Запредельная жара

Таня шла по улице, словно плыла сквозь густое марево, и вела за руку Валерку. Мать с ребёнком направлялись оборудование лазерного резки в городской парк. Асфальт плавился под их сандалиями. Июль выдался такой термоядерный, что Петербург превратился в турецкую парную. Город обволакивала влажная жара, от которой можно было спрятаться только в ванной, наполненной холодной водой.
Поезжай, милая, уговаривал её Дима, бери Валерку и поезжай. Я доделаю свои дела в Североморске и приеду к вам, ты даже соскучиться не успеешь. А вы пока обживётесь, привыкните к Питеру, да и начнёшь искать работу, сына запишешь в садик…
Тане не хотелось расставаться с мужем, но она лазерная машина послушалась. И уже в первый день, проведённый в Петербурге, страшно об этом пожалела.
За то время, пока муж на Севере зарабатывал деньги на квартиру, они привыкли к суровым режущий плоттер зимам и скудному лету, и не чувствовали себя ущемлёнными оттого, что почти не видят солнце. Конечно, редкие поездки на Чёрное море были настоящими праздниками. Но такое…
И сегодня, увидев, что стрелка уличного термометра уверенно показывает +60 на солнце, Таня тихо охнула. Да ещё окна в их крошечной однокомнатной квартирке выходили на запад, поэтому после шестнадцати часов режущие плоттеры пребывание дома становилось чуть ли не смертельно опасным.
- Мне тут не нравится, - накануне призналась Таня мужу, который позвонил по межгороду вечером, - Всего два дня мы с Валеркой в Питере, а уже хочется взвыть. Жара дикая, и всякая чертовщина происходит. Не город, а коробок с сюрпризами, причём такими мрачными… Знаешь, ты лазерная гравировальная машина или приезжай поскорее, или… может, нам вернуться домой?
- Какой дом, ты что, родная? Теперь наш дом – это Санкт - Петербург. Я в конце лета приступаю к новой работе. Ты же всегда хотела тут жить…
- Расхотела, - сказала она угрюмо.
- Да брось ты, освоишься, всё будет хорошо, - бодро произнёс Дима, - А что за сюрпризы?
Таня ответила уклончиво, а про себя пожалела, что вообще завела об этом речь. Дима бы не понял. Он был реалистом.
А дело было в том, что город ежедневно, ежечасно подсовывал ей «знаки». Под «знаками» Таня подразумевала всё, что видела вокруг себя необычного, не укладывающегося в привычные рамки.
В первый день после приезда, например, прямо на её глазах в метро умер пожилой мужчина. Наверное, от жары. Сначала Таня не поняла, что происходит, потому что увидела, что какой-то полный человек, дико скалясь, ритмично подтягивается на перилах мини лазерный гравёр лестницы, ведущей к выходу из станции метро, словно пытаясь поднять своё тело вверх по лестнице, и вновь оседает на корточки. Он был так увлечён своей странной гимнастикой, что его лоб покрылся испариной, и пена выступила на губах. И только услышав сдавленное рычание, Таня поняла, что он не пьяный.
Тане стало жутко, но, несмотря на парализующий волю страх, она чуть не вышла из вагона, куда уже села, чтобы хоть чем-то помочь. Её удержало только присутствие Валерки, который мог напугаться. Однако Танина настольный фрезерный станок с ЧПУ помощь и так бы не потребовалась, поскольку мужчину уже обступили молодые люди и девушки в форме курсантов МВД. Двое парней пытались разжать его сведённые судорогой пальцы. Девушки стояли вокруг молчаливым караулом, насупленные. Подтянулись ещё какие-то люди. И когда электричка с Таней и Валеркой, закрыв двери, тихо мини фрезерный станок с ЧПУ тронулась с места, она увидела, что мужчина упал, чуть не подмяв под себя двух курсантов, пару раз дёрнулся и затих.
Таня знала, что не скоро сможет избавиться от эмоций, вызванных этим зрелищем. Страшная предсмертная гимнастика. Безжизненное тело на ступеньках и строгие курсанты в серой форме. Липкий пот между лопатками и ниже спины. Радостно щебечущий ребёнок, который пока ещё ничего не понимает и поэтому не боится.
А на следующий день, когда они с Валеркой ездили развлекаться в Гранд Каньон, Таня в метро увидела девушку с одной рукой. Совсем молоденькая, с хвостиком, в майке и шортах, с левой стороны – девушка фрезерно-гравиравальный станок с ЧПУ как девушка, ничем не отличающаяся от других. Однако когда толпа повернула в тоннель, уходящий вбок, оказалось, что с правой стороны у девушки полностью отсутствовала рука. Там, где у всех нормальных людей был плечевой сустав, туловище девушки оканчивалось толстым уродливым рубцом.
Девушка шла впереди неторопливой походкой, и всё поправляла волосы над правым ухом - левой рукой. А люди делали вид, что ничего не замечают, однако вокруг однорукой девушки образовалось пустое пространство, чуть ли не метр на метр, и она плыла в этом пространстве одна, с отрешённым выражением лица, привыкшая, очевидно, к реакции окружающих и давно уставшая ненавидеть их за это.
Танино сердце сжалось в комочек от сострадания и ужаса. Она крепче стиснула потную ладошку Валерки, который, по счастью, ничего не заметил. А если бы заметил – на то и детская непосредственность – мог ведь прокомментировать на весь тоннель.
Напуганная и подавленная, Таня фрезерный станок с ЧПУ для обработки дерева поспешила унять своё воображение, и не рисовать картины того ужасного, что случилось с бедной девушкой. Однако всю ночь ей снилась колонна одноногих и одноруких людей, уходивших по бесконечному тоннелю. Она видела только их затылки, спины и культи. У них не имелось лиц, и это было к лучшему. Особенно выделялся в толпе мужчина в военной шинели старого образца, какие приходится видеть только в кино. Он перемещался на одной ноге – правой, и при этом не мог даже опираться на костыли, потому что рук у него тоже не было. Военный бодро прыгал на одной ноге, удаляясь так стремительно, что Таня, идущая следом, никак не могла его догнать. Впрочем, она и не гравировальный станок с ЧПУ ставила такой задачи. Она нарочно сбавила шаг и отстала от колонны. И проснулась в холодном поту.
В полутёмной комнате дышать было нечем. Слава богу, имелся вентилятор, подаренный мамой. В Североморске, понятное дело, им и в голову не приходила мысль о том, что такая вещь когда-то может оказаться необходимой. А здесь, в Петербурге, вентиляторы исчезли из продажи сразу, как на город обрушилась жара. Так что спасибо маме.
На третий день домашняя духота уже с утра оплела паутиной тело и сознание, и опять нечего было думать о том, чтобы висеть на телефоне и обзванивать садики, или конторы, где требовались работники. Таня увела Валерку в парк. Но даже там, в тени сосен и дубов, держалась обрабатывающий центр с ЧПУ сорокаградусная температура. Если не больше.
Они шли мимо маленького пруда, где, к удивлению Тани, оказалось почти безлюдно. В такую погоду было бы нормально, если бы у берега водоёма сгрудился весь микрорайон. Но только один мужчина сидел поодаль на поваленном дереве. Он проводил женщину с маленьким мальчиком осоловелым взглядом.
- Водиська, - радостно поделился Валерка с мамой, - Озейо. Там гыбки пвавают.
Валерка говорил так, как будто весь рот у него был заполнен пластилином. Таня подумала, что Валерку ей придётся устраивать в логопедический садик, куда попасть сложнее, потому деревообрабатывающий фрезерно-гравировальный станок с ЧПУ что в обычный сад его могут не принять. Она вздохнула, представив хлопоты, взятки, хождения по комиссиям.
- Да, сыночек, это озеРо, это водиЧка, там пЛавают Рыбки, - повторила она за сыном, сделав ударение на каждом звуке, который Валерка не выговаривал.
Тем временем её ноги сами свернули к тропинке, бегущей вдоль пруда, и Валерка радостно заскакал, вырывая потную ручку у матери. Но она ещё твёрже сжала руку сына – ещё не хватало, чтобы он сверзился в воду.
- Сейчас мы с тобой подойдём и посмотрим, какие же там плавают рыбки.
Помойные пираньи чёрного цвета, какие же ещё, подумала она без энтузиазма.
Они обогнули толстую корягу и пошли вниз, к ровной площадке, служившей для спуска в воду редких плюющих на прогнозы лазерная трубка санэпидемстанции купальщиков. И чем ближе подходили, тем меньше нравилась Тане густая мутная вода, напоминавшая рвотные массы или протухший бульон.
- Озейо, водиська, дядя куп-куп! – продолжал комментировать Валерка. Он в свои три года был устроен, как восточный акын, который что видит, про то и поёт.
- Дядя купается, - машинально поправила его Таня.
На отмели, действительно, лежал, раскинув руки и закрыв глаза с пушистыми ресницами, молодой нерусский парень. Его грудь и слегка запрокинутое лицо оказались над водой, а всё остальное – под. Судя по выражению лица, ему было хорошо. Что странно, учитывая качество воды, особенно в прибрежной полосе, в которой он плавал.
Таня с сыном остановилась, не решаясь делать шаг, настолько бестактной ей показалось возможность нарушить Фрезерно-гравировальный станок с ЧПУ для обработки камня безмятежное спокойствие парня. Но что-то в его позе, цвете кожи, слегка скрюченных пальцах раскинутых рук, а может, в общем антураже было явно не то. И чем дольше вглядывалась Таня в лежащего, тем больше понимала: он не отдыхает.
Парень был мертв.
Осознав этот факт, Таня почему-то повела себя странно. Вопреки нормальной человеческой реакции (то есть, испуг, визг, и так далее), она продолжала спокойно стоять, разглядывая парня, словно происходящее было вполне естественно. Как будто это нормально, что в пруду, возле которого она прогуливается с ребёнком, запросто так валяется мёртвое тело.
- Мужчина, - на всякий случай неуверенно позвала Таня, - Вы живы, или нет?
И, не дожидаясь ответа, подняла мелкий камешек и неловко пульнула им в тело.
Камешек чиркнул по ноге парня и отскочил в воду. В его лице ничего не дрогнуло.
- Пойдём, сынок, не будем мешать, пусть дядя отдыхает, - проговорила Таня, поспешно уводя ребёнка от плохого места. Валерка что-то щебетал на своём неразборчивом наречии. Слава богу, подумала Таня, зловещая подоплёка инцидента осталась за гранью его понимания.
Когда они проходили плоттер мимо мужчины, сидящего на бревне, Таня вдруг увидела, что на нём милицейская форма. В руках он держал пластиковую папку. Рядом на поваленном дереве лежала одежда, очевидно, утопленника.
Таня подошла к милиционеру. Он поднял на девушку мутные глаза, цвета той воды, что плескалась в озере.
- Товарищ… лейтенант, - посмотрев на погоны и определив его звание, обратилась к милиционеру Таня, - Почему вы не предупреждаете людей, что тут плавает покойник? У меня ребёнок напугался, может, он заикой останется из-за вашей халатности.
Она привыкла говорить, что думала.
Лейтенант равнодушно посмотрел на неё, отвёл глаза и сплюнул. Без слюны, одними сухими губами, видать, во рту пересохло. Он был молод и тощ, по виду – деревенский парень; соломенные Фрезерно-гравировальный станок с ЧПУ для обработки гранита волосы, конопушки и нос картошкой. Под глазами у него набрякли мешки, а белки глаз были красны, с прожилками полопавшихся сосудов.
Таня постояла ещё секунду, потом, не дождавшись реакции, молча повернулась и пошла дальше, держа за руку мальчика.
Они часа два бродили по парку. Когда Валерка, мелко перебирая ногами и дёргая её за подол льняной юбки, начал проситься на батут – Таня запретила, испугавшись, что ребёнок, попрыгав на такой жаре, получит тепловой удар. Она купила в единственном на весь парк ларьке две баночки сока, якобы из холодильника, но сок оказался тёплым и противным.
Через час Танин сарафан можно было отжимать, так как по ногам стекали струйки пота. И она с огромным удовольствием выкупалась бы, пусть даже в такой мутной воде, уже плевать, но смуглый парень с пушистыми, как у девчонки, ресницами, отнял у неё такую возможность.
Таня вдруг почувствовала пронзительную жалость к утопленнику, и попыталась усилием воли переключиться на другой предмет. Ничего не вышло. Ей было грустно и тошно, она чувствовала, что виниловый резак переполнилась Питером так, что скоро её вывернет наизнанку, и ей безумно хотелось домой, в Североморск. И ситуация, вызванная вынужденным пленом в этой адской жаре, показалась ей безвыходной.
- Пошли домой, сыночек, - наконец, обратилась она к Валерке, - Пошли смотреть мультики.
- Мультики, - радостно залопотал ребёнок.
Они пошли в обратном направлении, к выходу из парка. То есть мимо пруда.
Прошло уже довольно много времени с того момента, как Таня обнаружила утопленника. Милиционера нигде не было видно. Наверное, тело увезла туповозка, подумала она, и тут же увидела берег пруда, и людей на берегу и в воде, и поняла, что жизнь снова вступила в свои права. Эта мысль заставила её повеселеть, хотя на месте этих людей Таня воздержалась бы от купаний.
У знакомой коряги Таня мини лазерный гравёр почувствовала, как её со страшной силой, словно муху на дерьмо, тянет к пруду. Ей хотелось снова увидеть место, где лежало тело красивого юноши.
- Пошли, посмотрим рыбок, сынок, – сказала Таня и потянула ребёнка за руку.
Они двинулись по тропинке, огибавшей корягу. За корягой купались какие-то люди опустившегося вида, с сумрачными опухшими мордами, по виду – синяки или бомжи. Казалось, что их ещё при жизни затронули процессы разложения. Их лохмотья кучкой валялись на берегу. Таня нервно сглотнула, и, пересилив себя, сделала ещё шаг.
И тут же остановилась, как будто наткнувшись на стеклянную перегородку.
Из воды торчали знакомые скрюченные руки. Парень плавал на прежнем месте, только чуть больше ушёл под воду. Из лица на поверхности торчал только нос. Он был резко синего цвета.
А неподалёку плескались страшенные мужики и бабы, ещё больше похожие на трупы. Их было штук шесть.
Таня оттащила сына от мерзкой заводи. Поодаль, на берегу, сидели двое мужиков, по виду работяг, и жарили шашлыки. Таня подошла к ним.
- Вы знаете, что у той вон коряги труп плавает? – спросила она, дрожа, как от озноба, хотя это была такая реакция на запредельную жару.
- Знаем. Ну и что? – неприязненно лазерное гравирование отозвался один из мужиков. Второй даже не взглянул на Таню, он грыз травинку и мрачно смотрел в сторону.
Таня, опустив голову и заглатывая слёзы, быстро пошла прочь, волоча за собой Валерку, который вдруг начал вырываться и канючить:
- А-а-а! Куп-куп! Куп-куп!
- Тихо ты, заткнись, - урезонивала Таня, чувствуя, что вот-вот не выдержит, по- страшному сорвётся. Она была уже на пределе.
И когда нытьё перешло в визг, Таня молча остановилась и с неожиданной для неё самой злостью шлёпнула ребёнка. Он заплакал, но негромко, потрясённый переменой, произошедшей с мамочкой.
Тане стало стыдно, захотелось лазерная гравёрная машина схватить Валерку на руки, прижать к груди, но она не сделала этого, продолжая молча тащить его за собой.
На поваленном дереве, где раньше сидел милиционер, всё также лежали вещи утопленника, и рядом – пластиковая папка, которую лейтенант забыл, очевидно, впопыхах. Таня остановилась, раскрыла папку – и прочла то, что было написано от руки вверху первого листа, мелким корявым почерком: «Рапорт».
Далее – по тексту: «Суки, уроды! Что, с пяти утра труповозку не заказать? Вот она, ваша забота о подчинённых! Как я вас всех ненавижу! Прошу считать меня уволенным из органов внутренних дел по собственному желанию».
И ниже: «лейтенант юстиции, следователь следственного отдела отделения милиции № …, Соколов М.В.»
Таня представила, как тощий конопатый парень, выбросив своё удостоверение и милицейскую форму в пруд, едет лазерная резка в плацкартном вагоне поезда в родную деревню, и неожиданно почувствовала к нему что-то вроде симпатии. Насколько она сейчас вообще могла чувствовать.
- Пошли домой, сыночек, не капризничай, - проговорила она невнятно, заплетающимся языком. Валерка, всхлипывая и вздрагивая, что-то пролепетал. Спотыкаясь, он брёл рядом с матерью, держась за подол её мокрой юбки. Таня машинально погладила его по голове.
Они добрались до дома, где беспрерывно звонил телефон. Таня с трудом доковыляла до аппарата, сняла трубку и пролепетала: «Да…»
- Киса, почему так долго не подходишь к телефону? – донёсся до неё тревожный голос Димы, - Неужели вы гуляете? Сегодня самый жаркий день в Петербурге за все триста лет с его момента лазерный резак основания, представляешь? Только что об этом по радио говорили. Слышишь, вы там включите вентилятор, зашторьте окна, и сидите по горло в ванной, в холодной воде… Тань, что с тобой, а?
- Димочка, миленький, - Таня заплакала в трубку, - Пожалуйста, приезжай! Сил моих нет, родненький, не могу я тут больше. Приезжай сейчас же, а то я с ума сойду, Димочка, солнышко.