Периодически голливудские фильмы, снятые ещё на заре эпохи кино (и даже позже), могут вызывать у меня недоумение. Раньше театра что ли было больше в актерах, они играли с каким-то интересным преувеличением, нарочито часто меняли выражения лиц или интонации голоса, да и выглядели в кадре совсем иначе. Что и говорить, даже культовая фантастика 1960-80 годов местами казалась мне дико смешной и нелепой, наверное, поэтому она и обладает таким обаянием, какого нет в современном экшне. Вспомните самые первые, ещё черно-белые серии «Доктора Кто», или тот же «Звездный путь» — Кирк и Спок, да они же просто уморительны в этой своей театральности и нелепости.
Поэтому, пересматривая Хичкоковскую «Ребекку» 1940 года, мне поначалу было странно наблюдать за действием на экране. Ох эта Джоан Фонтейн со своим несчастным выражением лица, достойным не одного «Оскара». Она казалась мне на протяжении первого часа фильма ужасно странной и, действительно, очень неподходящей персонажу красавца Лоуренса Оливье.
Но Хичкок на то и Хичкок, что маэстро и гений. Последние сорок минут картины я смотрела, не отрываясь от экрана, с живым интересом, даже не зевая. Два часа и десять минут черно-белого фильма 77-летней давности, Карл! И это при том, что с романом-первоисточником я хорошо знакома.
Наверное, в этом и есть сила настоящего, качественного и профессионально выверенного кино, с живыми интересными героями, продуманными диалогами и красивой оболочкой, внутри которой действительно есть смысл. Такие работы не канут в Лету и всегда будут эталоном для кинематографистов. Главное — их не забывать, они представляют поистине громадную ценность. И даже несчастное лицо Джоан Фонтейн в «Ребекке» — это великая история.