость, и пойдя на поводу у этой домашней девочки, Франческа имела шанс восстановить так глупо утраченные отношения. Но врожденная упрямость, и выработанная в общении с молодыми аристократами гордость, мешали ей сделать первый шаг.

Не подозревая о том, что Лили так же страдает без своей лучшей подруги, червь сомнения начинает грызть Франческу изнутри, пробуждая в ней давно забытые чувства алчности и жестокости.

***

Путешествия для молодого человека в полном расцвете сил были лишь бегством от печали и прошлого. Аэропорты, гостиницы, музеи и выставки – он пытался скрыться в мире новых ощущений, но незарубцевавшиеся раны из прошлого продолжали теребить его опечаленное сердце, а былые кошмары продолжали преследовать его по ночам, следуя за ним на гольф поля Турции, через пески Аравии к трибунам болельщиков Арсенала на Ноу Камп.

Встречая старых одноклассников после долгих лет разлуки, Эрик не переставал удивляться обретенной ими зрелости и жизненной мудрости. Балагуры и затейники, двоечники и закоренелые ботаники завоёвывали всё пространство мира, не взирая на географические границы и културьные разногласия. Глобализация настолько рьяно ворвалась в современную жизнь, что встретив старого знакомого в альпийской деревушке, никто уже не удивляется неожиданной встрече. Оставив позади детские интриги и обиды, мы делимся самым наболевшим с людьми, жизнь которых была покрыта белой пеленой для наших глаз в последние восемь-десять лет. Сотоварищи, с которыми всегда мечтали в детстве, строя по-юношески максималистические грандиозные планы, всегда останутся самыми искренними и преданными друзьями, ведь только с тем, кто знает всё о твоей жизни, можно быть по-настоящему честным, в то время как познакомившись с новым человеком, мы всегда пытаемся представить далеко не самую откровенную, скорее идеализированную версию, апгрейдного себя.

Старые друзья – отдушина для самых сокровенных тайн, личный ящик Пандоры каждого индивидума, а новые знакомства – неиссякаемый источник для понимания самого себя. Психологические учения, да и простая житейская мудрость говорит нам о том, что первое впечатление – самое сильное и искреннее. Представ перед человеком впервые, твой образ надолго останется в его голове именно таким, как показалось им впервые, и лишь долгие часы разговоров и встреч способны поменять начальное мнение о Вас.

Если количество посещённых стран росло для молодого путешественника в арифметрической прогрессии, то число знакомых увеличивалось в прогрессии геометрической. Бизнесмены, студенты, спортсмены и артисты несли в его жизнь заряд положительной энергии, заставляя Эрика хоть на миг забыть о превратностях жизни и о горечи от проделок злодейки-судьбы. Но намного больший эффект над его жизнью произвели те немногие девушки, которые заинтересовали его в поствлюблённый период. Обладая от природы многоликой натурой, мистер Фальке менял маски, с периодичностью смены сценических костюмов звёздами эстрады.

В одной компании, он играл роль шута, не взирая на непонимающие и косые взгляды других парней, и совершенно не переживая над комичностью своего поведения. Управляя на подсознательном уровне окружающими, он легко заставлял их смеяться или плакать, в глубине души надеясь на хоть единственный понимающий взгляд, мечтая наконец встретить человека, готового разглядеть слезы за маской наигранного веселья.

С другими, он вступал в ожесточенные политические споры, пытаясь удивить окружающих интеллектом и аналитическими способностями. К сожалению, большинство его собеседников было больше заинтересовано в защите своей точки зрения, а дебаты превращались не в дружественную беседу интеллигентов, а в битву за свою идею или мысль.

Делая записи в своем блокноте в уютных кофейнях вечно хмурого Лондона, он с печальным лицом рассуждал о современных нравах и любви, а в ночных театрах развлечений подставлял голову под удары опъянённых парней, грубо и безапеляционно пытающихся завоевать расположение понравившейся Эрику девушки.

Ничто не кликало на современных девушек, и брошенный в одиночестве на очередном свидании, рожденный на Земле инопланетянин осознал наконец, что он перестал понимать женщин, а бешеные скачки по разным точкам мира в преследовании девушки, захватившей его сердце, не приносят ничего, кроме разочарований.

Потерянный в жизни, он сидит на балконе, встречая весеннее солнце над даунтауном, и только всё ещё здравый рассудок удерживает его от прыжка вниз с восемьнадцатого этажа…

 


0
510
9