На урочище Кушек, неподалеку от ныне мёртвого посёлка Рахмет, я попал в составе «международной» экспедиции (армянин, грузин, четверо русских, да пара нас – казахов). Лагерем встали возле одной из зимовок. В первой же беседе местные пастухи предупредили, что волков расплодилось немерено и балуют они здорово. На людей пока не нападали, чай не зима, но, то коней распугают, то барана зарежут, а пару дней назад, так вообще собаку со двора стащили. Как свидетельство того, что волки лютуют, предъявляли мерина, которого слишком поздно кастрировали и у того осталась привычка гулять «по – кобылам». Но в табуне свои жеребцы и бедолаге приходилось слоняться в отдалении. Где он и нарвался на волков.
Было это в годы полного беспредела, иначе говоря, в начале девяностых. Молодые независимые республики, гордясь своей независимостью, между тем, не знали, куда её сунуть. Реальную власть на местах представляли бандиты, «палёную» водку разливали все кому не лень, деньги стремительно обесценивались, демократы хором орали, что во всём виноваты коммунисты, и больше ни черта не делали.
Если в городах, ещё сохранялась хотя бы видимость порядка, то в малых сёлах, особенно на юге Кустанайской области, люди были заняты просто физическим выживанием. Не было дела ни кому до этих самых людей. И уж тем более до волков, коих всегда в степи было предостаточно. И волки реально обнаглели.
На урочище Кушек, неподалеку от ныне мёртвого посёлка Рахмет, я попал в составе «международной» экспедиции (армянин, грузин, четверо русских, да пара нас – казахов). Лагерем встали возле одной из зимовок. В первой же беседе местные пастухи предупредили, что волков расплодилось немерено и балуют они здорово. На людей пока не нападали, чай не зима, но, то коней распугают, то барана зарежут, а пару дней назад, так вообще собаку со двора стащили. Как свидетельство того, что волки лютуют, предъявляли мерина, которого слишком поздно кастрировали и у того осталась привычка гулять «по – кобылам». Но в табуне свои жеребцы и бедолаге приходилось слоняться в отдалении. Где он и нарвался на волков.
Выглядело всё это достаточно неприятно. Хотя раны и начали заживать, вид полудюжины лоскутов шкуры, размером с две – три мужских ладони, выдранных у коняки, впечатлял. Жутче всего смотрелся глубокий рубец, тянущийся от середины шеи вниз через грудь. Такое впечатление, что рубанули топором. Пастух утверждал, что это волчьи клыки.
По началу, старались ходить кучкой, или парами. Однако звери не проявлялись, хотя голоса слышали все и неоднократно. Постепенно волчья тема «замылилась» и стали работать в обычном режиме.
Одиночный маршрут это то, что я люблю более всего. Степь. Ты один. Сам выбираешь направление и режим работы. Если слишком жарко, можно с плато спуститься вниз к реке и отмокать в ней, хоть до «ознобышей», и снова вперёд или назад – решаешь сам.
В тот день решил далеко не ходить – километрах в пяти от зимовки на север заметил интересные неглубокие балки, заросшие тальником и шиповником, решил их и обследовать. До ближайшего ложка добирался часа
два. Когда производишь сборы, быстро и по прямой не ходишь – налево травина интересная, справа – козявка, а вон с того бугорка, может открыться вид на интересный ландшафт. И так до бесконечности. В общем, добрался туда слегка подзаморившись. Спускаюсь в ложок и думаю: «Сейчас в теньке посижу, отдохну, перекурю, приведу собранный материал в порядок, а там видно будет куда двигаться – вверх или вниз». Страшно воняет псиной. На отдельных веточках тальника и, особенно на шиповнике, клочки грязно-буро-серой, в общем, неопределённого цвета шерсти. Волки здесь явно бывали, может даже рвали добычу или отлёживались после ночного разбоя.
Но сейчас-то день, да и лагерь и зимовка в пределах видимости. В общем, высматриваю кочку по удобнее да тень погуще. Нахожу, сажусь. Сбрасываю себе под ноги заплечный мешок, вытаскиваю из-за ремня сзади алюминиевую трость, которая в считанные секунды может превратиться в сачок для бабочек, крючок для ловли змей или дротик. Сбоку, тоже из-за ремня, вытягиваю здоровенный нож, который чаще использую как лопату.
Втыкаю перед собой. Сигарета. Прикуриваю. Глубоко и с удовольствием затягиваюсь. Вытягиваю ноги. И… в полуметре от своих пяток обнаруживаю комфортно вытянутые навстречу мне лапы, поверх них расположена здоровенная волчья башка. Глазища чайного цвета смотрят впрямую, настороженно. Разглядываем некоторое время друг – друга. Он меня с интересом, я его – тупо. Автоматически делаю ещё несколько затяжек, уже не чувствуя вкуса дыма. С виду зверь расслаблен. Очевидно, переваривает кого-то. Наверное, дурака, спустившегося в ложок передо мной. Но эта расслабленность гранаты с выдернутой чекой, только шевельни пальцами, отлетает скоба и – взрыв.
Понимаю, что надо что – то делать, но так, чтобы зверя не раздражать. Радикальных мыслей никаких. По сему, слегка мельтешась, начинаю упаковываться обратно. «Успокаивающе» бормочу, скорее для себя, чем для волка: «Да вот, это, ну жарко было сверху. Я ж ненадолго, всё уже. Сигарету, вот нормально, ничё не загорится. А нож, так он у меня вообще просто так. И дальше всё в том же роде. Зверь внимательно слушает эту «пургу». Шевелятся только уши, да «потягивается» изредка передними лапами, не поднимая с них головы. Никак не могу засунуть за пояс нож. Бестолково тыкаю им себе в живот и бёдра. Наконец догадываюсь встать.
Потихоньку отступая спиной вперёд, всё-таки пристраиваю его. Но в последний момент нож цепляется за алюминиевую трость. Гнусный металлический скрежет. Волк резко вскидывает голову, оставаясь, впрочем, лежать. Я издаю невнятный звук, затыкаюсь и замираю. Некоторое время мы оба неподвижны, смотрим друг на друга в упор. Затем хозяин ложка снова кладёт голову на лапы, непрерывно кося на меня глазом. Я снова начинаю двигаться спиной вперёд. Пропускаю тот момент, когда тело лежащего зверя «растворяется» в светотени веток тальника.
Выбираюсь наверх. Меня потряхивает. Вся одежда насквозь мокрая.
Слава Богу, только от пота. «Сворачиваю» маршрут, иду в лагерь. Всю дорогу, кажется, даже ни о чём не думаю.
Почему то об этом приключении первый раз я рассказал только пару лет спустя.