На своём пока ещё совсем не веку мне повезло общаться с такими замечательными поэтами современности, как Анастасия Романькова и Елена Касьян.
Это дорогого стоит, правда.
Мой мальчик, я стану подарком тебе. Это просто:
средь ночи, под ёлочной лапой, в канун Рождества.
Раскроешь цветную обертку неспешно, как взрослый,
и только от счастья чуть-чуть зазвенит голова -
в тональности с песней оживших серебряных ложек
(которым их бархатный гробик вот-вот отворят).
Я буду дороже тебе, чем твой финский всамделишный ножик,
в каникулы - до тринадцатого января.
Вернёшься с потешной прогулки в заснеженной шубе -
и сразу какао, и ноги лениво под плед -
тогда зазвучит для тебя механический Шуберт,
и я закружусь в ритме вальса, которого нет.
А в сумраке спальни (как хочется стать настоящей!)
целуя преграду, что между тобою и мной пролегла,
прошепчешь мне что-то - и мир мой опустится в ящик,
где стопка тетрадок за прошлую четверть, и вечность, и мгла.
Солдаты идут штурмовать баррикады из ЛЕГО,
доказывать верность тому, кто капризен и мал.
И в шаре стеклянном, под жгучим нетающим снегом
лежит танцовщица, которую он целовал.
***
значит, можно курить, не боясь, что кто-то заметит
хотя школьные стены теперь мне едва по плечо
лечь в ладони затылком, и слушать, как дышит ветер
и не думать о смерти, старательно думая ни о чём
мама, правда, те серые ангелы были чужими?
и в колодце, в котором поместится только один
я висел на руках, на крюках, на сиреневых жилах
я кричал в него - Господи!, он отвечал - пади..
но я выжил, и эта удача непостижима
я живой, все мои приключения впереди
я не сдамся, меня зовут Хиро, я сын Хиросимы
я иду к магазину, должно быть, там много всего
если я буду сильным, то небо останется синим
мама, правда ведь, то был колодец для одного?
я иду к магазину найти себе что-то к обеду
среди щебня, стекла, и камней, и раздавленных тел
мне так стыдно, как будто я что-то неправильно сделал
мам, скажи, я кого-нибудь предал, когда уцелел?
Анастасия Романькова
Юзек просыпается среди ночи, хватает её за руку, тяжело дышит:
«Мне привиделось страшное, я так за тебя испугался…»
Магда спит, как младенец, улыбается во сне, не слышит.
Он целует её в плечо, идёт на кухню, щёлкает зажигалкой.
Потом возвращается, смотрит, а постель совершенно пустая,
- Что за чёрт? – думает Юзек. – Куда она могла деться?..
«Магда умерла, Магды давно уже нет», – вдруг вспоминает,
И так и стоит в дверях, поражённый, с бьющимся сердцем…
Магде жарко, и что-то давит на грудь, она садится в постели.
- Юзек, я открою окно, ладно? - шепчет ему на ушко,
Гладит по голове, касается пальцами нежно, еле-еле,
Идёт на кухню, пьёт воду, возвращается с кружкой.
- Хочешь пить? – а никого уже нет, никто уже не отвечает.
«Он же умер давно!» - Магда на пол садится и воет белугой.
Пятый год их оградки шиповник и плющ увивает.
А они до сих пор всё снятся и снятся друг другу.
***
Повезу тебя на саночках, на саночках -
Только змейки от полозьев на снегу.
Посмотри, как изменился город за ночь,
Я тебя ему оставить не могу.
Повезу тебя по горочкам, по горочкам,
И все пальцы о верёвочку сотру,
В этом воздухе рассветном столько горечи,
Что глаза мои слезятся на ветру…
Повезу тебя тихонечко, тихонечко,
Ни кровинки в запрокинутом лице,
Только музыка трамвайных колокольчиков,
Только гаснущий фонарик на крыльце,
Только снег метёт, и город словно сказочный -
То ли сверху небеса, то ли внизу.
Повезу тебя на саночках, на саночках,
Прямо к Богу на крылечко повезу.
Елена Касьян